— Домой не хочешь, Груня?
— Домой? — Прислуга не понимала, о чем она говорит. — Разве мы не дома?
— Нет. — Елена тряхнула пышными волосами. — Мы в гостях, и хозяева нам надоели. Они не очень гостеприимны.
— Я не знаю, — с недоумением проговорила Груня. — Я хочу, чтобы было вам хорошо.
— Будет хорошо. — Елена повеселела.
Она быстро поела и, тщательно одевшись, вышла из дому вместе с Блэком. На улице Елена приказала собаке:
— Домой, Блэк! Домой!
Собака повернула к двери, но Елена дернула ее за поводок.
— Это уже не наш дом!
Она повела Блэка к дому Биричей. Как ее примет старый коммерсант? Может быть, с презрением выгонит? Елена волновалась. Ей стало стыдно. Кажется, я становлюсь сентиментальной, подумала о себе с издевкой Елена. Какой может быть стыд, если я от всего этого, выигрываю. Ну, а если старик и выгонит нас — она посмотрела на Блэка, — тогда дождусь возвращения Свенсона и буду жить с ним, но с условием, что весной он отвезет меня в Америку. Нет, я ничего не позволю ему, пока не окажусь на его судне в море. Только безобидные поцелуи, не больше. Пусть распалится. Чем сильнее меня захочет, тем быстрее увезет.
И все же Елена вошла в дом Биричей с тревожно бьющимся сердцем. Она поразилась, что Бирич без удивления выслушал ее.
— Я знал, что вы вернетесь. Так должно быть. Я вас хорошо знаю. Жизнь с большевиками для вас была приключением, и, конечно, вы надеялись вытянуть выигрышный номер. Вы даже, наверное, мечтали стать некоронованной королевой Севера.
Елена Дмитриевна прикусила губу. Бирич сказал то, что она прятала от самой себя.
— Мы всю жизнь играем в надежде на крупный выигрыш, но, к сожалению, чаще проигрываем.
— Я хочу услышать ваш ответ.
— Я подхожу к ответу, который вам нужен. Так вы с Мандриковым проиграли. Он не та лошадь, на какую надо было ставить. Вначале я был и огорчен и сердит. Честно могу признаться, подумывал о том, чтобы вас наказать за предательство.
Елена поняла эта слова Бирича как отказ и хотела встать со стула, но он удержал ее:
— Сидите, сидите! Я был мелочен. Вот почему я сейчас рад вас принять в свой дом и забыть все, что было.
— Мне можно вернуться? — Елена не скрывала своей радости.
— Да, но есть два препятствия, — остудил ее порыв Бирич. — Вы законная жена Мандрикова, и захочет ли Трифон, чтобы вы вновь стали его женой.
Елена насторожилась. Она уловила, что за последними словами что-то кроется. Что же Бирич имел в виду?
— С Мандриковым я порвала, и их акт о нашем браке не имеет для меня никакого значения. — Елена внимательно следила за коммерсантом. Это ли он хотел услышать от нее? — Я христианка, и только церковный брак имеет силу. Я так же свободна, как была свободна, когда жила здесь…
— С моим сыном, — закончил на нее Бирич.
— Да, именно это я и хотела сказать.
— Вы не ответили на мое замечание о Трифоне, — напомнил Бирич.
Елене стало понятно, чего он добивался.
— Если Трифон не примет меня, то я согласна стать женой, любовницей, чем угодно для Свенсона. Вы, Павел Георгиевич, можете мной располагать по своему усмотрению. Я знаю, что вы не ошибетесь, и мы оба вытянем, как вы говорите, выигрышный билет. Мы оба будем довольны.
— Умница вы моя! — восхищенно и даже растроганно произнес Бирич и положил свою руку на руку Елены. — Как жаль, что я стар. Из нас бы получилась хорошая пара, и мы бы многое сделали…
Бирич чуть заметно улыбнулся своей игривой мысли и, видя, как Елена насторожилась, сказал несколько торопливо:
— Итак, мы решили вопрос о вашем возвращении в этот дом, который всегда оставался вашим. Но с самим переездом нужно повременить.
— Почему же? — Елена подозрительно посмотрела на Бирича.
— Я должен подготовить Трифона. — Бирич думал о том, что появление Елены в его доме поминает заговору против ревкома. Он не может Елене доверять.
— К тому же я опасаюсь, что Мандриков с вашим переходом может и…
— Он ничего не посмеет вам сделать! — воскликнула Елена с такой, горячностью, что Бирич твердо решил оттянуть переезд Елены: она слишком переоценивает свое влияние на мужчин, и это может привести ее когда-нибудь к непоправимой ошибке.
— Я вам передам, когда вам удобнее будет сюда переехать, — сказал Бирич, и Елена поняла, что она должна уступить коммерсанту. Они еще поговорили, и Бирич поинтересовался:
— Не знаете, какие планы у ревкома на будущее? Михаил Сергеевич не делится с вами?
— Он так много мне обо всем рассказывал, что я перестала его слушать, — призналась Елена.
— Напрасно, напрасно, — укоризненно покачал головой Бирич. — Было бы весьма любопытно и пользительно знать о намерениях ревкома и его затруднениях.
— Это нетрудно сделать. — Елена поняла, чего ждет от нее Бирич. Это будет ее платой за согласие на возвращение.
Вечером, когда Михаил Сергеевич вернулся из ревкома, она с наигранно виноватым видом сказала ему:
— Прости меня, Миша. Я злая, нехорошая и взбалмошная бабенка, но я люблю тебя.
Счастливый Михаил Сергеевич обнял ее.
…Тренев из-за угла наблюдал, как подосланный им каюр остановил направляющегося к ревкому Смирнова и передал ему конверт. Смирнов с удивлением повертел в руках конверт и, прочитав на нем свое имя, вскрыл его. Тренев с жадностью следил за лицом Смирнова, стараясь узнать о содержании. Сам он не отважился вскрыть конверт. Лучшеменьше знать, а особенно в таких случаях.
Было утро, ветер стих еще ночью, но было сумрачно и холодно. Ново-Мариинск лежал под низким тоскливым небом, и казалось, что оно вдавило маленькие домишки в снег. Пост совсем обезлюдел. На промысел ушли последние охотники и рыбаки. В Ново-Мариинске было тихо и скучно.
Смирнов быстро пробежал письмо глазами и растерянно огляделся. «Хватился когда, — со злорадством подумал Тренев. — Сейчас каюр уже вовсю погоняет упряжку».
Смирнов, держа в руках письмо, зашагал к ревкому. У Тренева от страха закололо в груди. Неужели Смирнов Докажет письмо Мандрикову? Все получается не так, как рассчитывал Бирич. Тренев хотел выбежать из своего убежища, остановить Смирнова и сказать то, что ему наказывал старый коммерсант, но Смирнов замедлил шаг, потом сунул в карман письмо и, повернувшись, зашагал от ревкома.
Клюнул, обрадовался Тренев и, обежав склад, вышел ему навстречу.
— С добрым утречком!
Смирнов только молча кивнул. Тренев видел, как он обеспокоен. Он остановил Смирнова и тихо, оглянувшись по сторонам, проговорил:
— Ревком вчера получил из Крестов пакет. Киселев там убит. Мандриков хочет вас арестовать.
Агент Караева был бледен. Тренев торопился все высказать:
— Кто-то обвиняет и вас в гибели Киселева. Послушайте добрый совет, бегите скорее отсюда. Только не медлите!
— Да я же не виноват! — с отчаянием воскликнул Смирнов. — Когда я уезжал из Крестов, Киселев был жив, и никто не собирался его убивать. Сейчас мне письмо какой-то каюр передал. Странное письмо.
— Какое письмо, от кого?
Но Смирнов только махнул рукой.
— Я пойду к Мандрикову и все ему объясню…
— Вы с ума сошли! — Тренев был в этот момент искренен. — Да вы все погубите! Ревком уже решил вас… Бегите, бегите, пока не поздно! Ради бога, только никому не говорите, что я вас предупредил. Ревкомовцы не пощадят и меня. Они сейчас за Новикова, за Харлова будут мстить. К тому же есть слухи, что Стайн уехал к Караеву. Вас посчитают агентом не только Караевых, но и американца. Мы коммерсанты хоть и маленькие, должны друг другу помогать. И вы когда-нибудь мне поможете. Ну, торопитесь, пока вас не хватились!
— Спасибо, не забуду! Простите, что я иногда позволял себе… Прощайте, — Смирнов, с благодарностью посмотрел на Тренева, пожал ему руку и почти побежал к домику.
Тренев, проводив его взглядом, так же быстро направился в ревком. Он вошел в кабинет Мандрикова с таким встревоженным видам, что все обратили на него внимание.
— Никак, чертяки за тобой гонятся? — пошутил Гринчук.
— Случилось что-нибудь? — Клещин никогда не видел Тренева таким, взволнованным.
— Случилось, — Тренев подошел к столу Мандрикова. — Киселев убит…
— Что? — Мандриков поднялся и наклонился через стол к Треневу. — Откуда это вам известно?
— Смирнов письмо получил от Караевых… Сам мне сказал по секрету и хочет бежать из поста. — Тренев говорил, запинаясь от ужаса. Он понимал, что если обман раскроется, ему несдобровать.
— Где сейчас Смирнов? — спросил Мандриков.
— Дома, собирается!
— Надо немедленно арестовать его. — Мандриков обратился к членам ревкома: — Вы все пойдете со мной!
— Я тоже, — сказал Тренев, но Мандриков отклонил его предложение:
— Смирнов не должен знать, что вы нам сообщили о нем.
Тренев с трудом скрыл облегчение Ревкомовцы ушли. Он остался один, но спокойно сидеть не мог. Как все обернется со Смирновым?
Мандриков с товарищами быстро дошли до домика, в котором жил Смирнов, и без стука вошли. Хозяйка, пожилая чувашка, испугалась. Мандриков спросил ее:
— Где Смирнов?
— Там, — она указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату.
Мандриков подошел к двери и взялся за ручку, но открыть не мог. Дверь была закрыта изнутри. Михаил Сергеевич постучал в нее кулаком:
— Смирнов! Отворите! Мы из ревкома!
За дверью было тихо. Немного подождав, Мандриков снова ударил в дверь, предупредив:
— Если не откроете, будем ломать!
Ревкомовцы увидели одетого Смирнова. На полу лежал мешок. На него был брошен патронташ, полный патронов, и винчестер.
— Стрекача хотел дать? — сказал Гринчук.
— Я… — Смирнов был испуган. — Я…
— Где письмо с Крестов? — требовательно спросил Мандриков.
Смирнов вынул из кармана смятые конверт и письмо и протянул его Мандрикову. Михаил Сергеевич расправил листок и прочитал:
«Мы ждем вашего возвращения с подробной информацией о большевистском ревкоме. Его конец уже близок. Вчера нами ликвидирован большевик Киселев, а теперь очередь за Мандриковым и всеми его соучастниками. Мы получили большую партию оружия, которым вооружим верных людей и восстановим законную власть в Анадырском уезде. Ждем вашего возвращения. Уверены, что все наши поручения вы выполнили и установили связь с теми жителями Ново-Мариинска, которые нам помогут в борьбе против большевиков. Вы можете хорошо подработать, если вам удастся подстрелить хотя бы одного ревкомовца и его голову привезти сюда. Мы заплатим за голову хорошо, и вы сможете открыть свою торговлю.