– Тем лучше, – ответил Мориц, – значит, нам надо только найти эту кнопку.
Но и эта надежда оказалась напрасной: единственная дверь на колокольню была заперта. Котик повис на железной ручке, но зря!
– Ну вот видишь, я же тебе говорил, – успокаивал его ворон. – Прекрати свои попытки, котик! Не получается, и всё тут!
– Нет, не всё! – решительно возразил Мориц. Он смерил взглядом колокольню. – Раз нельзя изнутри подняться, то придётся попробовать снаружи.
– Что ты придумал? – в ужасе прокаркал Яков. – Ты собираешься карабкаться наверх по наружной стене? Это при таком-то ветре? У тебя не все дома!
– А у тебя есть лучшее предложение? – спросил Мориц.
– Я знаю, во всяком случае, что твоя затея просто безумна, – ответил ворон. – И не думай, что я в этом собираюсь участвовать.
– Что ж, тогда я должен справиться один, – сказал Мориц.
Половина девятого
Огромный сосуд из холодного огня оказался тем временем наполнен до краёв. Жидкость в глубине отдавала теперь лиловым цветом. Хотя в её состав уже входили все перечисленные в рецепте составные части, она ещё отнюдь не была пуншем желаний. Для этого её надо было заколдовать, а это значит, её надо было подвергнуть целой серии процессов, благодаря которым она обретёт свою тёмную волшебную силу.
Иными словами, наступил черёд научной разработки поставленной задачи, и вся эта область была полностью в ведении Заморочита, а его золотая тётка-ведьма могла ему служить лишь помощницей.
Текст, поясняющий этот раздел рецепта, был составлен на лабораторно-волшебном языке и был малопонятен для Тирании.
А Заморочит тем временем запустил все свои магические компьютеры, подключённые к Главной адской счётной машине, и насыщал их нужной ему информацией. Компьютеры работали – если так можно сказать про электронную аппаратуру – полным ходом, они дрожали, бряцали, пищали, сверкали и выплёвывали формулы и диаграммы, по которым колдун понимал, что он должен дальше делать с жидкостью в сосуде.
Например, ему предписывалось выстроить антигравитационное поле, чтобы достичь полной невесомости. Таким путём он мог вытащить полученную смесь из сосуда. Жидкость парила в воздухе, как легчайший мяч, и Заморочит мог её расстрелять маленькими прочными пульками, которые не пробили бы сосуд из остывшего огня. Но дело затруднялось тем, что и сам Заморочит, и его тётушка на этой фазе обрели невесомость, что им сильно мешало выполнить полученное задание. Заморочит парил в воздухе головой вниз вдоль потолка лаборатории, а Тирания всё вертелась над столом вокруг своей оси. Но в конце концов волевым усилием колдуну всё же удалось снова отключить антигравитационный генератор, и тогда жидкость вернулась в сосуд, а тётя Тира и он сам с шумом упали на пол и больно стукнулись.
Но такие происшествия почти неизбежны, когда ставятся столь рискованные опыты, как создание пунша желаний, и ничуть не охладили пыл наших героев.
Однако некоторое время спустя произошло нечто непредвиденное и испугавшее даже злого волшебника и ведьму, а именно: жидкость в сосуде вдруг стала живой.
Существуют одноклеточные существа, их называют амёбами – обычно они такие крохотные, что их можно увидеть только с помощью микроскопа. Однако в данном случае всё содержимое стеклянного сосуда вдруг превратилось в одну огромную амёбу, которая вылезла из сосуда и поползла по полу лаборатории, похожая на студнеобразную лужу. Тётка и племянник отпрыгнули от неё и разбежались в разные стороны. В ответ на это гигантская амёба разделилась на две половины, и каждая половина устремилась за одним из своих творцов с явным намерением к нему присосаться. Колдуну и ведьме пришлось проявить большую хитрость и немало труда, чтобы заманить обе эти половины назад в сосуд, где они тут же превратились в жидкость, а значит, не представляли больше опасности. Наконец процесс околдовывания содержимого сосуда был завершён – жидкость утратила прозрачность и приобрела зеркальный блеск, по виду напоминая ртуть. Смесь эта обладала безмерной колдовской силой, а в данном случае – таинственной властью исполнять все пожелания.
Без четверти девять
Мориц прыгнул на низенькую крышу над боковым входом, а оттуда – на более высокую над главным входом, а затем перелез на остроконечную башенку и снова совершил смелый прыжок на карниз портала. При этом он едва не сорвался, потому что портал был обледенелый и засыпан снегом, но коту всё же удалось удержать равновесие.
Ворон прилетел к нему.
– Хватит! – проговорил он хрипло. – Немедленно спускайся вниз, слышишь! Все кости переломаешь! Ты слишком жирный для таких упражнений, ты для этого не годишься.
Но котик карабкался всё дальше.
– Ах, я готов вырвать свои последние перья, – в бешенстве кричал ворон, – что не сдержал свой клюв! Неужели в твоей дурацкой кошачьей башке совсем нет мозгов? Я тебе объясняю, что это бессмысленно. Даже для нас двоих колокола чересчур тяжелы.
– Это мы ещё посмотрим, – упорно отвечал котик.
Он лез всё выше и выше. И чем выше он забирался, тем беспощаднее дул ему ветер в уши.
Он уже добрался до резьбы над главным порталом, когда почувствовал, что силы его вдруг иссякли. Голова кружилась. Он и вообще-то не отличался спортивностью, а тут ещё прибавилось отравление ядом.
Когда он перепрыгнул за водосток, сделанный в виде ухмыляющегося, остроухого чёрта, он начал медленно, но неумолимо соскальзывать. И он неизбежно рухнул бы вниз – а высота была такая, что даже опытная кошка наверняка погибла бы, – если бы в последнюю секунду к нему не подлетел Яков и не удержал за хвост.
Дрожа и задыхаясь, прижимался маленький котик к стене, надеясь хоть как-то укрыться от ледяного ветра и пытаясь немного отогреть одеревеневшие от холода лапы.
Ворон уселся рядом с ним.
– А теперь поговорим серьёзно, – сказал он. – Даже если тебе удастся забраться на самый верх, к колоколам, – а это просто невозможно, – то всё равно это будет зря. Хоть раз в жизни пошевели мозгами, дружок! Предположим, что каким-то чудом мы с тобой сумеем забить в колокола – хотя на самом деле это исключено, – но ведь в этом случае звон услышат и твой маэстро, и его тётя. А раз они услышат, то тут же смекнут, что желания больше не будут выполняться наоборот, а только буквально. И что же? А то, что им это уже не будет нужно. Ведь они всё это затеяли, чтобы нас обмануть. А если нас при них не будет, то им решительно ни к чему обратное действие пунша желаний. Они с великой радостью, от всего сердца пожелают миру самое злое, и это тут же осуществится, точь-в-точь так, как им хочется. Раз мы не будем в состоянии им помешать, они дадут себе полную волю. Уж не думаешь ли ты, что успеешь спуститься с колокольни, пробежать весь долгий обратный путь до дома и при этом оказаться там вовремя? Как ты себе это представляешь? Знаешь, что с тобой будет? Да ты просто сдохнешь от перенапряжения. Погибнешь, и притом зря. Всё кончится тем, что ты просто погибнешь.
Но Мориц его не слушал. Голос ворона долетал до его ушей откуда-то издалека, а он был слишком усталым и слабым, чтобы следить за таким сложным рассуждением, и знал только одно: наверх и вниз одинаково далеко. И он полез наверх, потому что ещё раньше так решил, вне зависимости от того, имеет ли это смысл или нет. Усы его обледенели, от резкого ветра из глаз лились слёзы, но он всё полз и полз.
– Эй, послушай! – кричал ему с горечью ворон. – Скажу тебе только одно: больше я тебе помогать не буду. Если хочешь себя погубить, то делай это сам. В герои я не гожусь, у меня ревматизм, а твоим тупоголовым упрямством я сыт по горло, так и знай. Я сматываюсь, слышишь, исчезаю, меня здесь уже нет! Привет! Чао! Будь здоров! Прощай, дорогой коллега!
В это мгновение он увидел, что маленький котик висит в воздухе, зацепившись лишь передними лапками за водосточную трубу. Он полетел к нему, с трудом преодолевая сопротивление штормового ветра, клювом схватил его за загривок и, собрав последние силы, приподнял и запихнул в трубу.
– Чучело я набитое, а не живая птица! – кричал ворон. – Видать, ещё птенцом выпал из гнезда и повредил себе мозги, это ясно.
Он чувствовал, что теряет последние силы. Сидение в бочке и на него подействовало. Ему стало совсем плохо.
– С места больше не сдвинусь, – пролепетал он. – Буду здесь сидеть, и всё. Пусть мир погибнет, мне наплевать. Не могу больше. Даже если попытаюсь улететь, то всё равно тут же камнем упаду на землю.
Он поглядел через край водосточной трубы. Где-то далеко-далеко внизу посверкивали огни города.
Девять часов
На следующем этапе колдовства бразды правления снова перешли к Тирании. Указания, как именно передать полученной жидкости силу осуществления желаний, были записаны на ведьмячьем жаргоне. Собственно говоря, это был какой-то бредовый язык, потому что по словарному запасу он ничем не отличался от нашего, но все наши слова обретали в нём совсем другой смысл. Ни одно слово не обозначало то, что оно обычно значит. Так, например, мальчик называется глобусом, девочка – бочонком, вместо «гулять» говорят «лопаться», вместо «сад» – «чемодан», вместо «видеть» – «дрожать», «глоток» означает «собака», «прыткий» значит «пёстрый», а «тупой» значит «вдруг». Таким образом, фраза «Мальчик и девочка гуляли в саду и вдруг увидели пёструю собаку» на ведьмячьем языке звучит следующим образом: «Глобус и бочонок лопались в чемодане, тупой дрожали прыткий глоток».
Тирания свободно владела этим языком. Если его не знать, то рецепт теряет всякий смысл и кажется сплошной галиматьёй.
– Мяч узнает всех вокруг,
Если будет петь наш друг.
Пакость к делу приложи,
Крокодилов ублажи.
На самом деле текста здесь было в пять раз больше, эти строчки приводятся лишь в виде примера.
После того как Тирания перевела весь этот пассаж, свет в лаборатории потушили, а тётя и племянник в кромешной тьме принялись колдовать наперегонки. Как в лихорадочном сне, из этой тьмы возникали какие-то видения, которые стремительно вытесняли друг друга.