Я плотно стиснул зубы. Но сейчас меня интересовала не светловолосая.
Успел придержать оседавшую Елку. Отбросил в сторону осколки тарелки и помог Елке сесть на пол. Прислонил ее к стойке. В глазах девушки увидел разочарование и обиду, а на ее губах кровь.
— Держись, подруга, — сказал я.
— Отойди от нее!
Положил ладонь Елке на грудь, прижал к центру кровавого пятна. Ощутил, как метнулось из руки тепло заклинания в ее рану. И даже без слов Ордоша понял, что этого недостаточно — капля в море.
— Я сказала, отойди…
Руна на животе нагрелась, поглощая чью-то жизнь. Еще одно заклинание, наполнившись маной, покинуло мою ладонь и вошло в рану Елки.
Голос светловолосой смолк. Что-то ударилось об пол.
— Держись, Елочка, — повторил я.
«Не вижу ни одной крысы, — сказал Ордош. — Если мы не найдем ману, девка умрет».
— Что… это? — сказала Липа.
Я посмотрел на нее. Увидел, что спрятанные за челкой глаза девушки широко раскрыты, ее губы дрожат.
Проследил направление взгляда Липы. Обернулся.
Светловолосую не увидел. Ее одежда лежала в проходе между столами на полу — в куче серого песка, рядом с пулеметом.
В зале тишина. Никто не шевелится. Все замерли, как на картине.
«Мое любимое заклинание, — сказал Ордош. — Учитель называл его „прах“. Этим прахом я удобрил султанат Морошия».
Я выпрямился. Взглянул на кучку праха, что осталась от светловолосой. И выдал любимое восклицание Елки:
— Ха!
Вздрогнули все. Отшатнулись даже вооруженные пулеметами женщины.
Множество взглядов соединились на моем лице.
— Она хотела меня убить! — сказал я. — Она забыла, что богиня Сионора — мой покровитель!
Я указал на кучку одежды, что осталась от предводительницы бандиток.
— Она! посмела! разозлить! богиню!
Мне показалось, или кто-то действительно пискнул за моей спиной? Липа?
— И понесла наказание! — продолжил я. — Да по-то-му что нель-зяяяя злить богиню любви! Никогда!! Слышите?! Никогда!!
Я шагнул к вооруженным женщинам.
— Что?! — сказал я. — Вы тоже желаете меня убить?!
«У тебя истерика», — сообщил Ордош.
Я сорвал с себя фартук и бросил его через стойку в комнатушку бара.
— Давайте! Ну!
Зашагал к бандиткам. Рванул рубаху, обнажая грудь.
— Стреляй! — закричал я ближайшей ко мне женщине с пулеметом и ткнул себя пальцем в левый сосок. — Целься прямо сюда!
Пулемет в руке женщины дернулся.
Нет, та не целилась в меня. Судя по выражению лица, ошеломленная моими криками женщина и вовсе собиралась бросить пулемет.
Но не успела: тот упал сам. Серым прахом женщина осыпалась на пол следом за пулеметом.
Руна поймала ее жизнь, вновь наполнив мой внутренний резервуар маной.
Над столами кафе пронесся возбужденный шепоток голосов.
— Спасибо, богиня! — сказал я.
И третий пулемет упал на пол.
Его бывшая владелица выскользнула за дверь. Она сбежала из кафе, так и не произнеся ни слова.
«Елка!»
Я вернулся к сидящей у прохода на кухню Елке, и Ордош влил в нее еще одно малое заклинание регенерации.
Кровь течь почти перестала, но я без подсказки колдуна понимал, что Елка умирает.
Я принес из бара полотенце, сложил его и прижал к ране.
— Прижми, — сказал я Елке. Положил поверх полотенца ее руку, показывая, как нужно держать.
— Не поможет, малыш, я умираю, — ответила Елка. И закашляла.
«Крыс нет. Ни одной. Будем потрошить клиентов кафе?»
Крысы! Дурацкие крысы, которых всегда полно, но нет, когда они так нужны!
Я стукнул кулаком по стойке.
«Прекращай! — сказал Ордош. — Я не смогу залечивать еще и твои ушибы!»
Крысы… Летающие крысы!
«Голуби! — сказал я Ордошу. — У нас есть голуби!»
«Неплохая идея».
Мне почему-то вспомнились первые минуты моего пребывания в этом мире.
— Ты! — сказал я Липе, заставив ту подпрыгнуть. — Бери ее на руки!
— З-зачем?
— Бери, говорю! — подражая тону маршала, служившего у моей здешней матери, сказал я. — И неси за мной. Только бережно! Это не твоя подружка.
Глава 7
Пинком распахнул дверь. Зажег свет. Посторонился, пропуская девушек.
— Клади ее на кровать, — сказал я.
Моя комнатушка совсем маленькая, от двери до кровати всего пять шагов. Воздух в ней попахивает плесенью.
Липа уложила Елку поверх покрывала. Та заскрипела зубами, но не застонала. Закашляла.
Липа замерла у кровати и сквозь челку смотрела на свои руки. Растопыренные пальцы девушки были в крови.
— У нее рана и на спине, — сказала Липа.
— Прикольно, — сказала Елка и заставила себя улыбнуться. — Насквозь прошла. Испачкаю тебе кровать, малыш. Прости.
— «Прости» не отделаешься, — ответил я. — Купишь Рябине новое постельное белье, когда поправишься.
— Заметано, малыш. Обязательно.
— И покрывало!
Елка снова закашляла, разбрызгивая кровавую пену. С каждым разом этой пены становилось все больше.
«Да хватит в носу ковырять, дубина! — сказал Ордош. — Помрет же!»
Еще на пороге своей комнаты я почувствовал, как сработала руна.
«Есть?» — спросил я.
«Сидят, красавцы. Сейчас темно, они не улетят. Постараюсь их сильно не пугать».
За жизнь Елки придется заплатить жизнями голубей.
И этот факт не заставил меня испытать угрызения совести. Мне плевать сейчас и на голубей и на совесть.
— Липа, — сказал я, — принеси из кафе кувшин красного вина.
— Но…
— Быстро, я сказал!
Липа отшатнулась, точно я ее ударил. Девушка выглядела испуганной. Сейчас она вела себя как обычная девчонка — такая, каких я помнил по своей первой жизни: не пыталась командовать и очень хотела спрятаться за спину мужчины (хотя сама об этом и не догадывалась).
— Она… не умрет?
— Нет, конечно. Если только ты будешь делать, что я скажу. Шевелись!
— Да, Пупсик.
Липа перестала посматривать на свои грязные дрожащие пальцы и поспешила прочь из комнаты.
«Зачем тебе вино?»
«Мне не нужна здесь девчонка. Спровадил ее на время. А вино пригодится».
«Правильно, — сказал Ордош. — Здесь она сейчас не нужна. Приступим?»
«Давно пора! Поехали».
«Не забывай говорить что-то вслух, — сказал Ордош — И повторяй имя богини».
«Зачем?»
«Отдадим все лавры ей. Они нам сейчас без надобности. Это будет творить чудеса Сионора, не мы».
«Ладно, — сказал я. — Мне без разницы. А что говорить?»
«Что хочешь, дубина, хоть стихи читай! Громко, монотонно и на другом языке. И не отвлекай меня».
Я положил ладонь Елке на грудь, поверх прикрывавшего рану окровавленного полотенца. Я видел, что Елке больно. И страшно. Но та старалась казаться стоиком, выдавливая на лице улыбку.
Да, нет, подумалось мне, не тридцать ей — гораздо меньше. Почему, когда тебе переваливает за сто, ты перестаешь замечать разницу между двадцатилетней и тридцатилетней женщиной?
Заклинания регенерации устремились в тело девушки, чередуясь со вспышками тепла на моем животе.
— Лежи спокойно! — потребовал я у Елки, заметив, что она собралась заговорить. — Не мешай.
Судорожно копался в памяти, подыскивая хоть какой-нибудь рифмованный текст.
Прикрыл глаза и громко сказал:
— Сионора!
А дальше продолжил на русском, с удивлением замечая, что говорю на нем с акцентом:
— Погиб поэт! — невольник чести — пал, оклеветанный молвой, с свинцом в груди и жаждой мести, поникнул гордой головой!.. Сионора! …
«Ничего более жизнерадостного не вспомнил, дубина?»
«Отстань: слова могу забыть! Я учил этот стих еще в школе».
— Не вынесла душа поэта…
Я старался не смотреть на лицо Елки, не видеть кровь на ее губах и изумление во взгляде.
Почти каждое срабатывание руны совпадало с моим восклицанием «Сионора!».
— А ты полон неожиданностей, малыш, — сказала Елка.
Похоже, она начала понимать, что я лапаю ее грудь не ради собственного удовольствия (признаюсь, там и лапать-то особенно нечего было — максимум единичка). А может, стала исчезать боль.
— Я чо, правда, могу выжить? — спросила девушка.
— … Сионора!
Я нахмурился, всем своим видом показывая, что она меня отвлекает.
И стал говорить на полтона громче:
— Не вы ль сперва так злобно гнали его свободный, смелый дар и для потехи раздували чуть затаившийся пожар? Сионора! …
Улыбка на лице Елки появилась хоть и едва заметная, но вполне искренняя, благодарная. Во взгляде девушки мне почудился огонек надежды.
— Поняла, — сказала Елка. — Молчу.
Она снова прокашлялась, закусила губу и прикрыла глаза.
«Как там?» — спросил я.
«Не мешай, — ответил Ордош. — Выживет. Теперь мы ей даже кариес вылечим».
Липа вернулась в сопровождении Рябины.
Я отобрал у нее кувшин с вином и заставил Елку отпить из него половину. В лечении я понимаю мало. Но, решил, что увеличить количество жидкости в организме раненной не помешает: крови она потеряла прилично.
Елка послушно делала все, что я велел. Похоже, мой авторитет в ее глазах после стихотворения Лермонтова значительно вырос.
Пока девушка пила, я придерживал ее за спину. С удивлением понял, что за те дни, что знаком с Елкой, стал считать ее своей подругой. Неужели, после долгих лет одиночества я начинал именовать другом каждого, кто улыбнулся мне хоть пару раз?
Ряба порывалась позвать доктора. Но я сказал, что в этом больше нет необходимости.
— Сионора исцелила ее, — сказал я. — Богиня любит нас. И откликается на молитвы тех, кто любит ее.
Почему Ряба побледнела?
«Сотри с морды эту улыбочку! — сказал Ордош. — Она пугает женщин. Ты похож на психа».
С уверенностью фанатика, я пообещал, что завтра Елка будет чувствовать себя не хуже, чем сегодня утром. А сейчас ее лучше не беспокоить: организм девушки восстанавливается. Но было бы хорошо, если бы кто-нибудь из женщин помог Елке раздеться, протер ее тело влажным полотенцем, сменил окровавленную постель и уложил Елку спать.