Зрелище это не смутило и не напугало Клодия. Получив в тот день у Тиграна аудиенцию, он передал ему требование консула о выдаче Митридата.
Тигран спокойно выслушал Клодия. Но послание Лукулла привело его в ярость.
— Твой начальник забыл, к кому он обращается, — сказал Тигран. — Я царь царей. Мне прислуживают цари. Я владею землями от моря до моря. Мои сокровищницы полны золота, а кладовые оружия. Стрелы моих воинов могут затмить солнце.
Клодий понял, что переговоры потеряли смысл.
Тигран обнял Митридата.
— Даже солнце среди бела дня закрывается тенью.
Тигран показал рукой в пространство за воротами. Под перекладиной ветер раскачивал фигуру в белом хитоне.
— Это он скрыл исходящий от тебя свет истины.
Вглядевшись, Митридат узнал в повешенном Метродора. «Еще один эллин, ставший на сторону моих врагов», — с горечью думал Митридат.
— Мы объединим наши силы! Мы поднимем против Рима весь Восток! Мы сбросим Лукулла в море!
Митридат иронически взглянул на своего зятя.
— Я давно уже не полагаюсь на своих родственников. Когда я был ребенком, мать лишила меня отца. Моя сестра Лаодика была заодно с римлянами. Махар, — голос Митридата дрогнул, — послал мою диадему Лукуллу. Мой зять, — Митридат сделал паузу, — едва не выдал меня. Теперь моя сила в слабости врагов. Однажды меня спасла их корысть. Теперь я рассчитываю на их соперничество.
НАСТУПЛЕНИЕ
Узкая горная дорога втянула в себя римское войско и на третий день пути выбросила на перевал. От открывшегося зрелища захватывало дух. За первой линией гор показалась другая. Вершины напоминали караван белых верблюдов. На них, как бурдюки с вином, висели окрашенные зарей облака. Ниже темнели леса, перетянутые извивами рек.
Это была Армения Тиграна, царство вечных льдов, избранное богами для наказания титанов, а может быть, и людей. Какой неразумный порыв гонит сюда Лукулла? Ослепленный блеском льдов, оглушенный шумом рек и грохотом обвалов, полководец не видит тех, кто идет за ним, не слышит их голосов. Он не догадывается о роли, которую взял на себя его родственник Клодий. В короткое время юноша стал солдатским кумиром и оракулом. Этот изнеженный потомок суровых бородатых консулов был создан для форума. С легкостью прирожденного оратора он превращал в ростры любой обломок скалы.
— Вас сделали рабами честолюбия и жадности. Вы идете на край света ради прихотей и капризов начальников. Вы охраняете мулов с награбленным золотом и драгоценностями. Эти богатства достанутся Лукуллу. Он пропьет и проест их в Риме с такими же обжорами и пьяницами, как он сам. А вам придется ни с чем возвращаться к своим остывшим очагам и голодным семьям.
Это был новый Гракх, такой же красноречивый и деятельный, но еще более опасный. Ибо его слушателями были не безоружные земледельцы, а воины, готовые повернуть свое оружие не только против полководца, но и против республики. Пока они только глухо ропщут и слушают зажигательные речи. Они еще повинуются легатам и центурионам и тащат на своих плечах груз войны.
Первый гонец прискакал в Тигранокерту к вечеру того же дня, когда римское войско, достигнув Евфрата, остановилось на привал. Перед вестником открылись обитые медью городские ворота и золотые двери царских покоев. Выслушав гонца, Тигран сделал еле заметный жест. И тут же фракийские телохранители сарапары отрубили гонцу голову.
Второй гонец прискакал утром и, проникнув тем же путем во дворец, сообщил о переправе римлян через Тигр. Царь царей поднял вверх указательный палец, и несчастного посадили на кол.
Но уже к полудню того же дня начальник царской конницы Митрабарзан, стоявший в десяти парасангах от Тигранокерты, сообщил о появлении передовых частей римлян. Выслушав донесение верного воина, царь царей произнес одно лишь слово, тотчас же занесенное в «Книгу деяний»: «Растоптать!»
Лукулл уже расположился лагерем под склоном холма с раздвоенной вершиной. Армянский стратег, буквально поняв приказ Тиграна, решил обрушиться на римлян сверху и был со всеми своими всадниками прижат оставленным в засаде легионом к лагерному валу. Те, кому удалось избежать гибели или плена, разнесли весть о неисчислимых силах римлян, об их луках, не дающих промаха, о непробиваемых панцирях.
Тигран, встревоженный вестью о разгроме своей конницы, покинул столицу. С ним были его гвардейцы, которых он, по образцу персидских царей называл «бессмертными», все его бесчисленные слуги, наложницы, евнухи. Когда беглецы проходили узким и тесным ущельем, на них напал Мурена. Множество армян было перебито, еще более пленено.
Тем временем Лукулл передвинул легионы к Тигранокерте и расположил их вокруг города. Каждому легиону были поручены ворота с участком стены. В течение нескольких часов на равнине выросли десять лагерей или «льняных городов», как их называли осажденные.
В АРТАКСАТЕ
Никогда еще древняя столица армянских царей не видела у своих стен такого огромного войска. Мидийцы привели всадников, закованных в латы из ослепительно сверкавшей маргианской стали. Со всеми силами явились царьки Адиабены. От Вавилонского моря прибыли полчища арабов на верблюдах, от Гирканского — толпы албанов. Заслышав об обещанном царем царей золоте, с Кавказа спустились сухопарые соаны и керкеты; с низин Фазиса пришли рыхлотелые колхи. Не было ни одного правителя, который бы не откликнулся на отчаянный призыв Тиграна. Даже враждовавший с ним Фраат, царь парфян, прислал сына с отрядом тяжеловооруженных воинов.
Таксил, которому было поручено ведение войны, насчитал полтораста тысяч пехотинцев, из которых семнадцать тысяч было заковано в броню, пятьдесят пять тысяч всадников, двадцать тысяч лучников и пращников. Людей же, занятых прокладыванием дорог, рубкой леса, наведением мостов, было тридцать пять тысяч.
Таксилу, сражавшемуся под Херонеей, было ясно, что разумнее избегать встречи с «неодолимыми»и предоставить Лукуллу возможность осаждать Тигранокерту, тем временем занявшись обучением воинов. Но узнав, что у него двухсотпятидесятитысячная армия против сорокатысячной римской, Тигран не хотел и слышать об отсрочке похода.
Хор придворных льстецов на пирах и в царском совете твердил ему о необходимости немедленно проучить зарвавшегося Лукулла. Поведение Таксила стало казаться едва ли не предательством. Когда подобные же советы через гонцов и в письмах стал давать Митридат, Тигран заподозрил, что понтийский царь из зависти отговаривает его от совершения великого подвига.
Не желая делить с Митридатом славу, Тигран не стал его дожидаться и выступил к Тигранокерте со своим колоссальным войском. Царские летописцы занесли в «Книгу деяний» его изречение той поры: «Жаль, что мне придется сражаться с одним Лукуллом, а не со всеми полководцами сразу».
ГНИЛОЕ ЯДРО
Тигранокерта, окруженная римлянами, сверху могла показаться понтийским орехом в серебряной кожуре. И это сравнение давно уже пришло кому-то на ум, сказавшему, что Лукулл обломает зубы о столицу Тиграна.
Напрасно день и ночь били тараны. Они дробились о гранитную толщу стен. Не помогли и подведенные римлянами гелеполы. Они рушились под ударами камней, выбрасываемых гигантскими катапультами.
— Попадись мне эллин, воздвигнувший эти стены, я бы его распял на кресте, — выдавил из себя Лукулл.
На лице у Мурены появилась улыбка. Ее называли змеиной, по созвучию имени легата с хищной рыбой, по виду напоминавшей угря.
— Сулла бы поступил иначе, — молвил Мурена. — Он бы наградил Никонида и ввел бы его в круг своих друзей.
— Тебе известен строитель? — воскликнул Лукулл.
— Еще бы! Фессалиец Никонид сопровождал моего отца в те годы, когда он пытался исправить Дарданский мир. После того как Сулла приказал ему возвратиться в Рим, Никонид перешел на службу к Митридату. Он соорудил осадные машины, едва не разрушившие стены Кизика, а потом, как говорят, перебежал к Тиграну. Мой Геркулес! Не он ли это стоит там наверху, у него такое же квадратное лицо и почти нет шеи.
Человек на стене размахнулся пращой, и свинцовое ядро, просвистев, упало в нескольких шагах от римлян.
— Недурно! — воскликнул Лукулл. — Твой знакомый к тому же неплохой стрелок.
Мурена кинулся к ядру. Подняв его, он повернулся спиною к стене.
— Так и есть! — сказал он подошедшему Лукуллу. — Это Никонид. Он приветствует тебя и приглашает в гости.
Мурена протянул Лукуллу ядро, и тот смог сам прочесть послание Никонида. Оно покрывало всю поверхность снаряда, и содержало сведения о составе гарнизона, наличии продовольствия, о недовольстве ассирийцев, гордиенцев, каппадокийцев, насильственно согнанных в Тигранокерту.
— Ты прав! — сказал Лукулл, пряча ядро. — Этот эллин действительно заслуживает награды. И когда падет Тигранокерта, я прикажу отлить для него такой же точно снаряд из золота. Я слышал, что Тигранокерту называют непробиваемым орехом, но если в орехе гниет ядро, не нужны и тараны.
Наступили октябрьские ноны, один из самых мрачных дней римского календаря. В этот день ровно сорок лет назад римляне в битве с кимврами потеряли восемьдесят тысяч воинов. И когда Лукулл еще только собирался переходить реку, отделявшую его войско от огромной армии Тиграна, Мурена крикнул ему вдогонку: «Ты забыл о черном дне!»
Лукулл обернулся. На нем был блестящий чешуйчатый панцирь и обшитая бахромою накидка.
— Что ж! Я и этот день сделаю для римлян счастливым! — крикнул он, обнажая меч.
Наблюдая за движением римлян к реке, делавшей к этом месте крюк, Т игран решил, что враг отступает.
— Смотри! — крикнул он Таксилу. — Вот и бегут твои неодолимые!
Таксил покачал головой.
— Римляне перед бегством не начищают щитов и не обнажают оружия. Блеск говорит…
Армянский стратег не успел закончить своей речи, как показались значки римских легионов. Они были обращены в сторону холма с плоской и широкой вершиной, под которой расположилась армянская броненосная конница. Вражеские всадники не могли подняться на этот холм, а пехотинцы были отрезаны от него своими же всадниками. Это был точный маневр, решивший исход боя.