— Этим мы и занимаемся! — поднимаясь, ответил Соважон. — Благодарю вас за визит.
— А если я это выясню? — вызывающе спросил Бруно.
— Если вы выясните что? — переспросил пожилой инспектор.
— Выясню, кто уничтожил копию фильма и почему…
— Тогда мы назначим вас помощником шерифа! До свидания!
С мрачным видом Бруно пожал руки инспекторов и вышел из комнаты.
Мгновение спустя он уже сидел в своей машине и мчался к авеню Гобелин.
— Опять вы? — воскликнула мадам Биссман, одетая все в тот же пеньюар.
— Вчера я забыл кое-что у вас спросить…
— Что же? — все с той же иронией спросила она, прислонившись к стене и скрестив руки.
Всем видом мадам Биссман показывала, что настроена на продолжительную беседу. Бруно больше не пытался предложить пройти к ней, может быть, мужчина, назвавший ее накануне Мариз, был еще там? Он решил, что ей просто удобнее поболтать на лестничной клетке из желания быть замеченной с молодым человеком…
— Мне нужно фото вашего мужа.
— Ах, это! — удивилась она, беря в свидетели воображаемую публику.
— Я работаю во «Франс Пресс».
— Не читаю газет, не люблю читать.
— Я делаю репортаж о фильме, недавно показанном по телевидению, где ваш муж участвовал как звукорежиссер.
— «Скажите, что мы вышли», — быстро откликнулась женщина, будто участвовала в конкурсе. — Я его видела, у меня есть телевизор. Мне он не понравился. Девушки все время в одних и тех же платьях, и я так и не поняла сути. Но вы здесь ни при чем, — вежливо добавила она.
— Этот фильм имел огромный успех.
— Люди сошли с ума! — доверительно сообщила она своей таинственной публике.
— Мой главный редактор заказал статью о всех участниках съемок, актерах и техниках, по возможности сопроводив ее фотографиями. Теперь вы знаете все.
— Да, — спокойно ответила она, не шевельнувшись.
— Мне необходимо фото мсье Биссмана, — нетерпеливо продолжал Бруно. — У вас не найдется одного-двух снимков?
— Разумеется, найдутся.
— Я обещаю вам их не потерять, — уточнил журналист, заставляя женщину решиться.
— Но я не знаю, имею ли право дать их вам! Муж может быть недоволен.
— Наоборот, — с шаром возразил Бруно. — Он будет польщен.
— Если у него теперь другая профессия, это может его скомпрометировать…
— Или поднять его престиж.
— Престиж! — повторила она, будто не поняла значения слова.
Тем не менее не сдвинулась с места.
— Итак, да или нет?
— Уж очень вы упорны, а? — воскликнула, улыбнувшись, женщина.
— Пожалуй, да.
— Заметьте, вы правы. Доказательство: я сейчас принесу их, эти фото.
«Уф…» — мысленно выдохнул Бруно.
Мгновение спустя он вышел на улицу, предварительно сунув в карман фото Биссмана. Квадратное лицо, мясистые губы, горбатый нос.
«Прекрасное лицо для злодея», — подумал журналист о фотографии.
На колокольне Сен-Медар пробило полдень.
Полдень был и на бульваре Распай, 232, где Фабрис Фонтень только что с трудом открыл глаза. Казалось, он в угнетенном состоянии. Перед тем как лечь спать, он много выпил, но причиной состояния был не алкоголь. Вначале Фабрис отнес это на отсутствие женщины рядом с ним, — впервые за долгое время он спал один. Затем события предыдущего дня всплыли из потаенных уголков его памяти: беседа с корреспондентом «Франс Пресс» и новость, услышанная им по радио. Наконец-то Фабрис понял, почему он настолько разбит.
Тони Лафо мертв, а Эрналь исчез.
— Все это — абсурд, — прошептал он, прежде чем зевнуть.
У него не хватило смелости покинуть свою огромную кровать. Он устал, устал от всего: известности, женщин, кино и самого себя.
Он подумал о Лене Лорд. Вспомнил день, когда познакомился с ней. Она ждала — спокойная, нежная, сдержанная; ее глаза с радостью следили за его приближением к ней. Невинная, настолько невинна, что это просто провоцировало.
И Фабрис исполнил свой обычный номер: базарный цинизм, звездная самоуверенность. Она покраснела. Потом, позже, она плакала…
Фабрис зарылся лицом в подушку, будто желая все забыть, стереть слезы Лены Лорд.
Десять лет. Где сейчас Лена Лорд? Мертва? Жива? Или прозябает в безвестности?
Вошла Маги с подносом.
— Наконец-то! — прорычал актер, бросая подушку на ковер на полу.
Дневной свет ворвался в комнату.
— Думаю, не следует говорить мне, что я грязная тварь, я это знаю, — сказала она, поднося чашку кофе к его губам.
— Звонил Бруно Мерли, он хотел узнать ваше мнение о смерти Тони Лафо.
— Никакого, я ничего не думаю!
— Я так ему и ответила.
— И отныне я запрещаю кому бы то ни было говорить со мной об этом деле. Передайте всем репортерам!
— Я учту, — ответила секретарша. — Ваша ванна…
— Не сегодня, и, может быть, никогда больше, — вздохнул он. — Что за вид у меня, когда я плаваю в этой пене! Петрушка, стареющий человек, вообразивший себя моложавой кинозвездой.
«Депрессия», — тотчас констатировала Маги и не стала настаивать. Слегка приподнявшись, естественным жестом Фабрис обнял ее за талию и привлек к себе, уткнувшись лбом ей в живот и не шевелясь.
Она нежно ласкала его волосы. Маги любила подобные, крайне редкие, мгновения близости; он ничего не говорил, но она была уверена в том, что сейчас он получает больше, чем от всех его вместе взятых девочек на ночь.
— Фабрис, бассейн сейчас переполнится, — через некоторое время заметила она.
Он застонал, как ненавидящий бассейн ребенок. Она улыбнулась улыбкой, предназначенной лишь Фабрису, благо, что тот не видел лица Маги.
— Мадемуазель Маги! Мадемуазель Маги! — раздался голос горничной. — Я не могу выключить воду…
— Черт! — устало бросил Фабрис.
Она мягко отвела его руки и направилась к двери.
Фабрис решился выбраться из постели. Он дотащился до зеркала и увидел то, что и ожидал увидеть: лицо в его самые худшие дни.
— Каково, как тебе это нравится! — сказал он своему собственному отражению.
Собравшись пойти в кабинет и вспомнив, что из-за присутствия горничной Маги не советовала ему прогуливаться нагишом по квартире, он набросил японское кимоно, доходившее до середины икр, и вышел из комнаты.
— Который час? — спросил он Маги, только что усевшуюся за стол для разбора утренней почты.
— Двадцать пять первого.
Подойдя к окну, Фабрис приподнял тюль и взглянул на небо.
— К тому же еще и прекрасная погода, — с отвращением заметил он.
— К 15 часам мы должны быть в студии в Булони, — напомнила ему секретарша.
— Хорошо!
Фабрис посмотрел на два пакета на журнальном столике — один плоский, а другой прямоугольный, и тотчас понял, что это подарки, оставляемые перед дверью.
— Только два, мои акции падают…
Он открыл первый, там оказалась бледно-голубая наволочка, украшенная вензелем — двойным «Ф». Подарок сопровождался письмом.
«Уважаемый мсье!
Я впервые пишу кинозвезде, потому не знаю, как начать. Может быть, существует специальный стиль для подобного рода переписки. Ну, вот, я хочу сообщить, что вы мой любимый актер и я видела все фильмы с вашим участием (слово „все“ было подчеркнуто). Из них я особенно люблю…»
Фабрис не стал читать дальше. Подобных писем он получал сотни.
Во втором пакете находилась бутылочка текилы, и он немного приободрился.
— Девочка со вкусом… если это не почитатель.
В пакете была сопроводительная карточка с отпечатанным на машинке текстом: «От членов клуба Фабриса Фон-теня. Казначей…» Следовала крайне неразборчивая подпись, Фабрис попытался расшифровать: Колет Нерналь, Нерваль, если не Верналь.
— Что за клуб? — спросил он, протягивая карточку Маги.
— Существует с 1967 года, но мы его распустили, — отреагировала секретарша, будто это было очень важно.
— Ну и что! Открылся новый?
— Я не в курсе.
— Тогда я тебя не поздравляю, — подмигнул актер. — Приготовь-ка мне коктейль в качестве извинения.
— Коктейль — в это время? — запротестовала она.
— Я в нем очень нуждаюсь… в противном случае в студию вы привезете призрак.
Маги сдалась, забрала бутылку и направилась в комнату.
— Рецепт? — бросил он перед тем, как она исчезла.
— Текила, белый ром и лимон, — ответила она.
— И сделай лошадиную дозу! — добавил он угрожающе.
«Любопытно, что нет адреса, — подумал он, рассматривая вложенную карточку. — Впервые мне захотелось поблагодарить кого-то…»
Вернулась Маги со стаканом в руке.
— Ты попробовала? — спросил, не взглянув на нее, Фабрис.
Повинуясь, она поднесла стакан к губам, отпила глоток. И, издав отчаянный крик, выронила стакан и потеряла сознание.
— Маги!
Фабрис склонился над секретаршей, приподнял ее голову.
— Маги, малышка…
Молодая женщина корчилась от боли, изо рта ее потекла пена. Она пыталась что-то сказать, но не выговорила ни слова.
— Маги, Маги, Маги! — кричал Фабрис, тряся секретаршу, будто мог вернуть ее к жизни.
Бруно Мерли беседовал с Клодом Доре в его кабинете, когда поступило известие о смерти Маги Вальер. Журналист был так потрясен, что плохо понял Доре, тут же потребовавшего написать статью для вечернего бюллетеня «Франс Пресс».
— В архиве найдешь ее фото, она всюду сопровождала Фонтеня.
— Бедная девочка, — пробормотал Бруно, уставившись в одну точку. — Она была так мила…
— Не забудь это упомянуть! Эй! Бруно, ты слышишь, что я тебе говорю?
— Да, — с трудом произнес молодой человек.
— Чего ты ждешь? Проваливай к машинке.
Бруно кивнул и направился к двери.
— Это предназначалось для Фонтеня, — бросил он, выходя.
— Естественно, — согласился Доре, не подумав. — Но тогда…
— Что?
— Кошмарный фильм, да?
— Да! — повторил Бруно.
«Фабрис Фонтень избегает смерти: его секретарша выпила яд, предназначенный знаменитому актеру».
Таков был заголовок, только что напечатанный им на машинке. В редакционный зал вошел Джо Синьяк и бросил взгляд на листок.