— Прочитать-то прочитали, — послышался яз толпы голос. — А ума не приложим, на кой ляд нам этот самый отряд?
— Охрану нести от большевиков! — громко ответил Малков, увидя, как оживились устьбельцы. — Нашей свободе, нашему добру, наконец, нашей жизни грозит опасность. Большевики…
— Сюды идут? — выкрикнул кто-то испуганно.
— В Москве-матушке большевики, а уж сюда они пожалуют, и будете вы у них рабами. Хорошо, если еще в живых оставят, чтобы вы для них рыбу ловили, пушнину добывали, а сами с вашими жинками да дочерями баловаться будут, а кто их не послушает, тех на железную цепь, — и в костер…
Стайн не понимал, что говорил Малков, но, время от времени кивал. Собравшиеся должны видеть, что он подтверждает и одобряет слова коммерсанта. А тот нагромождал ужас на ужас и, когда решил, что слушатели достаточно запуганы, закончил:
— Наше спасение и наша жизнь зависят от нас самих. Вот почему мы должны создать, свой отряд, — он махнул в сторону объявления.
— А чего тут американский флаг?
— Америка наш друг. — Малков старался разглядеть, кто задал вопрос. Он запомнил тех, кто высказывал сомнения или недоброжелательство. В них он видел врагов. «Паршивая овца стадо портит». — Америка — страна свободы и хочет, чтобы все люди жили хорошо, она заботится обо всех. В этом вы убедились сами. К нам везут товары, охотничьи припасы, оружие. Кому господин Свенсон отказывал в помощи, кому не давал в долг? Кому не верил?
— Свенсон добрый, — согласился старый коряк, с трясущейся головой. — Он добрый.
— Вот слышите? Америка — страна добрых людей. Она прислала к нам господина Стайна. — Милков отступил, и перед устьбельцами оказался Стайн. Все пристально его разглядывали. Он взмахнул рукой:
— Гуд дэй, фрэндс!
Английское приветствие было знакомо многим, и Стайну ответили.
— Гуд дэй.
— Здравствуй…
— О чем мне с ними говорить? — негромко спросил Стайн Малкова. — Я ненавижу речи.
— Я сам, — Малков снова выступил вперед. — Господин Стайн доволен, что вы так хорошо встретили весть об организации отряда, и надеется, что, вы все в него вступите. Я уверен, что вы все не хотите, чтобы к нам пришли большевики и мы не могли бы защитить себя, свои жилища и семьи. А если у нас не хватит сил, то нам поможет Америка.
Молодец этот Малков! — Стайн с удовольствием отметил, что коммерсант часто упоминает Америку.
Сегодня Малков больше американец, чем я, насмешливо думал Свенсон, хотя ему и польстило, что его назвали добрым, Все происходящее не трогало его. Оно не касалось торговли.
По знаку Малкова из склада вынесли небольшой столик и два ящика, заменивших табуретки. Мадков и Стайн сели за стол. Над ними висели флаги. Все выглядело торжественно. Малков раскрыл новую конторскую книгу, поставил на чистом листе единицу и, аккуратно обведя ее скобкой, обратился к жителям:
— Кто первый вступит в отряд охраны общественного порядка?
Люди топтались на месте, поглядывая друг на друга, но никто не решался вступить первым.
— Ну, ты, — обратился Малков к мужичку с заячьей губой. — Иди же…
— Я… — Он растерянно оглянулся.
— Ты, ты, — подтвердил Малков. Ему нравилось, что мужичок ошеломлен его предложением. — Или не хочешь?
— Иду, иду. — Он затоптался на месте. Все смотрели на него, как на обреченного.
— Фамилия?
— Котовщиков, — еле слышно раздалось в ответ.
Малков вписал фамилию и дал расписаться мужичку. Неумело держа карандаш, тот поставил жирный крест.
— Кто следующий?
— Я, — выскочил молодой парень в рваной кухлянке. — Пусыкин.
Этот смог с большим трудом расписаться.
— Молодец, — похвалил его Малков за смелость. — Лучшую винтовку тебе дам.
После Пусыкина запись пошла живее. К столу двинулся старый коряк с трясущейся головой, но его подняли на смех:
— Куда будешь целиться, эй!
— От него все большевики разбегутся!
— Он сразу три мушки видит!
Запись в отряд продолжалась. Исчезли страхи, подозрения. Однако после тринадцатого никто не подходил к столику. Малкова так и подмывало пригрозить, но он сдерживался. Этим можно только испортить все дело, и он сказал Стайну:
— На сегодня пока хватит, А завтра я за них возьмусь!
— Еще одного человека надо бы.
— Тогда запишем меня, — предложил Малков, внес свою фамилию и расписался.
Добровольцев отряда охраны общественного порядка выстроили перед столом, и Малков обратился к ним:
— Вы поступили как настоящие патриоты, которые не желают стать рабами большевиков и отстоят свою свободу. Вам поручается охранять порядок в селе и его окрестностях, и если появится враг, то вы, не зная страха, уничтожите его. Клянитесь!
— Клянемся! — вразнобой ответили добровольцы.
Из склада вынесли новенькие винчестеры и под восхищенный гул собравшихся вручили каждому добровольцу вместе с пачкой патронов. К Малкову подошли двое чукчей и один русский.
— Запиши нас.
— Завтра, — громко, чтобы слышали все, ответил Малков и опять обратился к своему отряду: — Клянитесь, что это оружие вы будете направлять против большевиков только по моей команде. Я назначен командиром отряда.
— Клянемся, клянемся! — дружно прозвучало в зимнем сером дне.
Угостив каждого стаканом водки, Малков распустил свой отряд, и добровольцы, довольные даровым оружием и угощением, разошлись по домам.
— Вы прирожденный офицер, а не торговец, — похвалил Стайн Малкова.
Он усмехнулся:
— История человечества учит, что за торговцем шел солдат. Торговец для солдата пролагал путь.
— Тогда у вас прекрасное сочетание и того и другого, — сказал Стайн. — А все же солдат могло быть больше.
— Будут, — Малков подумал и добавил: — Нужна только поддержка Свенсона.
— Я ее вам обещаю, — заверил Стайн.
— У вас чудесно прошла вербовка защитников цивилизации, — шуткой встретил Олаф Стайна. — С такими…
— Мне не нравится ваш тон, — оборвал его Стайн. — Мне не нравится, что вы не принимаете в главном деле участия.
— Разве я не выполнил хотя, бы одну вашу просьбу? — Свенсон сердито смотрел на Стайна.
— Не просьбы, а приказа, — поправил Стайн.
— Хорошо, приказы, — согласился Олаф. — Чем же вы недовольны?
— Тем, что ваши агенты не хотят принимать участия в укреплении нашего влияния на Чукотке. Лампе отказался от…
— Я знаю, он мне говорил, что вы предлагали ему контролировать отряд, который сегодня создали. Лампе действительно ничего не знал об Американском легионе. Так ведь, Лампе?
— Да, это так, — еле слышно произнес агент Свенсона.
Звук исходил откуда-то изнутри этой непомерно большой туши. Оплывшее лицо было неподвижным и невыразительным. Стайн скользнул взглядом по узким щелкам глаз, по отвислой мокрой нижней губе. Может, он и правду говорит.
— Теперь все изменилось, — продолжал Свенсон. — Лампе готов выполнить любую нашу просьбу. Я хотел сказать — приказ. Не так ли, Лампе?
— Да, сэр, — подтвердил тем же утробным голосом Лампе.
На следующий день в отряд записалось еще семь человек. Стайн был недоволен. Тогда Малков решил пустить в ход, как он знал, безотказно действующий довод. Это произошло наутро после приезда в Усть-Белую Новикова.
Николай Федорович сидел за завтракам с Кабаном и Наливаем. Каюр Парфентьев куда-то ушел. Хозяин внес в каморку помятый медный самовар. Прислонившись к косяку двери, он с жадностью смотрел на куски сахару. Хозяину квартиры было всего лет сорок, но тяжелая работа, постоянное недоедание и заботы состарили его раньше времени. Морщины глубоко изрезали скуластое темное лицо, волосы поседели.
— Присаживайтесь с нами, — предложил Новиков. — Давно вы здесь, в Усть-Белой? Как звать-то?
— Никифором. — Хозяин качнулся от косяка, длинными пальцами с толстыми суставами осторожно взял кусочек сахару, поднес к лицу. — Давненько я его не кушал. — Помолчал. — Сам-то я с Гижиги, мальцом отец привез. Рыбачу. — Он вздохнул: — Плохая жизнь. Голодно. Жинка голосит, ребята совсем плохие.
Николай Федорович нацедил в кружку кипятку, долил побольше заварного и протянул Никифору:
— Пейте.
Тот молча принял кружку и, откусив крохотный кусочек сахару, стал шумно прихлебывать.
— Ты не удивляйся, Федорович, — заметил Кабан, — тут, считай, все так живут.
— Есть и трошки богаче, — сказал Наливай. — А есть и куркули. Везде одно и то же. Что да Украине, что тут.
— Надо, чтобы не было, — сердито ответил Новиков.
Такой нищеты, такой убогой жизни, таких голодных людей, свыкшихся со своим положением, он еще не видел. Он считал себя обязанным помочь им, облегчить их участь. Надо действовать и не тратить попусту времени.
Вот что, Афанасий, — окатился он к Кабану. — Сегодня же — собирай тех, кто понадежнее. Надо мне с людьми познакомиться, поговорить и…
Стук в дверь остановил Новикова. Кто-то, не спрашивая разрешения, вошел в квартиру.
— Где хозяин?
— Никифор, — позвала жена, — к тебе…
— Я здесь, — Никифор, обжигаясь, торопливо допил чай, а сахар спрятал в карман. Выйти он не успел. В двери появился одетый в кухлянку человек с торчащими черными усами и небольшой бородкой. Иней был на бровях и ресницах.
— О, черт, холодище, — проворчал он, обтирая рукой усы. — Пурга идет.
— Тебе чего? — спросил его Никифор.
— «Чего», «чего», — передразнив, рассердился вошедший. — Малков послал. Ты у него в долг брал товар?
— Брал, — угрюмо произнес Никифор. — Что господин Малков хочет…
— Он сказал, кто в отряд не записался, тот пусть немедля долги платит, сегодня платит.
— Да где же я возьму? — голос Никифора задрожал. Из-за переборки донесся испуганный вскрик его жены:
— Боже мой!
— Башка есть и думай ей, — предложил посыльный. — Думал, когда товар брал?
— Да я же… — Никифор не знал, что дальше сказать. Посыльный, видя, что его не приглашают выпить чаю, совсем рассердился:
— Балакать с тобой — напраслина. Ежели должен, то деньгу неси, а коли погодить хочешь, так господин Малков сказывал, кто в отряд пойдет, с того долги-то повременит спрашивать, а то, часом, и простит.