Пурга в ночи — страница 3 из 65

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался Струков.

Начальник милиции стоял перед ними маленький, обросший. — На левой щеке щетина была меньше, чем на правой, и это придавало лицу Струкова странное выражение. Берзину казалось, что перед ним стоит человек с двумя лицами. Август вспомнил, что Струкова арестовали в тот момент, когда он брился.

— Здесь нет ваших товарищей! — гневно оборвал Струкова Берзин.

— Я понимаю, что вам будет трудно поверить мне, но я не оговорился, назвав вас товарищами. — Серые умные глаза Струкова смотрели в упор.

— Прекратите разговоры и садитесь! — Берзин указал на табуретку.

Струков подошел к ней, но не сел.

— Разрешите обратиться с просьбой. Единственной.

— О чем? — Берзин, устав от трехдневного допроса Громова, Суздалева и Толстихина, был раздражен.

— Достаньте вот отсюда мои настоящие документы, — Струков отвернул левый лацкан френча. — Здесь они зашиты.

Берзин кивнул Мохову:

— Проверь.

Струков передал френч Мохову, а сам опустился на табуретку. Маленькие тонкие руки спокойно лежали на коленях, но только внимательный взгляд мог бы заметить, как по ним пробежала нервная дрожь. Все следили за руками Антона. Он распорол лацкан и достал продолговатый пакетик в пергаменте. В глазах Струкова промелькнуло удовлетворение, когда он увидел, какое впечатление произвел на членов комиссии пакет. Не то еще с вами будет, подумал он злорадно, когда вы прочтете и, конечно, поверите. А потом я за все с вами рассчитаюсь.

У Струкова за дни неожиданного заключения созрел план. Арест, переворот в Ново-Мариинске, заключение — все это вначале ошеломило его. Первые дни Струков метался по камере и проклинал всех — Фондерата, Колдуэлла, Громова и всех, с кем имел тут дело. Он, как Громов и другие колчаковцы, надеялся, что его освободят Перепечко и Бирич со своим отрядом. На американцев Струков не рассчитывал. Стайн и Свенсон слишком далеко, да они вряд ли стали бы портить отношения с новой властью из-за нескольких колчаковцев, с властью, которая, кажется, обладает силой.

Из разговоров часовых он узнал, что никто ревкому не сопротивлялся. Под арестом находились те, кто избивал шахтеров и чукчей, посаженных за долги.

Струкова держали отдельно от Громова и других колчаковцев. К допросу он решил предъявить ревкомовцам документы, которыми его так предусмотрительно снабдил Фондерат, и втереться в доверие к большевикам. Дальше будет видно. А пока он должен обязательно выиграть. В противном случае он проиграет жизнь.

Берзин читал его документы и не верил своим глазам. Струков, оказывается, врач, бежавший от колчаковцев из Екатеринбурга. Он член подпольной большевистской организации. Документы не вызывали сомнения. Они были подлинные. Но как же этот Струков мог оказаться начальником колчаковской милиции? Почему он приехал в Ново-Мариинск и об этом ничего не знает товарищ Роман?

Берзин подождал, пока документы Струкова изучили Титов, Тренев, и только тогда посмотрел на колчаковца. Смотрел долго, Струков улыбнулся Берзину.

— Я очень рад, что…

— Молчите! Вас еще не спрашивали, — обрезал Берзин, и его голос заставил похолодеть колчаковца.

Август Мартынович на основании допросов Громова, Суздалева и Толстихина полностью установил вину начальника колчаковской милиции. Но членам следственной комиссии он еще не говорил своего мнения, чтобы не оказать на них влияния. Предъявленные Струковым документы хотя и явились большой неожиданностью Для Берзина, но того впечатления, на которое рассчитывал Струков, не произвели.

Документы могут быть и подложными, — размышлял Берзин, изучая лицо Струкова. — А могут быть действительно его, но он перебежал на сторону Колчака и стал служить ему, а документы сохранил на всякий случай. Хотя, если он стад колчаковцем, то едва ли хранил бы эти документы. Попади они в руки колчаковцам — Струкову несдобровать. Для их хранения нужны храбрость и преданность. Берзин оборвал себя: кажется, я ищу оправдания для этого колчаковца. Он нахмурил светловатые брови и осторожно кашлянул в кулак. Титов и Тренев вопросительно смотрели на председателя следственной комиссии. Молчание затягивалось. Титов поправил перед собой листки бумаги, обмакнул перо в чернила. Он вел протокол допросов. Берзин спросил Струкова:

— Когда вы поступили в колчаковскую милицию?

— Летом этого года, — Струков удивился, что Берзин не спросил о его «подпольной» работе, и торопливо добавил: — В июне, если мне не изменяет память, шестнадцатого июня.

— А до милиции где вы жили, чем занимались? — Берзин говорил неторопливо, давая Титову время для ведения протокола.

— В Екатеринбурге. Я врач, — Струков обрадовался, что его ответы подтверждаются документами. — После института поступил на службу в железнодорожную больницу. Потом бежал на восток.

— Почему?

— Наша организация провалилась, начались аресты. Мне товарищи предложили покинуть город. Пробраться через фронт было почти невозможно, и я уехал на восток, но связаться с местными большевистскими организациями не смог. Адреса явок, которые были у меня, устарели. Я стал работать по специальности. Во Владивостоке попал под общую мобилизацию в колчаковскую армию. Чтобы избежать ее, согласился на предложение поехать в Ново-Мариинск. — Струков говорил быстро, опасаясь, что Берзин перебьет его. — У меня нет ничего общего с колчаковцами, с этими Громовым, Толстихиным, Суздалевым…

Берзин вспомнил, что управляющий Анадырским уездом Громов, секретарь управления Толстихин и мировой судья Суздалев о начальнике милиции говорили с неприязнью и мало. Было ясно, что всю вину они возлагали на Струкова. О прошлом начальника милиции никто ничего не знал. Они пожимали плечами да поносили Струкова. Только Громов сказал:

— Струкова мне рекомендовали как опытного специалиста, а он оказался бездарным бездельником.

Берзин не мог не согласиться с оценкой Громова. Струков как начальник милиции действовал вяло. Случайно ли это? Август Мартынович по-прежнему пристально следил за лицом Струкова, который продолжал:

— Я искал связи с большевиками Владивостока, но…

— С кем вы должны были встретиться? — спросил Берзин.

Струков поднял, голову и посмотрел Берзину в глаза:

— Я нарушаю партийную дисциплину, но обстоятельства, в которых я оказался, вынуждают меня это сделать. Я должен был разыскать товарища Романа.

Изумление на лице Берзина не ускользнуло от Струкова. «Клюнул, — подумал он самодовольно. — Если потребуется, то я еще не один козырь выложу, но пока достаточно. Хорошая осведомленность может вызвать подозрение».

— Вы должны были встретиться с товарищем Романом? — переспросил Берзин.

— Да, — вполне искренне подтвердил Струков.

Он не лгал. В последние дни перед отъездом Струкова контрразведка Фондерата разыскивала товарища Романа. Об этом, конечно, большевики не знали. Тут Берзин, к радости Струкова, взял его документы и, вновь просмотрев, послал Мохова за Мандриковым.

Выслушав рассказ Берзина, просмотрев документы Струкова, пробежав протоколы допросов колчаковцев, Михаил Сергеевич спросил:

— Ты веришь Струкову, вернее, в его рассказ?

— У меня нет еще окончательного мнения, — признался Берзин. — Документы могут быть и чужие. Но он знает о товарище Романе… Он должен был встретиться с ним.

— Но почему же Струков не разыскал Романа? — пожал плечами Мандриков.

— Об этом мы его самого спросим, — Берзин попросил ввести Струкова.

— Что же вам помешало разыскать товарища Романа?

— О его нахождении во Владивостоке товарищи из Екатеринбурга сообщили мне незадолго до отъезда в Ново-Мариинск зашифрованным письмом.

— Где оно? — быстро спросил Берзин.

— Я его уничтожил, — объяснил Струков. — Я не мог рисковать, хранить его. Попади оно в руки колчаковцев, могли бы пострадать многие люди и прежде всего явка…

— Какая, где? — Мандриков не дослушал колчаковца. — Можете назвать?

— Я должен был встретиться с рабочим Дальзавода Новиковым Николаем Федоровичем.

Берзин, Мандриков и Мохов переглянулись. Струков ликовал: выстрел прямо в цель.

— Почему же не встретились? — Мандриков не спускал глаз с колчаковца.

— Я был у него дома, но поздно. От соседей узнал, что сам он исчез, а жена его арестована.

— Вы знаете Новикова в лицо? — Берзину не нравилась точность ответов.

— Нет, — покачал головой Струков. — Оборвалась нить связи с владивостокскими товарищами, и мне пришлось ехать сюда…

— Начальником милиции, — подхватил Мандриков, обдумывая услышанное. — Вы, конечно, знали, что тут ведется подпольная работа?

— Смутно, — Струков улыбнулся. — Я был плохим начальником милиции. Об этом мне говорил Громов. К тому же я не верил, что тут возможна подпольная организация. Когда же вы развернули работу, я был в тундре и…

— Хорошо, — остановил Мандриков и попросил вывести Струкова.

Едва за ним закрылась дверь, как Михаил Сергеевич воскликнул:

— Странная история, путаная, но я верю этому человеку. Он не лжет. О товарище Романе знают немногие.

— А может, он узнал о нем от колчаковской контрразведки? — возразил Берзин, не подозревая, как он прав.

— За товарищем Романом не было замечено слежки, — возразил Мандриков. — А адрес Новикова? Струков же не знает, что Новиков здесь, с нами.

— Пожалуй, ты прав, — уступил Берзин и снова полистал документы Струкова. — Но все надо проверить. Попытаемся связаться с Владивостоком, с товарищем Романом.

— Ох, друзья! — воскликнул Мандриков, — я же забыл вам сообщить, что нас поздравляет товарищ Роман, и мы не одни. В Охотске тоже восстановлена советская власть.

На время забыли о Струкове. Когда вернулись к нему, Мандриков предложил:

— Прекращайте допрос Струкова. Решим, когда что-нибудь получим из Владивостока.

— Завтра наша комиссия на общем собрании доложит результаты расследования, свое заключение. Собрание и решит судьбу всех колчаковцев, — твердо проговорил Берзин.