Неоптолем смотрел на удаляющийся берег. Снова и снова он возвращался к последней беседе с царем. Пересечь все Внутреннее море незаметно для римлян! Уже это одно требовало удачи. Но мало доплыть до Испании. Надо отыскать там Сертория, не попасться на глаза его противникам. Но и это еще не все! Надо убедить Сертория, что Митридат ведет честную игру, заручиться его поддержкой.
Ситуация во многом напоминала ту, которая сложилась в конце последней войны с Римом. Тогда в Азии оказалось сразу две римских армии, армия нобилей и армия популяров. Никто из этих противников не хотел уступать права воевать с Митридатом.
— Эге-е-е!.. — послышалось над головою Неоптолема.
Караульный предупреждал об опасности.
Повернувшись, Неоптолем увидел справа по борту флотилию. Это были небольшие однопалубные корабли наподобие камар. Здесь их называют миопаронами.
— Пираты! — кричали матросы.
Послышался топот босых ног, скрип рей и канатов, хлопанье паруса.
Кормчий направлял дикрот к берегу, надеясь выброситься на песок. Но пираты поняли эту нехитрую уловку. Три миопароны обошли судно и отрезали его от берега.
Ужас охватил матросов. В отчаянии греки молились Посейдону. Неоптолем спустился в каюту. Когда он поднялся наверх с каким-то свертком в руках, миопароны уже окружили триеру, как лаконские псы оленя. Неоптолем видел лица разбойников, сверкавшее в их руках оружие.
Сильным движением он поднял сверток, и ветер раздул алое полотнище с серебряным месяцем и звездой.
Прошло несколько мгновений, и на ближайшей миопароне выбросили что-то белое. Обычно так поступали те, кто отдавался врагу на милость. Но вряд ли можно было думать, что пиратов напугал флаг Митридата. Наверное, это знак их мирных намерений. Прошло еще несколько минут, и с миопароны был спущен челнок. Посланец пиратов ловко греб веслами и с такой же ловкостью поднялся на палубу триеры по сброшенному ему канату.
Лицо пирата показалось Неоптолему знакомым. Но где он мог видеть этого человека? Пират тоже удивленно смотрел на наварха и неожиданно бросился ему в ноги.
— Прости меня, доблестный наварх, что я напал на твое судно! Ведь я не мог знать, что оно принадлежит моему спасителю — царю царей Митридату Евпатору.
Он торопливо сунул правую руку под пурпурную тунику, и Неоптолем увидел на его крепкой ладони золотой статер.
— Евкрат, это ты! — вскрикнул Неоптолем. — Или меня обманывают глаза?
— Нет, они тебя не обманывают, — сказал вифинец, обнимая ноги Неоптолему. — Да, я Евкрат. Рыбак, воин, а ныне, как видишь, архипират.
— Завидная метаморфоза! — сказал херсонесит, поднимая Евкрата. — Но как это произошло?
— О, это очень длинная история! Скажу тебе только, что с тех пор, как мой благодетель Митридат вернул мне свободу, я служил трем полководцам. — Он растопырил ладонь левой руки, на которой было всего лишь три пальца. — Манию Аквилию. — Он загнул мизинец, черный от смолы. — Наместнику Киликии Октавию. — Он загнул безымянный палец. — Фимбрии. — Он загнул палец, называвшийся когда-то средним. — Каждый раз мне удавалось бежать, прихватывая кое-кого из воинов. Но потом Азию захватил Сулла. Он продал в рабство жителей моей деревни за неуплату долгов. Я рубил лес для римских трирем в горах Фракии. Пять лет не видел моря и уже начал забывать, как шумят волны. Я стал зверем, заросшим и косматым, как медведь. В дождливые дни мы играли в кости. Мне выпала собака. Я их проиграл. — Он поднял ладонь с обрубленными пальцами. — Потом мне удалось бежать. Началась вольная жизнь. — Его лицо расплылось в широкой улыбке. — Помню, как мы высадились в Италии. Претер Антоний послал против нас флот и потрепал наших лошадок. — Он показал на миопароны. — Решили мы ему отомстить. Забрали мы его сестру. После этого я вверх пошел. На другой год меня архипиратом выбрали. Вот и плаваю. За мою голову награда назначена: пять тысяч золотых! Сначала думал я сам ее за себя внести, откупиться, — он улыбнулся, показав кривые зубы, — а потом думаю: зачем? Пусть ищут! А ты как будто тоже свое ремесло переменил? — спросил он Неоптолема.
— В море спокойнее.
— Вот-вот! — подхватил пират. — Я тоже так считаю. В море ты сам себе хозяин. И не ты перед богами дрожишь, а они трепещут. И готовы тебе все свои сокровища выложить.
— Оставил бы ты богов в покое, — укоризненно сказал Неоптолем. — Нам надо с людьми разобраться. Ты слышал, что царь Никомед умер?
— Подох, собака. Вот кого бы я на рее вздернул! Из-за него все началось.
— Перед смертью, — продолжал Неоптолем, — Никомед завещал свое царство римлянам, и консул Аврелий Котта тотчас же передвинул флот к проливам. Теперь у римлян все Внутреннее море от Боспора до Геракловых Столбов.
— Нет, — возразил пират, — столбы у Сертория. Клянусь Посейдоном, ты ведь к нему плывешь!
— Не буду от тебя скрывать: меня посылает к Серторию Митридат. Царь надеется, что я сумею договориться с этим римлянином, и тогда мы ударим на Италию с двух сторон. Третья же остается тебе.
Он широким жестом показал на море.
— Не мои это воды, — отозвался пират. — Теперь они Седому достались. Вот если бы Спартак в Африке восстал…
— О чем ты говоришь? Седой, Спартак… Что это за люди?
— Седой — такой же, как я, царь морских людей. Только его владения к северу от Сицилии, а мои к югу. Мы друг к другу не заходим. Спартак же гладиатор! Он Риму войну объявил и рабам свободу дал.
Неоптолем взволнованно заходил по палубе.
— Знай об этом Митридат, он послал бы меня не к Серторию, а к Спартаку. А ты бы мне встречу с Седым устроил.
— С Седым! — воскликнул Трехпалый. — Да он тебя римлянам на второй день выдаст. Когда его еще Чернобородым звали, он им пятки лизал.
— Чернобородым! — вскрикнул Неоптолем. — И еще папой Хароном. Вот оно что! Мне повезло, что я в твои воды попал.
РУКА МИТРИДАТА
С нескрываемым любопытством Неоптолем смотрел на своего собеседника. Этот одноглазый римлянин был одним из тех людей, которые при жизни входят в легенды. Спасаясь из пламени гражданской войны, он бежал на острова Блаженных, а по пути всколыхнул всю Испанию.
Серторий с неменьшим интересом разглядывал царского посла. Он и раньше слышал об его удивительной победе на льду Боспора Киммерийского. Этот посол — признак серьезности намерений Митридата.
— Я не мог тебя встретить, — сказал Серторий. — Побережьем владеют враги. Они задерживают купцов, чтобы лишить меня оружия и припасов. Удивляюсь, как тебе удалось высадиться и сохранить корабль.
— О! Мои друзья знают это побережье не хуже, чем твои — тропы в горах. У них быстрые корабли и опытные кормчие. Тебе надо бы иметь свой флот.
Серторий улыбнулся.
— Могу ли я об этом мечтать!
— Митридат пришлет тебе сорок дикротов! — произнес Неоптолем. — Он протягивает дружескую руку через горы и моря в надежде, что ты ему ответишь тем же.
Серторий вспомнил, что незадолго до Марсийской войны в Риме только и говорили, что о «руке Митридата». Любое недовольство и возмущение приписывали этой мифической «руке». А теперь он уже видит ее пальцы.
— Чем я отвечу на этот щедрый дар? — Серторий перешел на патетический тон, чтобы скрыть свое беспокойство. Он не верил в бескорыстие царей.
— Провожая меня, Митридат сказал: «Хорошо бы соединить наших иберов!» Это была шутка. У моего повелителя нет недостатка в воинах. Он ищет друзей, ибо, как говорят кавказские иберы: «Есть у тебя рука — возьми кинжал, есть у тебя кинжал — добудь жену, есть у тебя жена — построй дом, есть у тебя дом — отдай другу».
Серторий улыбнулся:
— Мой дом в Сабинских горах. У меня нет жены. Я мог бы дать коня, но, кажется, легче было Гераклу пригнать в Микены быков Гериона, чем тебе доставить моего Кайкия в Синопу. Вот мой подарок!
Он вынул из ножен на поясе кинжал и, как бы взвешивая его на ладони, протянул Неоптолему. Серебряная рукоятка была украшена двумя лентами изображений: на верхней — фигурки грифонов тончайшей работы, на нижней — головки львов, разделенные какими-то знаками или буквами.
— Митридат собирает древнее оружие, — сказал Неоптолем, почтительно принимая подарок. — В его коллекции меч Кира с рукоятью, украшенной сапфирами, и золотое копье Александра. Я ему доставил булаву царицы саков Тамары. Теперь у него появится кинжал Сертория.
— Это оружие Аргантония. Так, во всяком случае, уверили меня иберы. Они раскопали могильный холм в устье Бетиса, где когда-то стоял крепкостенный Тартесс.
— Кинжал Аргантония! — воскликнул Неоптолем с восторгом. — К тому же древняя надпись! Помнится, мы проходили через землю галатов. Там, на скалах, высечены фигуры, стершиеся от времени. Под ними надписи, похожие на следы когтей каких-то чудовищных птиц. Надо было видеть, как Митридата они притянули. С трудом удалось увести мне его. А потом он меня долго корил, что я не дал ему изучить языка хеттеев. Ибо рисунки и надписи оставлены хеттеями.
В открытый полог шатра просунулась взлохмаченная голова.
— Она пришла! — раздался ликующий крик варвара.
Серторий растерянно взглянул на гостя.
— Мне надо идти! — сказал он, как бы извиняясь. — Но мы вскоре продолжим нашу беседу.
Уловив на лице Неоптолема тень неудовольствия, Серторий добавил:
— Ты можешь идти со мной, если хочешь.
— А я не помешаю твоему свиданию? — спросил Неоптолем нерешительно.
Серторий расхохотался:
— Пойдем!
Нет! Это не видение, не призрак. Со скалы, перебирая ногами, тонкими, как струны, спускалась белая лань. Ее не пугали вооруженные люди и кони. Воины, в которых Неоптолем узнал иберов, стояли как зачарованные, боясь пошевелиться. Один лишь Серторий вел себя так, как будто ничего не произошло. Его правая рука опустилась па шею животного. И если бы не подбежал Неоптолем, Серторий мог бы прижать к груди голову с кроткими изумленными глазами.
Римлянин, кажется, даже не понял, что Неоптолем спугнул животное. Он шепнул ему: