Яков придвинулся поближе к Мяурицио и шепнул с видом заговорщика:
– Ну так слушай, котик! Моя мадам не только тётка твоего маэстро, она его ещё и финансирует. Он поставляет ей всё, что она требует, и она делает крупные дела – бизнес, как это называют, – со всеми теми зельями, ядами, которые он изготовляет. Она денежная ведьма, ясно?
– Нет, – сказал Мяурицио. – А что это такое – денежная ведьма?
– Точно и я этого не знаю, – сознался Яков. – Она может колдовать с деньгами. Делает как-то так, что деньги сами собой умножаются. Каждый из этих двоих и сам по себе здорово плох, но когда денежная ведьма стакнётся с колдуном… Тут уж привет! Тут уж и в самом деле мир погружается во мрак. Спокойной вам ночи!
Мяурицио вдруг почувствовал себя смертельно усталым. Для него это было слишком. И он затосковал по своей бархатной подушке.
– Если ты всё так уж точно знаешь, – мяукнул он плаксиво, – почему ты давно не сообщил об этом нашему Великому Совету?
– Я на тебя рассчитывал, – мрачно ответил Яков Карк, – до сих пор у меня не было фактических доказательств, что эти двое – одна шарашка. У людей – это я тебе точно говорю – деньги вообще самое главное. А уж особенно у таких, как твой маэстро и моя мадам. За деньги они готовы на всё и с деньгами всё могут. Это их самое сильное колдовское зелье. Потому-то мы, звери, до сих пор никогда и не попадали к ним в петлю, ведь у нас такого нет. Я только знал, что у Заморочита тоже сидит один из наших агентов, да вот не знал, кто именно к нему подослан. Ну, думал я, нам вместе с коллегой наконец-то удастся добыть доказательства, а уж особенно сегодня вечером.
– Почему именно сегодня вечером? – осведомился Мяурицио.
И тут ворон закаркал, да так протяжно и зловеще, что во всех комнатах и коридорах откликнулось эхо, а у котика мурашки по спине побежали.
– Извини, – снова тихо заговорил Яков. – Это у нас такой клич, когда надвигается беда. Ведь мы её заранее чувствуем. Я ещё не знаю, что они замышляют, но я спорю на мои последние перья, что это чудовищное «человечинство».
– Что? Как ты сказал?
– Ну ведь нельзя сказать «свинство», потому что они не свиньи. Свиньи-то ничего плохого не делают, зла не творят. Потому я и прилетел сюда сквозь ночь и вьюгу. Моя мадам ничего об этом не знает. Я именно на тебя рассчитывал. Но раз ты проболтался своему маэстро, значит, всё равно дело – блин. Уж лучше бы я и вправду оставался в тёплом гнезде у Амалии.
– А я думал, что твою жену зовут Клара.
– Это другая, – нехотя прокартавил Яков. – Да и вообще, речь сейчас не о том, как зовут мою жену, а о том, что ты всё запорол.
Мяурицио глядел на ворона в полной растерянности.
– По-моему, ты всё видишь в чёрном свете, ты – пессимист.
– Да, это так! – сухо подтвердил Яков Карк. – И потому я почти всегда бываю прав. Спорим?
Маленький котик упрямо ответил:
– Спорим! А на что?
– Если ты выиграешь, я проглочу ржавый гвоздь, а если я – ты проглотишь. Согласен?
– Идёт! – мяукнул Мяурицио с небрежным видом, но голос его немного дрожал. – Спорим!
Тридцать пять минут седьмого
Яков Карк кивнул и тут же начал бегать по лаборатории, обследуя все углы. Мяурицио поспешил за ним.
– Ты что, уже прямо сейчас ищешь этот гвоздь?
– Да нет! Ищу, куда бы нам спрятаться!
– А зачем?
– Ну раз мы хотим что-то узнать, надо этих господ тайно подслушивать.
Маленький котик остановился и возмущённо заявил:
– Нет, на это я не согласен. Это ниже моего ниво.
– Ниже чего? – переспросил Яков.
– Я хочу сказать, это просто не по-рыцарски. Так не поступают. Я ведь не подонок какой-нибудь!
– А я подонок, – заявил ворон.
– Но ведь нельзя тайно подслушивать, – объяснил Мяурицио. – Не полагается!
– А ты что предлагаешь?
– Я? – Мяурицио призадумался. – Я бы, например, в лоб спросил маэстро, глядя ему в глаза.
Ворон взглянул сбоку на котика и прокартавил:
– Браво, господин граф! Прямо в глаза! Пока тебе глаза не выколют!
Тем временем они оказались в тёмном углу перед большой жестяной бочкой с приоткрытой крышкой. На бочке было написано «СПЕЦОТХОДЫ». Оба уставились на эту надпись.
– Читать умеешь? – спросил Яков.
– А ты что, не умеешь? – ответил Мяурицио малость свысока.
– Я никогда не учился, – признался ворон. – Что там написано?
Мяурицио не смог удержаться от искушения поважничать перед вороном.
– Там написано «КУХОННЫЕ ОТБРОСЫ» или… ах нет, там написано «ТОПЛИВО», хотя почему-то начинается с буквы «ш»…
В это мгновение сквозь рёв и свист ветра донёсся какой-то звук, похожий на вой сирены. Звук приближался.
– Это моя мадам, – шепнул Яков. – Она всегда устраивает такой адский шум, потому что считает это очень престижным.
Он вспорхнул на край бочки, но котик всё ещё не решался за ним последовать.
И тут из камина раздался резкий голос:
– Трали-трала!
Вот я пришла!
Не веришь, да?
Взгляни сюда!
Порыв ветра с завыванием скользнул вниз по трубе, примяв зелёное пламя – оно стало горизонтальным. Густые клубы дыма поползли в лабораторию.
– Тьфу ты! – закашлялся Яков Карк. – Она уже здесь! Котик, поторопись! Давай быстрей.
Голос из камина всё приближался и приближался. Он звучал так, словно кто-то визгливо кричал в длинную трубу:
– Трали-трала!
Делишки, дела!
Ура! Ура!
Тёмных сил игра!
Давай, давай!
Прибыль наживай!
Потом вдруг из трубы послышались оханье и стоны, и голос невнятно пробормотал:
– Минутку… кажется… я застряла… А?.. Так!.. Ну вот, теперь пошло!..
Ворон скакал по краю бочки и картавил:
– Да скорей же! Давай сюда! Ну! Прыгай! Гоп!
Котик прыгнул к нему наверх, ворон подтолкнул его клювом в бочку и спрыгнул вслед за ним. В последний момент им удалось, объединив усилия, закрыть над собою крышку.
Резкий голос из камина звучал уже совсем близко:
– Что стоит весь свет?
Лишь гору монет!
У нас в распродаже
Все мелочи даже.
Но мы не жалеем!
Ведь мы богатеем!
Умножив невзгоды,
Считаем доходы!
У нас дивиденды…
И тут из трубы посыпался в камин град золотых монет, а потом что-то увесистое шлёпнулось прямо в очаг, перевернув котелок с эликсиром № 92. Содержимое его пролилось с шипением на зелёное пламя, – значит, «Диета бодряка» пока не поступит в продажу. И посреди вздрагивающего пламени сидела Тирания Вампирьевна, визжа:
– А где ж аплодисменты?
Без двадцати семь
Многие представляют себе ведьму сморщенной, костлявой старушенцией с большим горбом и множеством волосатых бородавок на лице, а во рту у неё торчит один-единственный зуб. Но в наши дни ведьмы, как правило, выглядят совсем по-другому. Во всяком случае, Тирания Вампирьевна была полной противоположностью столь устаревшему представлению. Правда, она была довольно маленького роста, во всяком случае по сравнению с долговязым Заморочитом, но зато поперёк себя шире.
Наряд её состоял из серно-жёлтого вечернего платья со множеством чёрных полос, так что в нём она походила на осу самых невероятных размеров. Надо сказать, что серно-жёлтый цвет был любимым нарядом мадам Тирании.
Она была увешана всевозможными драгоценными украшениями и ювелирными изделиями, даже зубы у неё были сплошь золотые с пломбами из сверкающих бриллиантов. Каждый её палец, похожий на сардельку, был унизан золотыми кольцами, а длинные ногти позолочены. На голове у неё красовалась шляпа величиной с автомобильную шину, а с полей этой шляпы свисали, побрякивая, сотни золотых монет.
Когда она выбралась из камина и выпрямилась во весь рост, она напоминала торшер, только очень уж дорогой.
В противоположность ведьмам прошлых лет она обладала иммунитетом против огня: огонь был ей не страшен и не мог причинить никакого вреда. Она лишь сердито прихлопывала маленькие вспышки пламени, кое-где ещё плясавшие по её вечернему платью.
Её лицо, похожее на морду мопса, с большими мешками под глазами и обвисшими дряблыми щеками, было так сильно обработано косметикой, что представляло собой как бы витрину магазина парфюмерии. Вместо сумочки она держала под мышкой небольшой сейф с секретным кодовым замком.
– Алло-о-о! – крикнула она, стараясь придать своему резкому голосу сладкое звучание и оглядываясь по сторонам. – Тут что, никого не-е-ет? Ку-ку! Ау! Вельзевульчик! Вульчик!
Ответа не последовало. Кругом царила тишина.
А надо сказать, что Тирания Вампирьевна терпеть не могла, когда на неё не обращали внимания. И уж особенно ей было важно, чтобы зрители восхищались её торжественным выходом на сцену. То, что Заморочит вообще не присутствовал на спектакле её появления, привело её в бешенство. И, почувствовав неистовую злобу к своему племяннику, она тут же начала рыться в его бумагах на столе. Но много чего разнюхать не успела, потому что услышала приближающиеся шаги. Это был Заморочит, он наконец вернулся. И, раскрыв объятия, она поспешила навстречу племяннику.
– Вельзевул, – зачирикала она, – Вельзевульчик! Дай-ка я на тебя посмотрю! Ты ли это?
– Я, тётя Тира, я самый, – ответил он и сложил губы в кисловатую улыбочку.
Тирания попробовала было его обнять, но из-за полноты это удалось ей с большим трудом.
– Да, это ты, мой очень-очень дорогой племянник, – прокрякала она. – Я, по правде сказать, сразу подумала, что это ты. А кем же ещё ты мог быть, как не самим собой?
И она затряслась, хихикая, а золотые монеты на её шляпе затренькали, забренчали и зазвенели.
Заморочит попробовал было освободиться из её объятий, крепких как тиски, и пробормотал:
– Я тоже сразу подумал, что это ты, тётушка.
Она встала на цыпочки, чтобы ущипнуть его за щёчку.