Тесси была нашим первым ребенком. Чудная девочка, хотя часто по ночам плакала. Пат сказал — "и довольно!" — и если учесть, что занимал весьма скромный пост в автопарке, его можно понять. Леона мы не планировали, просто так получилось, если вы понимаете, что я имею ввиду, но кое-как мы справились. Пока они были маленькими, ничего. Но потом им стало требоваться все больше. Прежде всего Тесси. У неё нашли большие способности к музыке, пришлось купить пианино. Тогда я начала шить, чтобы хоть немного подработать.
Ну а Тесси делала большие успехи. Однажды ко мне пришла учительница музыки, некая миссис Кларк, и сказала, что пора Тесси взять другого учителя. Я была потрясена.
— Почему, Господи, — спросила я, — что Тесси натворила? Тут миссис Кларк рассмеялась.
— Вы что, не понимаете? Тесси сдала все экзамены и получила столько отличий от Королевской академии музыки, что уже достигла моего уровня.
— Вы хотите сказать, что она могла преподавать музыку? — спросил Крамер.
— Да, вот именно. Миссис Кларк, эта милая старая дама, научила Тесси всему, что умела сама. Больше она ничего дать ей не могла. И вот я сказала Тесси, что случилось, а она заявила, что лучшим учителем для неё был бы один бельгиец из оркестра — я имею ввиду из городского оркестра. На другой же день я отправилась к нему, и он согласился, раз мы могли платить, и немало, поверьте.
Пат и я обсудили все это и решили, что следует дать ей шанс. Я возьму ещё работу и рассчитаю служанку, а Пат попытается набрать сверхурочных.
— И вы так и сделали?
— Да. Но тут начал злиться Ленни — Леон. Тогда еще, правда, ничего серьезного. Он хотел стать пилотом, понимаете, но отставал по математике. Спросил отца, не могли бы мы нанять репетитора, и тот согласился. Тесси ведь брала уроки, правда?
— Он завидовал сестре? Миссис Френсис рассмеялась.
— Временами он срывался, но в семье ведь всякое бывает.
Крамер трижды подчеркнул слова о зависти.
— Продолжайте. Что же было дальше? Он сдал экзамены?
— Такой возможности у него уже не было.
— Почему? Где он учился?
— В средней школе в Дурбане. Но это тут не при чем. От того, что он слишком много работал, Пат в конце концов заболел. Дела шли все хуже и ему пришлось ехать в Эддингтон, где врачи сказали, что это туберкулез.
И тут миссис Френсис умолкла, как отрезало. Испугавшись, что она не сможет продолжать, Крамер сорвал гвоздику и поднес ей.
— Понюхайте, чудный запах…
— Как странно, — проборматала миссис Френсис, — в больнице всегда было полно гвоздик. Наверно, потому что на улице ими торговало множество индийской детворы.
О чем это я говорила? Ах, да. Пат отправился на очередное обследование, и вдруг нам оттуда прислали записку, что он переведен в другую больницу. Помню, как я это прочитала и побежала к соседям, чтобы от них позвонить.
— Но почему?
— Думала, что произошла ошибка. Сказала девушке в Эддинггоне, что хочу знать, где мой муж. Спросив его имя, она надолго отошла от телефона. Когда вернулась, спросила, получила ли я записку.
— Потому и звоню — сказала я, ведь там написано, что Пат отправлен в больницу для туземцев.
Крамеру некуда было смотреть, кроме прямо на нее.
— Ну, тут моя соседка не выдержала, вырвала у меня трубку и начала высказывать той девице все, что думала. И вдруг сразу умолкла и положила трубку.
— Что случилось, — спросила я её. Я уже плакала, не знаю почему. Она тоже начала плакать. Это было ужасно, мы вдвоем в таком состоянии. И сколько я не спрашивала, что ей сказали, она только качала головой.
Потом пришел домой её муж и спросил это сам. И она…
— Да?
Миссис Френсис снова взяла себя в руки.
— Когда Пат был в больнице, врачи что-то обнаружили, не знаю что, но в результате его зачислили в цветные.
Крамер мог представить, каково ей было — такое случилось с его школьным другом. Как взрыв бомбы. Но закон есть закон и он перешел на официальный тон.
— Вам позднее сообщили об этом официально?
— Да.
— Вас вызывали в отдел по классификации населения?
— И меня, и детей. И нас всех перевели в цветные.
— А ваш муж?
— В больнице он покончил с собой — резиновым жгутом.
В дверь постучали и вошел Фартиг.
— Простите за беспокойство, — он отобрал кое-какие цветы.
— Хозяин уже вернулся, если он вам нужен, лейтенант.
Крамер покачал головой, ожидая, когда он исчезнет.
— А та соседка, ну помните? — спросила миссис Френсис. — Она уже никогда больше со мной не заговаривала, никогда. Ведь мы теперь были цветными.
Ну вот, собрали мы вещи и переехали в Клермон. Все там относились к нам хорошо, кроме двух-трех человек, как обычно. Мне удалось сохранить своих прежних заказчиц и даже найти новых.
— И ничего не попало в газеты?
— Несколько строк, и гораздо позднее, из-за Пата. Их никто и не заметил.
Такое случалось. Журналисты часто черпали материал из законченных дел в канцелярии прокурора.
— А дети?
Кончиками дрожащих пальцев она коснулась лица.
— Это было ужасно. Я делала что могла, но без толку. Прежде всего им пришлось оставить школы. Тесси было легче, у неё осталась музыка, но Ленни так многого собирался добиться…
— В Клермоне ведь были школы.
— Но он хотел стать пилотом — эта профессия — только для белых, его это просто сломало.
Теперь она словно повторяла слова какого-то адвоката.
— Ленни попал в неприятности?
— Откуда вы знаете?
— Это вас не касается. Рассказывайте.
— Занялся кражами на пляжах — связался с какой-то бандой, бывшей в Клермоне. Никого не поймали, только его. Я все объяснила судье, и мистер Гольдер тоже. А судья! Обещал быть снисходительным, но отправил Ленни в исправительную колонию.
— Мог назначить ещё и телесные наказания, — заметил Краммер.
— Пожалуй, вы правы.
— Разумеется. Но что стало с Тесси? Она продолжала учиться музыке?
— Тот проклятый бельгиец меня доконал!
Неожиданный взрыв эмоций подействовал на неё благотворно. Миссис Френсис даже улыбнулась. Крамер наклонился к ней.
— Я уверена, если бы не он, ничего подобного бы не случилось.
— Поэтому я все должен знать. Она кивнула.
— Поймите, очень тяжело рассказывать такие вещи о собственной дочери… Крамер ждал.
— Я пошла к тому человеку и сказала, что Тесси уже не сможет ходить на уроки, потому что у нас больше нет денег. Он, казалось, был потрясен, что такое могло произойти, и сказал мне, что будет давать Тесси уроки даром. Я знала, что как большинство иностранцев, он либерал, но такое было уже слишком. Он говорил, его долг художника, то есть музыканта, не дать пропасть таланту Тесси. В конце концов, сказал он, есть вещи важнее денег. Я часто думала о его словах. Ох, как он был прав.
Под её пристальным взглядом Крамер даже сгорбился, чувствуя себя как-то неловко. Эта старая женщина странно влияла на него.
— Я все понял. Как вы узнали?
— Мне сказала жена того бельгийца. Заявила, что если это повторится, сообщит в полицию. И донесла бы, я знаю этот тип женщин.
— И что было дальше?
— Мне нужно было решать все самой, не так ли? В тот же вечер я заперлась с Тесси и выложила ей все начистоту. Если бы вы видели… просто ужасно. Я не узнавала свою Тесси.
— Что она сказала, Гледис?
— Уже не помню. Что ей все равно… что ей теперь ничего не нужно. Что будет спать с любым мужчиной, если он может дать то, что ей нужно. Что жизнь её кончена, что никогда ей не добиться того, о чем мечтала. Она проклинала меня за то, что произвела её на свет.
— Это ужасно. Но ведь это не ваша вина?
— У вас есть дети? Крамер покачал головой.
— Тогда вам меня не понять. А тут вдруг соседка как-то в шутку сказала, что, мол, мы корчим из себя белых, и я вдруг увидела в этом известный шанс для Тесси.
— А что об этом думала она?
— Была в восторге. Снова стала моей прежней девочкой, и все говорила о тех чудных вещах, которые она сможет себе купить. Я обещала ей, что не буду пытаться встретиться с ней.
— Для вас это должно было быть тяжело.
— Нет. Я сказала себе, что так искупаю свою вину.
— И что дальше?
— Тесси просто уехала. Два года назад. Я не спрашивала, куда.
— А Ленни ? Что он делал? Как на все это отреагировал?
— Тогда он ещё был в колонии. Когда вернулся, я рассказала, и он был вне себя. Грозил убить её за то, что меня бросила.
Крамер небрежно спросил:
— У вашего Ленни бурный темперамент, да?
— И ещё какой! В жизни такого не видела. Не знаю, в кого он, мой Пат был спокойнейшим человеком на свете. Но Ленни любил свою мамочку и считал поступок Тесси предательством. Но только до тех пор, пока я ему не рассказала.
— И как он это воспринял?
— Долго молчал, очень долго. Потом пришел ко мне в кухню и сказал, что это и к лучшему, что она уехала. Что в семье уже хватает несчастий…
У Крамера затекло все тело. Встав, он потянулся и снова упал в кресло. Ободряюще улыбнулся.
— Пожалуй, пора заканчивать, Гледис. Многое мы уже выяснили. Скажите, как вы узнали, что Тереза Ле Руке — ваша дочь?
Миссис Френсис горько усмехнулась.
— Потому что это имя я сама ей выбрала. Только этого я от неё хотела. Хотела знать, если вдруг с ней что-то случится, или если вдруг станет знаменитой.
— И, вы прочитали заметку в "Газетт"?
— Нет, я газет не получаю. Ленни пришел и сказал мне.
— Так он тоже ушел из дому?
— Он за белого себя не выдавал, если вы это имеете ввиду.
— Нет, не это.
— Ленни — хороший мальчик. Но он уже взрослый, и ему нужен свой дом.
— Понятно.
— Как я уже сказала, Ленни пришел ко мне позавчера утром и рассказал о траурном объявлении. Я просила, чтобы он сразу отвез меня на машине, чтобы успеть на похороны, но он не согласился.
— Почему же?
— Потому, — сказал он, — что мы могли нарваться на неприятности. Что нам может сделать полиция? — спросила его я. А он — мол лучше будет, если я не поеду, хотя мне и тяжело. Я знала, что он боится за место.