— Тогда бы мне пришлось прежде всего боженьке сказать о том, какой вы нехороший, злой человек, — с улыбкой заговорил Струков, — что хотели обречь на голод всех шахтеров и подожгли в новогоднюю ночь склад с продовольствием.
У Перепечко вытянулось лицо. Остановившимися глазами он уставился на Струкова. За столом стало тихо. Слишком неожиданным было сообщение бывшего начальника милиции.
— Вы… Вы… знаете? — Перепечко с трудом приходил в себя.
Трифон уставился на своего друга. Неужели это правда? Почему же он ничего не знает? Перепечко скрыл от него. Струков наслаждался произведенным эффектом. Рули спросил Перепечко:
— Это правда?
— Да-а-а…
Перепечко вспомнил новогоднюю ночь. Желание сжечь все запасы продовольствия появилось на другой день после того ужина, который колчаковцы получили от шахтеров. Перепечко поклялся угольщикам отомстить за насмешку. Прежде всего Перепечко раздобыл две банки керосина, и припрятал их в снегу, а чтобы уничтожение склада произвело более сильное впечатление, он наметил поджог в новогоднюю ночь.
Струков, появившись на копях, приглядывался к колчаковцам и ждал удобного момента, чтобы сблизиться с ними. Но они держались отчужденно, и ему не хотелось делать первый шаг. В новогоднюю ночь он не спал. Вспоминал, как прежде встречал Новый год, подумал о детях. Тоска прогоняла сон. В бараке стоял громкий храп. Струков захотел пить и только поднялся, как мимо его нар бесшумно кто-то прокрался к выходу и, придерживая дверь, чтобы не скрипнула лишний раз, выскользнул из барака. Струков последовал за неизвестным, соблюдая осторожность. Человек шел к складу с продовольствием. До Струкова донесся окрик часового:
— Стой! Кто идет?
Ответа он не разобрал и осторожно двинулся вперед. Можно будет поднять тревогу, прикидывал Струков. Это принесет мне пользу, и ревком позабудет о своих подозрениях. Не успел он пройти и десятка шагов, как услышал короткий вскрик у склада. Струков обогнул сарайчик, стоявший между бараком и складом, и тут же отпрянул назад. На снегу лежал часовой. Над ним склонился человек.
Он пытался рассмотреть убийцу, но темнота скрывала его лицо. Затем неизвестный, убедившись в смерти часового, схватил его винтовку и побежал в сторону Струкова. Струков хотел броситься к бараку, но удержался. Тогда убийца сразу же заметит его и выстрелит в спину. Он попятился, прижимаясь к стене, и оказался за углом. Убийца часового подбежал к сарайчику. Струков по звукам определил, что тот разрывает сугроб.
Характерный звук жестяной банки, полной жидкости, безошибочно подсказал Струкову, что убийца достает керосин. Неужели намеревается поджечь склад? Струков даже обрадовался. Надо захватить этого человека во время поджога. Он спасет продовольствие, избавит угольщиков от голода. Послышался металлический стук банки о банку. Он отчетливо услышал, как человек ругался.
Перепечко! — узнал голос колчаковца Струков. Тщедушный и так смело действует. У Струкова появилось уважение к Перепечко, и он заколебался. Выдать Перепечко ревкомовцам? Пожалуй, это будет предательством. Перепечко же его сообщник, хотя и не подозревает об этом. Его гибелью Струков ничего бы существенного не достиг. Временно он бы вернул доверие ревкома, но если позднее из Владивостока поступят разоблачающие материалы, то его без колебания поставят к стенке.
Струков вернулся никем не замеченный в барак и притворился спящим. А позднее, когда свет бушующего пламени проник сквозь замерзшие окна и поднял на ноги шахтеров, он вскочил вместе со всеми и бросился тушить пожар. Недалеко от него Перепечко старательно бросал лопатой снег в огонь…
Рули с одобрением смотрел на Перепечко, и, когда Струков закончил свой рассказ, американец подошел к Перепечко и протянул ему руку:
— Вы решительный человек, И я рад пожать вам руку.
— Почему же вы до сих пор не дали мне понять, что знаете историю с пожаром? — Перепечко недоумевающе уставился на Струкова.
— Ждал, когда вы признаетесь в своем намерении пощекотать меня ножичком, — криво улыбнулся Струков. — Ждал подходящего момента обменяться с вами любезностями.
— Ха-ха-ха! — Перепечко визгливо засмеялся. На худом горле вздрагивал кадык.
Удобная поза, чтобы полоснуть ножичком… — мелькнуло у Струкова.
Засмеялись и остальные. Трифон укоризненно сказал Перепечко:
— И от меня утаил.
— Оберегал тебя от лишних волнений.
Перепечко, гордый собой, потянулся за рюмкой.
Он не мог сказать, что не надеялся на Трифона. Все выпили в честь Перепечко, и Рули заговорил:
— Пример господина Перепечко убеждает меня, что я имею дело с мужественными людьми, готовыми, восстановить справедливость. Мы, Стайн и я, как верные ваши друзья, пришли к вам в самый тяжелый для вас час. Русские помогли в трудный час нашей борьбе[20]. Мы, американцы, сейчас поможем вам. Ревком должен быть уничтожен. Такова ваша основная цель?
— Да, — за всех высказался Перепечко.
— Это можно сделать в кратчайший срок. — Рули отодвинул от себя тарелку и взялся за трубку, готовясь к длинному разговору. Вначале он обратился к Струкову: — Господин Бирич подробно рассказал мне, какими шансами вы тут располагаете и на каких людей полагаетесь. Ваш удар должен быть точен, как выстрел канадского траппера[21]! Но прежде надо прицелиться быстро и безошибочно.
— Что надо сделать?
Струков уже профессионально заинтересовался. Американец нравился ему спокойствием и убежденностью. Со стороны, не слыша, о чем он говорит, можно было подумать, что Рудольф ведет скучноватый для него рассказ. Но Рули узкими глазами внимательно следил за своими слушателями. По лицам, по их поблескивающим глазам он видел, что они готовы на все.
— Прежде всего надо вызвать недовольство шахтеров ревкомом, — говорил Рули. — Тогда в решительный час они не вступятся за большевиков.
— С шахтерами, я думаю… — начал Перепечко, но Рули движением руки остановил его:
— Копите ваши думы, как ростовщик деньги. Не спешите пускать их в оборот. Можно продешевить. Надо убедить шахтеров и жителей поста, что члены ревкома — не те большевики, за которых себя выдают, а просто авантюристы, бандиты. Прикрываясь именем большевиков, они захватили власть для того, чтобы награбить золото, пушнину и затем бежать в Америку.
— Поверят ли? — засомневался Бирич.
— Обязательно. — Рули указал на Струкова: — Вы — лучшее доказательство. Настоящего большевика, который разгадал, что ревком — ложная вывеска грабительской шайки, сослали на копи, чтобы он им не мешал, и хотят убить.
Эти слова не понравились Струкову. Уж не намеревается ли он действительно сделать меня мертвым и превратить в героя-мученика большевика?
Рули увидел его беспокойство:
— Ваша жизнь будет вне опасности.
Струков только пожал плечами.
— Вы должны знать все, что происходит в ревкоме. Вы должны знать, какие сообщения получают большевики по радио и что передают сами, о чем говорят в ревкоме.
— Это мы будем иметь, — заверил старый коммерсант.
— Отлично, — Рули почесал мундштуком трубки широкую переносицу, задумался. — И последнее. Надо собирать силы. У вас, — Рули указал мундштуком на Перепечко, — у вас, — мундштук уставился на Струкова, — у вас, — Рули целился мундштуком на Бирича, — должны быть группы надежных людей, которые бы по приказу стремительно ликвидировали ревком.
— Такие группы мы создадим. — Бирич посмотрел на всех.
— План боевой операции разработаю я. — Рули за все время не изменил голоса. Говорил он спокойно и немного монотонно. — Срок проведения операции установлю позднее. О сохранении тайны Стайна и моего присутствия не забывайте и во сне.
— О вашем прибытии на пост известно ревкому? — спросил Струков американцев.
— Нет, и не должно быть известно, — ответил Рули. — Мы не залежалый товар, который надо рекламировать.
…Заговорщики покидали дом Бирича. Первым запел Струков. Рули и Стайн дождались глубокой Ночи, чтобы перейти к Лампе. Находиться у Бирича было рискованно. Ревкомовцы всегда могли нагрянуть. Лампе не вызывал подозрения. Трифон предложил Перепечко закладываться спать, но тот отказался:
— Подышу свежим воздухом, пройдусь, посмотрю, как гуляют мои дружки — това-а-а-рищи шахтеры. — Ненависть исказила его лицо.
— Остались бы, — посоветовал Бирич.
Перепечко с упрямством пьяного человека стоял на своем и побрел да ночному Ново-Мариинску. Когда-то он тут был видным человеком, одним из тех, кто командовал, считался хозяином. А сейчас он каторжник. И во всем виноваты большевики. Этот Мандриков, Берзин, все их соучастники. Злоба душила Перепечко и требовала выхода. Он с наслаждением рисовал картины будущей расправы над ревкомовцами, и это немного облегчило его. Перепечко, покачиваясь, шел к кабаку Толстой Катьки. Ему снова захотелось выпить… Он ругнул старого Бирича, который не предложил еще вина.
Рука в кармане наткнулась на большой складной нож с шершавой рукояткой. Перепечко вытащил его и раскрыл. Лезвие тускло белело в темноте. Этот нож увидел он однажды в лавке Свенсона. Маклярен тогда сказал:
— Это не нож, а складной кинжал. Таким можно убивать оленя и подрубать деревья.
— Возьму его зубочистки строгать, — пошутил Перепечко.
Нож пригодился в ту новогоднюю ночь. Он хотел уже сложить его, как впереди послышались шаги. Поздний прохожий шел навстречу. Если это ревкомовец, то я его… — Перепечко проверил, свободно ли рука вынимается из кармана.
Человек подошел близко, и они узнали друг друга. Харлов, заметив, что колчаковец пьян, хотел посторониться, чтобы пропустить его, но Перепечко грубо схватил его за рукав полушубка.
— Гуляешь…
— Не хватай! Я спешу.
Харлов, засидевшись с шахтерами у Толстой Катьки, торопился к семье.
— Поговорить хочу, — Перепечко дышал перегаром. — Помнишь ты, блюдолиз ревкомовский, как мне кусок хлеба бросил?