В маленькой тесной комнате с низким покоробившимся потолком было холодно. Бахрома инея уже висела не только на косяках входной двери и окон, но появилась и на потолке. А ведь и часу не прошло, как перестали топить печь. Дров мало, надо экономить, Ученики сидели одетые и дули на пальцы.
Николай Иванович подошел к закопченной печке, приложил ладони. Северный ветер проникал сквозь ветхие стены. Его прохладное дыхание даже на лице чувствовалось. Кулиновский услышал, что ученики о чем-то перешептываются. Он повернулся и увидел, что они не пишут.
— Ну, что же вы? Я сказал, чтобы вы написали названия тех рыб, которые…
Николай Иванович остановился. Он увидел, как лихорадочно заблестели голодные глаза на худеньких заострившихся ребячьих лицах. Рыба — основная еда, и недостаток ее все острее чувствуется в Марково. Ребята стали приходить в школу голодными. Появились свободные места. Не ходит на уроки Петя Синицкий. У него нет одежды. Много дней не посещают школу сестренка и братишка Зуевы. Отец на прошлой неделе ушел на охоту и не вернулся. Семья голодает. Вчера мать, чтобы накормить детей, убила старую собаку. Нет Афони Гришина и Феди Борисова. В семьях голодают. Умер…
Кулиновский досадливо поморщился. Хватит перечислять отсутствующих. Он подошел к переднему столу, положил руку на меховую шапочку старшей дочери охотника Федора Дьячкова.
— Что же ты не пишешь, Люба? Забыла, какую самую крупную рыбу поймала осенью?
— Кету! — воскликнула девочка с тонкими малокровными губами и протяжно на весь класс вздохнула: — Она была вкусная-я-я…
Николай Иванович увидел, как девочка глотнула слюну. Заговорили и другие ученики. Каждый вспомнил о том, какой большой и вкусной была рыба. Николай Иванович с болью слушал зазвеневшие детские голоса. Он видел на лицах голодный румянец. Кулиновский признался себе, что в задании он допустил ошибку.
— Тихо, дети!
Ребята неохотно послушались его. Воспоминания о рыбе — большой, жирной, полной икры, с сочными хрящами у головы — доставили удовольствие и как-то заглушали голод. А сейчас он с большей силой напомнил о себе. Кулиновский сказал:
— Урок окончен! Сегодня заниматься больше не будем. — Учитель хотел отпустить ребят, но пожалел их родителей. Вернувшись из школы, они начнут просить есть, а что им могут дать родители. Каждая крошка на учете. Поэтому он продержит ребят в школе как можно дольше: — Сейчас будем пить чай, и я вам буду читать сказки!
Школьники радостно зашумели. Учитель так хорошо читал сказки о чудесных далеких царствах, где живут смелые и счастливые принцы, где нет ни голода, ни холода. Кулиновский, наказав ребятам подложить в печку дров, сходил к себе домой и после спора с женой вернулся с фунтом сахару. Это было все, чем он мог угостить голодных учеников.
Усевшись тесным кружком у печки, дети неторопливо, по-взрослому, пили темный, чуть подслащенный чай и слушали учителя. Он читал, как была поймана жар-птица. Они жили в чудесном мире, и вернул их из него заунывный звон колокола.
— Пашка Чучулинкин вчерась помер, — шепотом произнесла дочка Дьячкова и перекрестилась. Замелькали руки остальных.
— Мамка его к Черепахину бегала, христом-богом молила лекарства дать, так он ей ногой в живот как даст, — округлив глаза, стал рассказывать золотушный мальчик. — Она по снегу домой ползла, и ее рвало.
Ребята притихли. Колокол продолжал тоскливо сообщать о новом мертвеце. Все чаще слышат марковцы однообразный звон, и боязно становится в душе каждого. Не о чем ли в следующий раз сообщит колокол…
— Мамка моя плачет, — сказала с тоской смуглая девочка с черными раскидистыми бровями. — Батьке говорила, что теперешней зимой мы все умрем, и еще говорила…
— Нет, Айза, — остановил ее Кулиновский. — Ты не так поняла свою маму. Все мы будем жить, и вы и ваши родные. Зима, конечно, трудная, и продуктов мало.
— Да-а, у купцов в складах много, — возразила Лиза. — Только у нас нет чем за них заплатить.
— Ну, это сейчас. — Кулиновский хотел отвлечь ребят от печальной действительности. — А скоро везде наступит иная жизнь.
Но ребята уже плохо слушали учителя. Они вернулись в суровый мир, и уже никакие сказки, никакие красивые мечты не могли отвлечь их от голода, от лежащего в холодной церкви Пашки.
Кулиновский отпустил ребят по домам. В школе стало тихо. Николай Иванович смотрел на грязные, закопченные стены, на пожелтевшую старую географическую карту с блеклыми материками и океанами, на грубо сколоченные столы и скамейки. Его, охватило бессильное отчаяние. Класс с прогнувшимся потолком начал казаться гробом, где он похоронил все свои мечты, надежды.
Вместе с Куркутским, таким же чуванцем, как и он сам, Николай Иванович стал учителем, приехал из Петропавловска в далекое Марково. А многого ли он достиг? Ученики — способные, прилежные ребята. Но разве можно нормально учиться, когда тебя терзает голод, когда бьют твою мать ногой в живот, когда чуть ли не каждый день умирают от болезней и истощения твои друзья, когда в школе всегда холодно, потому что нет дров?
Что делать? Как все изменить? — в тысячный раз задавал себе эти вопросы Кулиновский. Он стоял перед пустыми столами, невысокий, но коренастый, крепкий. Его скуластое темное лицо было серьезным. Кулиновский потер широкую переносицу. Да, Чекмарев прав… Причина не в дровах, которых у школы должно быть достаточно, не в том, чтобы купцы более охотно давали в долг товары жителям. Надо менять всю власть, весь уклад жизни. Так ему доказывал Василий Иванович, и сейчас Кулиновский особенно глубоко осознал, как Чекмарев прав.
Учитель знал о людях, что собираются у Чекмарева, Их разговорам он не придавал значения. Он не видел силы, которая могла бы изменить весь порядок жизни. Про себя Кулиновский считал Чекмарева и его товарищей просто мечтателями и был убежден, что жизнь можно улучшить, если люди начнут друг другу помогать. Николаю Ивановичу казалось, что если бы у школы было больше дров, то и учеба бы шла лучше.
Но после приезда Новикова, с которым он однажды говорил, Кулиновский все больше задумывался и незаметно для себя стал понимать, что Чекмарев, Каморный, Борисов, Дьячков правы. Нет, такие, как Чекмарев, не просто мечтатели, они искры, из которых возгорится пламя. Так пусть же оно вспыхнет скорее, осветит эту землю и даст людям счастливую жизнь. В России вот уже третий год как наступила новая жизнь. Придет она и сюда.
Кулиновскому захотелось увидеть Чекмарева, услышать его спокойный голос. Теперь он знал, что и Чекмарев и Новиков большевики. Они из тех людей, с которыми Ленин совершил революцию. Кулиновский решительно надел малахай, варежки и направился к Чекмареву. Приближался ранний зимний вечер. С серого неба падала мелкая снежная пыль. На улице никого не было. Люди сидели у печек в ожидании скудного ужина или кружки горячей воды.
Кулиновского окликнул поп Агафопод:
— А я к вам, Николай Иванович, слово божье нести…
— Я отпустил детей, отец, — не дослушав Агафопода, сообщил Кулиновский, Он совсем забыл, что сегодня должен быть урок закона божьего. — Уж очень холодно в школе, да и дети голодные. А тут еще в колокол ударили…
— Пришлось, — с горьким сожалением вздохнул Агафопод. Был он, к удивлению учителя, совершенно трезв. В старой, грязной, с множеством прорех кухлянке и лохматой лисьей шапке, он горой возвышался над Кулиновским. Агафопод повторил: — Пришлось. Мрут отроки, яко мухи осенью…
— Нельзя же больше такое терпеть! — воскликнул в гневе и отчаянии Кулиновский.
— На все воля божья. — Агафопод ткнул рукой в небо. — Неисповедимы пути господни, и мы, рабы жалкие…
— Оставьте, батюшка, — поморщился учитель, уловив в голосе Агафопода фальшь. — Зачем вы это?
Агафопод виновато взглянул с вышины своего роста на учителя, развел руками, но ничего не ответил, и, кивнув, прошел мимо. Кулиновский посмотрел в его широкую спину и догнал Агафопода.
— Батюшка, давайте вместе что-нибудь придумаем.
— Не могу уразуметь тайный смысл ваших слов, — остановился Агафопод.
— Попросить надо у господина Черепахина, у американцев, чтобы они продуктами поддержали нуждающихся, — торопливо высказал Кулиновский только что пришедшую к нему мысль.
— Попросить? — переспросил Агафопод. — Есть притча о том, как жаждущий странник…
— Я о детях беспокоюсь, — сказал Кулиновский. — О детях…
— Мой сын мне велит делать добрые, угодные богу дела, — согласился на предложение учителя Агафопод.
— Спасибо! — искренне поблагодарил его Кулиновский. — Я зайду к вам чуть позднее. Только прошу вас, чтобы вы… — Учитель замялся, не зная, как лучше сказать, чтобы Агафопод воздержался от выпивки. Агафопод понял его и с шутливой торжественностью изрек:
— И капля огненной влага не оросит мои уста.
Они расстались. Чекмарева учитель застал дома. Василий Иванович чинил торбаса. В маленькой чистенькой комнатке было тепло, уютно, и Кулиновский, раздевшись, сел у стола. Чекмарев, не прерывая работы, внимательно выслушал Кулиновского.
— Что же, мысль сама по себе неплохая — одобрил Чекмарев. — Конечно, можно поговорить с коммерсантами, но я убежден, что они ничего не сделают.
— Вы не пойдете с нами? — Кулиновскому очень хотелось, чтобы Чекмарев был с ним и Агафоподом.
— Нет!
Учитель понял, что это категорический ответ, и не стал настаивать на своем. Чекмарев отложил работу, взялся за коробочку с табаком.
— Не просить мы должны, а взять у них все и отдать народу.
Кулиновский понял, как ничтожна его попытка, и заторопился уходить. Чекмарев пригласил его:
— После вашей миссии обязательно зайдите ко мне.
— Хорошо, — кивнул Кулиновский.
Он уже не был так уверен в успехе задуманного, как перед посещением Чекмарева. Василий Иванович, проводив учителя, подумал, что сегодня Кулиновский навсегда придет к нему и товарищам. Василий Иванович знал о неизбежном провале его затеи. Это будет жестокий, но необходимый урок для Кулиновского.