Безбрежность
Ему нравилась одна девушка. Когда он увидел ее в первый раз, она пряталась на конюшне между тюками соломы. Лукас продолжал мыть пол, как будто ничего не заметил, но теперь старался, чтобы вода не затекала в угол, где она сидела.
Пару дней спустя он застал ее на том же месте, но теперь она ела свои волосы. Несколько секунд он наблюдал за этим странным занятием: потеребив в руках прядь волос, она накручивала ее на палец, резко дергала, а потом засовывала волосы в рот и глотала.
— Меня угостишь? — спросил он.
Поняв, что ее застукали, девушка испугалась и угрюмо сжалась в углу. Вот, собственно, и все.
Ее звали Ауророй. Изредка Лукас виделся с ней, но общаться своим пленникам Димас не разрешал. Это было к лучшему, ведь девушка могла оказаться соперницей Лукаса в одной из будущих драк или участницей зрелища похуже.
Однажды он увидел ее голой, когда она терлась мочалкой, наклонившись над тазом с водой. Его пронзила странная, томительная боль. С тех пор он опускал голову, когда натыкался на нее в коридоре или в дверях ванной. Он решил, что Димас прав и лучше избегать близких отношений с людьми.
Лукас разозлился, когда Димас ни с того ни с сего заявил ему в столовой:
— Твоя мать под нас копает.
Мальчик не любил, когда упоминали его мать. Он научился жить без нее, он вырвал из души все чувства. Только так можно было выжить в этом аду.
— Мне сообщил один наш сотрудник; он только что вышел из тюрьмы.
Лукас смотрел на него и молчал. Он привык не задавать вопросов; Димас и так скажет то, что считает нужным.
— Мы запишем видео, на котором ты обратишься к матери: пусть знает, что ты с нами. Вряд ли она захочет идти до конца, если поймет, что таким образом расправится и с тобой.
Лукас не собирался притворяться и говорить с матерью так, словно ничего не произошло. На секунду ему захотелось попросить о помощи, но он быстро подавил это желание, спрятал его под толстым слоем злобы и ненависти. Димас подготовил камеру для съемки. Два его подручных притащили девушку — она кричала, плакала и отбивалась. Это была Аурора. Лукас не хотел ее мучить. Он снова ощутил непривычную, резкую боль, головокружительную и тошнотворную тревогу, какое-то странное чувство, которому не было названия. Но тут же вспомнил, что не мог себе позволить человеческих чувств.
Аурора плакала и умоляюще смотрела ему в глаза, но Лукас знал, что не имеет права поддаваться сомнениям.
Он выбрал самый острый нож.
Глава 69
Элена в ужасе смотрела, как он ест. Сын хватал еду руками, жевал с открытым ртом, но ее пугало не отсутствие манер, а взгляд — совершенно пустой, как у акул из фильмов о природе, которые Лукас так любил в детстве.
— Как ты здесь оказался?
— Я сбежал. Уже несколько часов назад. Я плохо ориентируюсь в Мадриде, спрашивать дорогу мне не хотелось, но я знал, что в детстве жил на этой площади. Я хорошо помню то время.
Среди сильнейших чувств, охвативших Элену, нежности не было. Она возникла только сейчас: теперь инспектор видела не жестокого подростка, а похищенного мальчика, который вспомнил свой дом, площадь, продавцов марок. Да, убивавшего других детей в драках, но помнившего детство, когда его жизнь была другой.
— Трудно было сбежать?
— Сбежать я мог всегда, но ждал Димаса. Сегодня Димас не вернулся.
Элена не ожидала, что именно ей придется сообщить Лукасу эту новость, и произнесла не без опаски:
— Димаса больше нет.
Лукаса это как будто не удивило: он продолжал есть как ни в чем не бывало.
— Это ты его убила?
— Нет, не я. Он попытался скрыться от полиции, и его застрелили.
— А сам он стрелял?
— Да.
Лукас удовлетворенно кивнул.
— Он всегда говорил: тебя могут убить, но ты должен защищаться и прихватить с собой на тот свет побольше врагов. Именно поэтому я жив.
Он по-прежнему не проявлял никаких эмоций, только забрасывал в рот еду и глотал, порой не жуя.
— Тебе что, все равно, что Димас погиб? — Элене стало не по себе.
— Люди умирают. Одни живут, другие умирают. Мы с тобой тоже умрем. Какая разница. Налей мне еще воды.
— У «Пурпурной Сети» есть и другой босс.
— Падре, — кивнул Лукас. — Мне нравятся его собаки: Пешт и Буда.
Элена отметила, что он произнес клички собак в обратной последовательности. Больше никто так не делал.
— Ты знаешь, кто он? Его настоящее имя?
— Нет, я знаю только, что, если он захочет, любого из нас убьют без всякой драки. Павла тоже убили?
— Нет, он задержан.
— Он мой друг.
— Ты оторвал ему два пальца.
Лукас пожал плечами. И, не ответив, встал из-за стола.
— Я больше не хочу.
Он пересел на диван, включил телевизор и нашел канал мультфильмов. Глядя на экран, Лукас смеялся так же, как до похищения.
— Ты не спрашиваешь об отце. — Элена не смогла удержаться от упрека и сразу разозлилась на себя за это.
Он посмотрел на нее растерянно, словно пытаясь воссоздать в памяти образ Абеля.
— Я о нем и не вспоминал. Он жив?
Лукавит, подумала Элена. Притворяется. Он не может не испытывать никаких чувств.
— Да. Теперь он женат на другой женщине. И живет не в Мадриде. Хочешь с ним поговорить?
— Нет. — Никаких объяснений не последовало.
— Он тебя любит.
Лукас продолжал смотреть мультфильмы и смеяться, а Элена погружалась в бессильное отчаяние, не зная, как его разговорить, как заставить поделиться с ней своими мыслями. Наконец он выключил телевизор.
— Я хочу спать.
— Ложись. В твоей комнате ничего не изменилось.
Она отвела Лукаса в детскую. Он смотрел по сторонам без тени умиления. Скорее как профессионал, выбирающий место для микрофона или оценивающий шансы заключенного сбежать отсюда. Элена взяла с кровати плюшевого зайца.
— Это Пипо, помнишь?
Лукас даже не посмотрел на игрушку. Одним взглядом он охватил комнату, заполненную его детскими воспоминаниями, и вынес вердикт:
— Я не хочу здесь спать.
Элена отвела его в гостевую и указала на кровать, которую застелила для Ауроры.
— Здесь тебе будет лучше.
Лукас застыл на пороге, словно почувствовав чье-то присутствие. Элене даже показалось, что у него шевелятся ноздри. Словно он принюхивался. Словно знал, что эту комнату недавно занимал другой человек, запах которого он сразу узнал. Человек, пробудивший в нем непривычные эмоции.
— Хонай остался один. Поехали за ним.
— Хонай? — Имя показалось Элене знакомым.
— Он там, откуда я сбежал. Если Димаса убили, за ним никто не придет. Хонай не знает Мадрид, у него здесь никого нет, и я не хочу, чтобы с ним что-то случилось.
Элена вспомнила: паренек с Канарских островов, которого Лукас чуть не убил в драке. За короткое время на нее обрушилось столько всего, что она сама удивлялась, что все еще стоит на ногах и сохраняет присутствие духа, не раскисает, не рыдает, не лупит по щекам стоящего перед ней монстра. Когда Лукас заговорил о Хонае, она с радостью отметила в сыне первое проявление человеческих чувств.
— Ты знаешь, где та квартира?
— Конечно, знаю.
Через несколько минут они сели в красную «Ладу». В повадках Лукаса, когда он устраивался на переднем сиденье и пристегивал ремень, было что-то обезьянье.
— Выброси ты эту машину. Она старая и уродливая.
Элена покосилась на него, надеясь увидеть хоть намек на веселость, на хитрую улыбку, на лукавый блеск в глазах. Но Лукас только сообщил ей, как добраться до нужного места в районе Лавапьес и где остановиться на улице Фе.
— Это здесь, на первом этаже.
Элена опасалась, что сын подстроил ей ловушку, и решила сама не заходить в квартиру. Она позвонила Сарате и назвала ему адрес.
— Приезжай, но не один, а с патрульной машиной. Скорее всего, ты найдешь там только подростка, но будь осторожен.
— А мы туда не пойдем? — спросил Лукас.
— Сейчас приедет патрульная машина.
— Ты мне не доверяешь, и правильно делаешь.
— Не доверяю, — кивнула Элена. — Мы подождем здесь.
Сидя в салоне «Лады», они видели, как полицейские вошли в подъезд и через несколько минут вывели оттуда Хоная.
— Я хотел с ним поздороваться, — сказал Лукас.
Элена посмотрела на него в недоумении.
— То есть? Ведь ты его чуть не убил!
— Он мой лучший друг.
— Ты хочешь с ним поговорить?
— Нет, — буркнул Лукас, неожиданно передумав. — Поехали спать.
Они отправились домой. Прежде чем лечь спать, Элена позвонила Сарате.
— Завтра зайди ко мне домой до работы. Никому ничего не говори. И прикажи тщательнейшим образом обыскать квартиру на улице Фе. Это квартира «Пурпурной Сети».
Глава 70
Ордуньо всю ночь просидел в больнице у постели Марины. Чтобы задержанная не сбежала, у двери ее палаты дежурили два полицейских; Ордуньо находился там не в качестве сотрудника полиции, а как сопровождающее лицо. Очнувшись, Марина обнаружила, что он спит, скрючившись в кресле. Она дождалась, пока он откроет глаза.
— Привет.
— Черт, до чего же неудобные эти кресла, — пробурчал Ордуньо.
— Тебе нужно было пойти домой.
— Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке, — сказал он и тут же спохватился: его слова прозвучали слишком ласково. — И что ты не сбежишь.
— Я знаю, что не имею права ни о чем просить, но все мои вещи и косметика остались у тебя. Если бы ты принес мне кое-что… Не знаю, разрешено ли это.
— Не беспокойся, в первой половине дня ты все получишь.
Ордуньо посмотрел на часы.
— Еще только пять — я думал, уже больше. Тебе надо выспаться.
— Убила бы ради бутылки холодной воды.
— Не говори об убийствах.
— Так все говорят.
Несмотря ни на что, оба улыбнулись. Ордуньо встал и проверил наручник, которым рука Марины была прикована к перекладине кровати.
— Я не убегу, вчера мне прострелили ногу. Представь себе, как я удираю, хромая! Лучше получить срок, чем стать посмешищем.
Ордуньо вышел из палаты, выяснил у полицейского, где найти вендинговый автомат, и уже через несколько минут вернулся с водой, соком и пачкой печенья.
— Ничего себе банкет!
— В автомате были еще и чипсы, но мне показалось, что пока это лишнее.
— Да, печенье лучше.
Они ели молча. Обоим хотелось заговорить, но ни тот, ни другая не решались, понимая, что любая фраза прозвучит как прощальная. Наконец Марина прервала неловкую паузу:
— Ты меня ненавидишь?
— Нет, — искренне признался Ордуньо. — Несколько дней пытался, но не смог. Ты скажешь, что я идиот, но я все еще питаю какие-то иллюзии. Представляю себе, что мы вместе и нам хорошо.
— Как в Waterloo Sunset, — прошептала она, вспомнив песню «Кинкс», но по лицу Ордуньо поняла, что сейчас он не склонен к ностальгии. — Я покажусь тебе идиоткой, но я тоже питаю иллюзии. Иногда до такой степени, что представляю себе нашего ребенка.
— На самом деле ты кажешься мне лицемеркой, — жестко оборвал ее Ордуньо.
— Ты прав. Иначе и быть не может.
В палате снова повисло молчание. Они съели еще по печенью и глотнули воды, не глядя друг на друга.
— Возможно, тебя уже сегодня переведут в тюремный лазарет.
— Боюсь, что там я долго не продержусь. «Пурпурная Сеть» проникает повсюду.
— Ты будешь под защитой.
— Под непрерывной? Нельзя находиться под защитой всю жизнь. Они узнают, что я причастна к смерти Димаса, и объявят меня изгоем на всех форумах даркнета. А потом за мной придут: прикончат где-нибудь в душевой или в столовой… Я никогда не была в тюрьме, знаю о ней только по фильмам.
— Там все совсем по-другому. Заключенные живут лучше, чем те подростки, которых вы заставляли убивать друг друга.
— Ты меня навестишь?
Ордуньо ответил не сразу, как будто не думал об этом раньше, как будто должен был собраться с духом.
— Нет. Через пару часов я поеду на работу и буду делать все возможное, чтобы помочь моим товарищам поймать главаря «Сети». Когда мы это сделаем — а мы сделаем, можешь не сомневаться, — я либо попрошу перевести меня в другое подразделение, либо останусь с ними, либо уволюсь из полиции и отправлюсь путешествовать по свету на горном велосипеде. Я еще не решил.
— Я бы составила тебе компанию.
— Да, но ты будешь сидеть в тюрьме. Впрочем, когда-нибудь ты освободишься.
— Нет, я никогда не освобожусь, меня убьют… Но даже если я выйду на свободу, то буду такая старая, что ты и смотреть на меня не захочешь. Мне останется только вспоминать, как однажды я влюбилась во время полета на Канарские острова. А ты вспоминай обо мне каждый раз, когда будешь лететь на самолете.
Марина улыбнулась, и Ордуньо не оставалось ничего другого, как улыбнуться в ответ.
— Не люблю самолеты, предпочитаю скоростные поезда.
Печенье закончилось. Ордуньо понимал, что пришло время проститься с Мариной, но все еще искал повод задержаться.
— Расскажи мне о Падре.
— Я вам не солгала, я действительно никогда не видела его без маски. Знаю только, что он важная персона, что вся затея — его, что он садист, но предпочитает любоваться пытками и драками на экране, а не вживую.
— Когда ты говоришь, что он важная персона, то имеешь в виду, что он политик?
— Может, и так, хотя я не уверена. Но всякий раз, когда возникала какая-то серьезная проблема, Димас звонил ему, и он все улаживал.
— Сколько они с Димасом знакомы?
— Думаю, всю жизнь. Наверное, с детства.
— А Димас? Что еще ты можешь о нем сказать?
Марину мучил острый стыд, но она не стала ничего утаивать.
— Долгие годы он казался мне лучшим мужчиной на свете, божеством.
— А убийства, пытки?
— Ты не сможешь меня понять, сейчас я и сама себя не понимаю, но тогда мне казалось, что это нормально. Лукас был единственным ребенком, к которому я привязалась, возможно, потому, что была вместе с Димасом в тот вечер, когда он его похитил. Димас отдал мальчика мне на попечение, и я любила его до того дня, когда решила подстроить его побег.
— А что произошло?
— Помнишь шрамы у меня на запястьях? Ты подумал, что я пыталась покончить с собой, — это естественно, все так думают. Но на самом деле руки мне порезал Лукас.
Марина рассказала Ордуньо о событиях того дня, о том, как отдала Лукасу ключи и как он воспользовался ими, чтобы наказать ее за предательство.
— Зато не донес Димасу. Я была ему благодарна: если бы Димас узнал, он убил бы меня, а может, сначала измучил пытками, чтобы показать всем, какая участь ждет предателей.
За окном забрезжил рассвет. Теперь ему действительно пора было уходить.
— Мне надо на работу.
— Спасибо, что просидел со мной всю ночь.
Ордуньо забрал обертку от печенья, пустые картонные упаковки от сока и бутылки из-под воды.
— Тебе еще что-нибудь нужно?
— Ничего, — ответила она. — Береги себя.
Он поцеловал ее в щеку.
— Ты тоже береги себя. Я пришлю тебе что-нибудь из одежды, а когда станет ясно, где тебя будут содержать, отправлю туда остальное.
— Спасибо.
Ордуньо попрощался с охранником у дверей. А в лифте заплакал. Несколькими этажами ниже в лифт вошла медсестра, но сказала только: «Сочувствую». Разумеется, они же в больнице, и десяткам людей в этот день предстоит спускаться на лифте, узнав о смерти или неизлечимой болезни.
Глава 71
Ночью Элена почти не спала: она боялась, панически боялась родного сына, поэтому заперлась на ключ и положила на ночной столик пистолет, который все равно не смогла бы применить против Лукаса. Несколько раз она вставала и заглядывала в комнату, где он спал. Спокойно, как человек, совесть которого абсолютно чиста. Она восемь лет мечтала, чтобы сын вернулся домой. И даже представить себе не могла, что в ее душе будет бурлить такая смесь страха, нежности, любви и ненависти. Она не знала, какими словами описать свои чувства. А может, просто не решалась признаться себе, что от любви к сыну почти ничего не осталось.
Рано утром приехал Сарате.
— Что случилось? Ты должна рассказать мне все про квартиру в Лавапьесе.
— Как парнишка, которого ты оттуда забрал?
— Очень напуган.
— Это тот самый мальчик, который дрался с моим сыном в поместье и чуть не погиб.
— Еще совсем ребенок; дикарь, но ребенок.
Сарате уже установил его личность. Хонай Сантос, шестнадцати лет, родом из Санта-Крус-де-Тенерифе, шесть месяцев назад сбежал из дома.
— Неблагополучная семья?
— Нет, полная и нормальная. Отец — механик, мать — повар в доме престарелых. Есть девятнадцатилетняя сестра, учится в университете. Обычная семья. Мы им уже сообщили.
— Ты говорил с мальчишкой?
— Он неразговорчив: убежал из дома, хотел увидеть мир, но его отвезли в поместье. Драка, которую ты видела, была третьей.
— Это значит, что он убил двоих. Боже мой, я и представить себе не могу, с чем мы столкнемся, когда распутаем это дело до конца. И я не понимаю, почему в полиции нет сотен заявлений об исчезновении всех этих подростков.
— Очень немногие из них испанцы. В основном марокканцы, нелегальные иммигранты из Африки и Восточной Европы, латиноамериканцы…
— Как он оказался в поместье?
— Димас предложил ему денег. Больше я от него ничего не добился. Падре он никогда не видел, почему его привезли в Мадрид вместе с Лукасом, не знает. Элена, ты до сих пор не сказала, зачем позвала меня и как обнаружила ту квартиру на улице Фе.
Элена не спешила с ответом.
— Квартиру осматривают?
— Да, Ческа и Ордуньо уже полчаса как должны быть там. Они сообщат, если найдут что-то важное.
— Пойдем со мной.
Элена подвела Сарате к гостевой комнате и приоткрыла дверь: безразличный ко всему на свете, Лукас продолжал спать глубоким, безмятежным сном.
— Это мой сын.
Они вернулись на кухню, и, пока Сарате варил кофе, Элена рассказала ему все.
— Он появился вчера вечером, стоял посреди площади и махал мне рукой. Я помчалась вниз. Это ужасно, я никогда не видела такого пустого взгляда, такого чудовищного отсутствия человеческих чувств.
— Тут нечему удивляться. Его жизнь можно назвать какой угодно, только не легкой. Ты уже знала, что если найдешь его, то найдешь именно таким.
— Он сказал, что ни разу не вспомнил отца. Ты можешь в это поверить?
— Тебе придется привыкнуть к мысли, что ты узнаешь о нем еще много плохого.
Элена кивнула: она не узнала ничего обнадеживающего с тех пор, как обняла сына на площади.
— Это он сказал мне, что в квартире на улице Фе остался Хонай, и объяснил, как ее найти.
— Что ты собираешься делать?
— Понятия не имею, поэтому и позвонила тебе. Наверное, нужно отвезти его в отдел и передать в центр для несовершеннолетних.
— Это было бы самым разумным решением.
— Но я его мать, я искала его почти девять лет, и он уже достаточно просидел взаперти.
— Не обманывай себя, Элена. Ты получила обратно не сына, а человека, похожего на него. Только и всего. Для того чтобы он снова стал тем, кого ты потеряла, понадобится много времени и усилий психологов. И то не факт, что ему повезет и он все-таки оклемается. А если ты оставишь его здесь и поедешь на работу, то, возможно, больше никогда его не увидишь.
— Я думала не ходить на работу.
— И остаться с ним наедине? И допустить, чтобы этот тип, Падре, снова раскинул свою «Сеть»? Тогда через несколько лет мы найдем еще одно поместье, где другие подростки будут повторять участь Лукаса.
— Ты прав, но я не знаю, что делать.
— Оставь его хотя бы в наручниках…
— Это будет еще хуже, чем отдать его в центр для несовершеннолетних.
Они не заметили, что Лукас встал и слушает их разговор с порога кухни.
— Можешь оставить меня в наручниках, меня много раз приковывали. Иногда на несколько недель.
Лукас сел рядом с матерью и молча стал запихивать в рот оставшуюся от ужина пиццу.
— Это только на два-три часа, — заверила его Элена.
— Рядом с теликом, тогда я смогу смотреть мультфильмы.
Сарате приковал Лукаса к изголовью кровати. Они положили рядом с парнем все, что могло ему понадобиться, но его интересовал только телевизионный пульт. Еще до того, как они ушли, он успел найти любимый канал своего детства — диснеевский.
Элена повезла Сарате на работу на своей «Ладе».
— Ты совершаешь ошибку, парню нужна помощь.
— Я знаю. И он ее получит. Мне нужен один день, от силы — два… Я хочу попробовать сделать его прежним, увидеть в его глазах то, что в них было.
Когда они приехали в отдел, Ческа и Ордуньо еще не вернулись после обыска квартиры на улице Фе, но Марьяхо ждала их с новостями.
— Я выяснила настоящее имя Димаса. Его звали Антонио Кастро Сервантес, и родился он… угадайте где? В Кото-Серрано, рядом с поместьем.
Глава 72
Ордуньо и Ческа не рассчитывали найти что-то важное среди вещей, вывезенных из квартиры в Лавапьесе.
— Есть только отпечатки пальцев. Их много, и они разные. Ими занялся Буэндиа — возможно, они наведут нас на какой-то след.
— Не думаю, что главарь «Сети», если он действительно такая важная шишка, бывал в той квартире, — сказала Ческа. — Там настоящий свинарник.
Они прервали разговор, потому что в комнату влетела Марьяхо.
— Я нашла кое-что важное! Антонио Кастро Сервантес, он же Димас, работал в приюте для несовершеннолетних в Сан-Лоренсо-де-Эль-Эскориаль.
— Из которого сбежали Айша и Аурора?
— Да. Он работал там охранником. Но раньше, чем в приют попали девочки. Он их не застал и не мог познакомиться с ними там.
— Неужели случайность? — засомневался Ордуньо.
— Вряд ли.
— Не забудьте про Игнасио Вильякампу, — напомнила коллегам Элена. — Возможно, эти двое были знакомы.
— Да, но они проработали вместе очень недолго: когда Димас уволился из приюта, Вильякампа пробыл на посту директора не больше двух месяцев, — подтвердила Марьяхо, сверив даты.
— Значит, Игнасио Вильякампа может оказаться тем самым Падре, — предположил Сарате. — Он, безусловно, важная персона. Знаком с Димасом, с Айшей и Ауророй…
Элена задумалась: нет, картина не складывалась.
— Аурора видела Падре без маски. Если бы это был Вильякампа, она бы нам сказала, ведь она его прекрасно знает.
— А могла и не сказать, — возразил Буэндиа. — Иногда страх заставляет жертв выгораживать своих палачей.
Элена снова задумалась.
— Мы ничего не потеряем, если с ним поговорим, — предложил Ордуньо.
— Не так-то просто это сделать, — сказал Буэндиа.
— Почему? Нам нельзя терять время.
— Сразу видно, что ты не смотришь новости. Вильякампу обвиняли в коррупции. Суд только что вынес решение по делу. Сейчас у его дверей наверняка столпотворение — журналисты, фотографы.
Буэндиа оказался прав: Элене и Сарате пришлось пробиваться сквозь плотную толпу репортеров, ожидавших появления политика, которого Национальный суд оправдал по всем статьям. Квартира Вильякампы находилась в самом центре района Чамбери, в помпезном здании на улице Сурбано. Элена отлично знала этот дом: в детстве она жила в двух шагах отсюда. Впрочем, те времена уже почти изгладились из ее памяти. Когда сотрудники ОКА наконец попали в дом Вильякампы, хозяин праздновал победу в кругу семьи и коллег.
— Не ожидал увидеть вас, инспектор Бланко.
— Поздравляю с решением суда.
— Я невиновен, и Национальному суду не оставалось ничего другого, кроме как оправдать меня… Могу я узнать, что вам от меня нужно?
— Будет лучше, если мы пройдем в кабинет.
Едва переступив порог, Элена показала Вильякампе фотографию Димаса.
— Вы знаете этого человека?
Вильякампа несколько секунд внимательно смотрел на снимок.
— Это лицо мне знакомо. Кажется, я где-то его видел, но не могу вспомнить где.
— Это Антонио Кастро Сервантес, хотя многие знают его как Димаса. Он работал охранником в приюте Сан-Лоренсо.
Вильякампа снова посмотрел на фотографию.
— Очень может быть. Наверное, он один из тех, кто уволился вскоре после моего прихода?
— Да, через два месяца.
— Тогда я действительно был с ним знаком. Но я его не помню. Почему вы спрашиваете?
— Этот человек убил Айшу Бассир.
Новость явно повергла Вильякампу в недоумение.
— Если он уволился вскоре после моего прихода, то не мог познакомиться с Айшей в приюте. Совпадение, ничего больше.
— Мы как раз хотели попросить вас объяснить это совпадение.
Вильякампа с равнодушным видом вернул Элене фотографию.
— К сожалению, не могу. Не представляю, какая связь может быть между охранником, уволившимся из приюта одиннадцать с лишним лет назад, и смертью девушки, которая хоть и жила в этом приюте, но никогда с этим человеком не пересекалась.
— Что вы делали в прошлую пятницу?
Бой между подростками проходил в пятницу, и Элена знала, что в тот день в поместье побывал и Падре. Вильякампа был явно изумлен.
— Означает ли это, что вы меня в чем-то обвиняете, инспектор?
— Это означает только то, что я прошу вас рассказать, что вы делали в пятницу.
— Кое-кто, похоже, нарывается на неприятности, — сказал Вильякампа язвительно.
Улыбаясь, он взял со стола ежедневник. Раскрыл его, полистал.
— Утром я встречался со своими адвокатами по поводу обвинений, которые сегодня были опровергнуты. В два часа я обедал в ресторане «Муньягорри» на улице Падилья с Франсиско Саласом, депутатом нашей парламентской группы, — можете позвонить его секретарше, она подтвердит. В четыре часа началось собрание нашей партии. Я думал, что к шести часам освобожусь, но в тот день было выдвинуто обвинение против министерства общественных работ, потому что в важном тендере предпочтение было отдано фирме, связанной с министром, и мы разошлись только в половине десятого. Что-нибудь еще?
— Нет, благодарю, вы были очень любезны.
— Постарайтесь это запомнить. Если вы еще раз меня потревожите, я уже не буду так любезен, — пригрозил Вильякампа.
В лифте Элена позвонила Ческе и продиктовала распорядок дня политика.
— Тщательно проверь каждый пункт.
Глава 73
Прежде чем вернуться в квартиру на Пласа-Майор, Элена и Сарате заехали в бар на улице Постас, не столько чтобы выпить, сколько чтобы спокойно обсудить, что делать дальше.
— Как ты поступишь с Лукасом? Ты не можешь вечно держать его прикованным к кровати.
— А о чем я, по-твоему, думала все утро? Единственное, что пришло мне в голову, — отвезти его к отцу в Уруэнью, но я не представляю, как отреагирует Абель, когда узнает, что я его нашла. Кроме того, там сейчас Аурора.
— Она тоже не может оставаться там всю жизнь.
Сарате знал, что Элена не хочет никуда перевозить девушку, пока они не поймают Падре. Он понимал, что она боится за Аурору, и не стал давить на инспектора. Когда в задаче столько неизвестных, все слишком зыбко. И опасность велика. Но рано или поздно принять решение все же придется.
— Мы так и не поговорили о деньгах, на которые я играл в притоне Кортабарриа, — сказал Сарате.
— Марьяхо сообщила, что сто пятьдесят тысяч евро вернулись на мой счет. Тебе возместили даже оргсбор.
— Я получил еще десять тысяч наличными, они у меня дома. Правда, не все: за вычетом шести тысяч, которые мне пришлось истратить.
— На что? — удивилась Элена.
— На Ордуньо.
Сарате рассказал о событиях того дня, когда Элену увезли в поместье, о звонке с требованием денег и о состоянии, в котором он нашел Ордуньо.
— Он не знает, что это твои деньги; думает, что должен мне, и уже несколько раз клялся, что все вернет.
— Не говори ему, что деньги мои, пусть думает, что твои. Разберемся, когда все закончится. И предупреди его, чтобы не делал глупостей. Вернет, когда сможет. Это не срочно.
Их разговор прервал телефонный звонок: Ческа сообщила, что проверила распорядок дня Вильякампы.
— До четырех все подтвердилось, но про вторую половину дня он соврал. На партийном собрании он не присутствовал.
— Ты уверена?
— Это подтвердила одна из сотрудниц партийного комитета. Среди секретарш он, кстати, фигура известная: любитель распускать руки.
— Спасибо, Ческа. Отличная работа.
Закончив разговор, Элена задумалась, что делать дальше.
— Сарате, Вильякампа нас обманул. После обеда он был свободен и теоретически мог доехать до Кото-Серрано. Побудь с Лукасом. Я поеду к Рентеро. Хочу попросить у него ордер на обыск квартиры Вильякампы.
— Что ты рассчитываешь там найти?
— Там может быть что угодно. Начиная с улик, которые помогут нам выйти на Падре, и заканчивая кольцом с пурпурным камнем.
— Будь осторожна, Элена. Нельзя бросать вызов сильным мира сего, если не уверен в победе. Если ты ошибаешься, все наши усилия пойдут прахом.
— Не волнуйся. Я знаю, что делаю.
Хохот Лукаса, смотревшего мультфильмы, Элена и Сарате услышали еще с порога. Они накупили в супермаркете еды, чтобы у Лукаса был выбор, и кое-что из вещей, чтобы он мог переодеться.
— Ты не скучал?
— Нет. Я не смотрел телевизор с тех пор, как ушел с Димасом. Прикольная штука.
— Тебе придется побыть с Сарате.
— Ты теперь моя нянька? — спросил Лукас.
— Я останусь, только если ты примешь душ и переоденешься. От тебя пахнет так, как будто воняет, — попробовал пошутить Сарате, чтобы завоевать доверие подростка.
Пока Лукас принимал душ, Элена попрощалась с Анхелем и поблагодарила его за помощь.
— Будь осторожен, не доверяй ему. Он на моих глазах чуть не убил человека.
— Буду, не волнуйся.
— Я вернусь, как только смогу.
Рентеро ждал Элену и, как только она переступила порог его кабинета, взорвался:
— Ты совсем рехнулась? Явилась к Вильякампе домой! Ты забыла, что я тебе говорил? Это лучший человек из всех, кого ты встречала в жизни!
— Рентеро, я знаю, что делаю.
— Нет, ты даже не представляешь себе, что делаешь! Ты помешалась на этом расследовании. Я буду вынужден тебя отстранить.
— Я прошу ордер на обыск в доме Игнасио Вильякампы.
— Элена, тебе нужен отпуск. Поезжай на Карибы. Или в Италию — там ты сможешь пить граппу, пока у тебя мозги не растворятся. Только, ради бога, прекрати делать глупости!
— Рентеро, я думаю, что Вильякампа замешан в делах «Пурпурной Сети».
Комиссар схватился за голову, проклиная себя за то, что не уволил Элену. После похищения сына ей ни в коем случае нельзя было возвращаться в отдел.
— С чего ты это взяла? — спросил он, надеясь, что она поймет всю абсурдность своих обвинений.
— Димас, тот тип, которого вчера застрелили во время операции, работал в приюте для несовершеннолетних в Сан-Лоренсо. Это он убил Айшу Бассир.
— И? Ты понимаешь, что это ровным счетом ничего не значит?
— Есть и другие совпадения. Самое главное, что Вильякампа наврал насчет пятничного алиби: он заявил, что был на партийном собрании, но его там не было.
— А где он, по-твоему, был?
— В поместье Травесера в Кото-Серрано, смотрел бой между подростками со смертельным исходом.
— Боже, Элена, что за вздор!
— Я очень близка к разгадке, Рентеро. Поверь мне.
— Нет, я не собираюсь тебе верить. Забудь об Игнасио Вильякампе. Предупреждаю тебя в последний раз.
Элена вышла из кабинета, кипя от злости. Глупо было надеяться, что Рентеро примет ее сторону, и она задним числом пожалела о своей наивности. Тот факт, что Димас работал в возглавляемом Вильякампой приюте, не показался комиссару невероятным совпадением. Но она не выпустит эту кость. Она предъявит Рентеро и другие доказательства. Если потребуется — принесет их на блюдечке с золотой каемкой.
Глава 74
Пока Лукас обдумывал очередной ход, Сарате внимательно разглядывал парня. Элена была права: у него был такой же пустой, бездушный взгляд, как у акул из документальных фильмов о живой природе. К удивлению полицейского, Лукас оказался неплохим шахматистом: напористым в нужный момент, осторожным в защите.
— Кто научил тебя играть в шахматы?
— Женщина, которая присматривала за мной в поместье. Марина.
— Она хорошо с тобой обращалась?
— Да. Ее арестовали или тоже убили?
— Арестовали. Тебе интересна ее судьба?
— Мне она безразлична. Я недолго с ней играл. Потом у меня отняли доску и фигуры, и я уже много лет их не видел.
— Ты отлично играешь.
— Я прокручиваю партии в голове. Иногда с позиции белых, иногда с позиции черных.
Они продолжали играть молча, пока Сарате не взял слона Лукаса. Это заметно разозлило парня, хоть он и постарался скрыть досаду.
— Ты спишь с моей матерью?
Сарате удивился — не столько вопросу, сколько мотивации Лукаса. Тот явно хотел вывести противника из равновесия. Для мальчишки партия в шахматы ничем не отличалась от драки в восьмигранной клетке Травесеры. Он должен был выиграть, иначе уничтожат его.
— Я не сплю с твоей матерью, но в любом случае это не твое дело.
— А может, мое. Это же моя мать.
Вскоре Сарате намеренно ошибся. Он уступил Лукасу своего слона, и они снова оказались на равных. Добившись равновесия, парень успокоился и снова с головой погрузился в игру.
Элена жалела, что отнеслась к словам Мар недостаточно серьезно. Эта женщина с самого начала знала, что Игнасио Вильякампа — темная лошадка, что именно он виновен в исчезновении ее дочери. Но разве можно доверять бессвязному бреду наркоманки, чей помутившийся рассудок прояснялся лишь изредка? И все же Элене следовало задуматься: если запастись терпением, из слов сумасшедших и детей можно извлечь немало полезной информации. Если бы Элена потратила на Мар хоть один вечер, пригласила ее на прогулку, или в кафе-мороженое, или полюбоваться на закат, то смогла бы по крупицам собрать ее воспоминания и теперь была бы лучше вооружена против влиятельного политика. Она позвонила в больницу, чтобы узнать о состоянии Мар. Та по-прежнему находилась в коме, и никаких прогнозов врачи не давали. К тому же допрашивать Мар было поздно: после передозировки память могла окончательно ей изменить. Возможно, и к лучшему, подумала Элена.
Вдруг ее осенило: когда мать Ауроры запустила Вильякампе в голову яйцом, ее арестовали и продержали всю ночь в полицейском участке Карабанчеля. Там должна была сохраниться копия показаний Мар. В напряженные моменты она говорила без умолку. Наверняка в ее показаниях, помимо бреда, есть важные улики.
Элена поспешно вошла в участок, привычным движением предъявила жетон и направилась к дежурному. Попросила у него копию допроса Мар Сепульведы, уточнив дату задержания, фамилию адвоката и дату освобождения. Но полицейскому эти сведения не понадобились.
— Эти документы закрыты для доступа, инспектор, — сказал он.
— Что это значит?
— Что их нельзя запросить.
— Почему?
— Причину я не знаю, но мы получили распоряжение.
— Когда вы его получили?
— Час назад.
Элена не могла поверить, что Рентеро зашел так далеко.
Она в ярости направилась к дверям, но на выходе столкнулась с Костой, с которым Сарате когда-то служил в этом участке.
— Ведь вы Коста, верно? Вы меня помните?
— Конечно, инспектор Бланко. Вы знаменитость.
— Я не смогла получить доступ к показаниям одной задержанной…
— Не может быть! С каких это пор мы не помогаем коллегам? Пойдемте со мной.
Коста привел ее в крохотный кабинет — закуток с допотопным компьютером, который грузился не меньше пяти минут. По мере того как он читал поступившее утром распоряжение с выделенными крупным шрифтом предостережениями, его лицо мрачнело.
— Ничего не могу поделать, инспектор. Приказ пришел с самого верха, из министерства.
— Я знаю, откуда он пришел, — сказала Элена, думая о Рентеро. — Но я просто хотела узнать, что в тот день говорила Мар Сепульведа.
— Я не смогу вам помочь. Сожалею.
— Надежные вы тут коллеги, Коста, ничего не скажешь. Я растрогана.
— Но есть другой способ узнать, что сказала Мар…
Подавив раздражение, Элена посмотрела на Косту с интересом. Она была благодарна ему за то, что он не разозлился, несмотря на ее недовольный тон.
— Насколько я знаю, задержанной помогал адвокат. А адвокаты хранят копии показаний своих подзащитных.
— Спасибо, Коста. — Элена поспешила прочь из полицейского участка.
Еще не дойдя до двери, она достала телефон.
— Шах и мат.
Лукас играл хорошо, но иногда у него словно что-то перемыкало в мозгу, не позволяя хладнокровно анализировать ситуацию. За этим следовал неудачный ход, а за неудачным ходом — личный выпад против Сарате. Теперь Анхель ждал последствий своей победы. Возможно, ему не следовало выигрывать партию, но, с другой стороны, стоило показать парню, что не все готовы раскрыть ему объятия и вести себя так, словно ничего не произошло.
— Я хочу отыграться, — сказал Лукас, старательно сдерживая злость.
— Я играю черными, — согласился Сарате.
Когда они начали расставлять фигуры, у Сарате зазвонил телефон. Это была Элена.
— Как у вас дела?
— Отлично. Твоему сыну нравятся шахматы, и сейчас мы играем. Кажется, он не любит проигрывать, поэтому приставил мне нож к горлу: требует реванша…
— Надеюсь, ты выражаешься метафорически. У меня проблемы с Рентеро, он стал выгораживать Вильякампу. Но я этого так не оставлю. Сейчас поеду в Торрелодонес, домой к Мануэлю Ромеро, адвокату Мар.
— Домой?
— Я звонила в его контору, он сейчас дома. У него есть копия показаний Мар.
— Прекрасно. О Лукасе не беспокойся, мы с ним в полном порядке.
Сарате нажал отбой. Лукас смотрел на доску с фигурами. Затем сделал ход ферзевой пешкой.
— Твоя мать задержится.
— Я слышал, она едет домой к адвокату. Чтобы поговорить обо мне?
— Нет, это связано с нашим расследованием.
— Ходи.
Сарате сделал аналогичный ход черными. Лукас выдвинул вперед коня. Затем, не поднимая глаз от доски, сказал:
— Мне не нужно приставлять тебе к горлу нож. Я могу тебя просто загрызть.
Сарате внимательно посмотрел на него. Сосредоточившись на игре, Лукас обдумывал следующий ход.
— Еще одна такая фраза, и я прикую тебя к кровати, — очень серьезно сказал Сарате. — Ты меня понял?
Лукас резко вскочил, стул полетел на пол. Сарате приготовился защищаться.
— Спокойно, — сказал Лукас. — Я иду писать. Можно мне одному, или ты пойдешь со мной и подержишь мой член?
Торрелодонес находится в тридцати километрах от Мадрида, у самой горной гряды. Это одно из мест, где обеспеченные мадридцы строят себе дачи. В молодости Элена часто ездила туда в гости к подругам. Инспектор сверилась с навигатором: чтобы добраться до дома Мануэля Ромеро, нужно на двадцать девятом километре шоссе Мадрид — Ла-Корунья повернуть на дорогу, ведущую в сторону дворца Канто-дель-Пико. В этом жутковатом особняке в неоготическом стиле умер президент Антонио Маура. Во время Гражданской войны там располагался генеральный штаб Индалесио Прието и генерала Миахи; позднее дом принадлежал семейству диктатора Франсиско Франко. Не доезжая до особняка, Элена свернула на узкое шоссе, почти проселок, ведущее к другому дому, гораздо лучше укрытому от посторонних глаз. Увидеть его с дороги было невозможно, потому что здание окружала высокая изгородь. Элене пришлось остановиться около небольшой сторожевой будки, чтобы охранник записал номер ее машины и позволил ей проехать дальше. Она обратила внимание на усиленные меры безопасности — ей и в голову не приходило, что адвокатам нужна такая защита. Она уже собиралась выйти из машины, когда позвонил Рентеро. Вместо приветствия он набросился на нее чуть ли не с руганью:
— Ты что вытворяешь? Мне звонили из полицейского участка Карабанчеля. Разве я не говорил, чтобы ты забыла об Игнасио Вильякампе?
— Не заводись, я просто довожу расследование до конца.
— Не делай из меня дурака! Мы слишком хорошо знаем друг друга! Ты ищешь копию показаний Мар Сепульведы.
— У тебя есть какие-то возражения?
— Ты ошибаешься. У Игнасио Вильякампы есть алиби на вечер пятницы. Другое дело, что он не обо всем может рассказать.
— Пока он не расскажет, я буду продолжать расследование. Это моя прямая обязанность, или ты забыл об этом?
— Вильякампа играл в гольф в загородном клубе, — с досадой произнес Рентеро, словно признаваясь в чем-то постыдном.
— Почему он не мог об этом сказать?
— Потому что играл с судьей, который вел его дело. С тем самым, который сейчас его оправдал. Было бы не очень приятно, если бы эта новость всплыла, тебе не кажется?
— Да, не очень, — процедила сквозь зубы Элена. — Откуда ты знаешь, что он не врет?
— Потому что я, черт возьми, тоже играл с ними!
— Хорошо. Спасибо за информацию.
— Где ты находишься?
— Еду домой. Не беспокойся. Поговорим при встрече.
В этот миг Элена ненавидела Рентеро, ненавидела покрывающих друг друга судей и политиков, ненавидела дружбы, основанные на коммерческих интересах и профессиональных амбициях. Рентеро был ее начальником, он хорошо к ней относился и дружил с ее матерью. Но он принадлежал к той породе идиотов, которые видят смысл жизни в продвижении по службе. Она без труда представила себе цепочку лихорадочных бесед, последовавших за ее уходом из кабинета комиссара. Рентеро звонил Вильякампе, Вильякампа — судье, судья — Рентеро и секретарше загородного клуба. Всем нужно было прикрыть свою задницу. Да, они были в клубе втроем, провели там всю вторую половину дня, судья уехал злой, потому что запорол простейшие патты.
Элена быстро шла по гравиевой дорожке к особняку адвоката. Она во что бы то ни стало раздобудет показания Мар Сепульведы.
Глава 75
Ее встретила домработница и отвела в кабинет, поражавший своими размерами. Мебель в классическом стиле, шкафы, заполненные книгами в кожаных переплетах, огромный и, судя по всему, старинный глобус рядом с резным письменным столом. На покрытой золотым узором столешнице лежали набор луп, пресс-папье и нож для бумаги, а также авторучки «Монблан» и три одинаковых мобильных телефона.
Мануэль Ромеро, даже дома носивший костюм и галстук, сердечно приветствовал Элену:
— Здравствуйте, инспектор Бланко. Мы виделись в комиссариате Карабанчеля, но, к сожалению, мельком.
— Как раз по этому поводу я и пришла. Мар Сепульведа, ваша подзащитная, еще до нападения на Игнасио Вильякампу подала на него много жалоб.
— Очень жаль, что наркотики довели ее до слабоумия.
— Как я уже говорила вам по телефону, мне не удалось получить протокол ее допроса в полицейском участке.
— Разумеется, он у меня есть. Я только не понимаю, чем вас могла заинтересовать эта женщина. Насколько мне известно, она попала в больницу из-за передозировки.
— Что меня очень удивляет, — призналась Элена. — Всего за несколько дней до этого я разговаривала с Мар, и мне показалось, что она твердо решила раз и навсегда отказаться от наркотиков.
— Очень многие принимают такие решения, но потом срываются. Часто из-за ерунды, решив что-нибудь отпраздновать. Я добился, чтобы ее освободили, а она решила, что просто обязана отметить такое событие. Я уже виню себя за то, что помог ей. Но скажите, зачем вам ее показания?
— Обычная полицейская процедура.
В этот момент на столе адвоката зазвонил телефон.
— Извините. Это номер для неотложных дел, на такие звонки я вынужден отвечать безотлагательно.
— Конечно, дон Мануэль. Мне выйти?
— В этом нет необходимости.
На протяжении всего разговора он произнес только несколько коротких слов, и Элена не поняла, с кем он говорит. Она оглядела кабинет. На полке стояли фотографии адвоката с королем и президентом Испании, с Бараком Обамой. Но ее внимание привлекли не они, а снимок в серебряной рамке, который она уже видела. Это было фото из книги о боях в Кото-Серрано, портрет старика Матиаса и его сына-подростка. Элена вгляделась в лицо мальчика, в его орлиный нос… Ей не нужно было оборачиваться, чтобы догадаться: разговаривая по телефону, Мануэль Ромеро внимательно следит за ней.
В обществе Лукаса Сарате было не по себе, и он сочувствовал Элене. Как бы она ни старалась, на свободе парень долго не задержится: ведь он не просто жертва — в этих драках, пусть и не по доброй воле, он убил не одного сверстника. Нельзя жить рядом с человеком, который говорит, что может перегрызть тебе горло, нельзя взять и отправить такого в обычную школу или ждать его субботним вечером с вечеринки. Нет, Лукас обречен, Элене его не спасти. Надо отговорить ее от этой безнадежной затеи. Только бы она поскорее вернулась: присутствие Лукаса делало атмосферу в квартире тяжелой, удушающей. Вдруг Сарате заметил, что из комнаты исчез беспроводной телефон. Еще секунду назад он точно был на месте. Непонятно как, но Лукас прихватил его с собой в туалет.
— Отдай телефон, — потребовал Сарате, как только парень вернулся в гостиную.
Лукас безропотно протянул ему трубку.
— Кому ты звонил?
— Другу, он был в опасности.
— Ну-ка, проверим, что за друг.
Сарате лишь на секунду опустил глаза, ища кнопку повторного набора, но Лукасу этого хватило: он нанес полицейскому жестокий удар. Пока Сарате падал, Лукас ударил его еще раз, на этот раз — по голове, большой каменной пепельницей. Сарате остался лежать на ковре, под ним постепенно расползалось кровавое пятно.
— Это вы на фотографии? — спросила Элена, когда Мануэль Ромеро закончил разговор.
Она старалась вести себя непринужденно и думала, что ей это удается, — пока адвокат не ответил:
— Зачем задавать вопросы, ответы на которые вам уже известны?
— Я поняла, что это вы: по выражению лица, по форме носа. Где это?
Мануэль улыбнулся и вздохнул, как будто его обидело упрямство Элены.
— Я вам кое-что покажу. Уверен, вам понравится.
Он достал из ящика стола кольцо с пурпурным камнем.
— Ведь вы это искали?
Снова зазвонил телефон. Адвокат поднес его к уху и произнес лишь одно слово:
— Да.
Затем он впился глазами в Элену.
— Я украл его у отца. Он им не дорожил, а для меня оно имело большое значение. Не столько из-за цены, сколько из-за своей истории.
Инспектор Бланко кивнула, прикидывая, как выиграть время. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что нужно немедленно выскочить за дверь, попробовать убежать, позвать на помощь, но ни в коем случае не оставаться один на один с этим человеком, который сбрасывал притворную любезность, как маску. Элена вспомнила о своей сумке. Сумке с пистолетом, оставленной в припаркованной у ворот «Ладе».
— Значит, вы и есть Падре?
— Хватит задавать риторические вопросы.
— У вас, адвокатов, это принято: задавать вопросы, зная ответ.
— Мы делаем это, чтобы зафиксировать ответ перед судом или коллегией присяжных. Но сейчас ситуация другая: мы здесь одни. — Мануэль не отказал себе в удовольствии зловеще улыбнуться, и Элена услышала в его голосе угрозу.
— Мы недолго пробудем одни. Мои сотрудники знают, что я здесь, — попробовала припугнуть его Элена.
— Да, они приедут, и мы им скажем, что вы здесь были, взяли кое-какие документы и уехали. И они подумают, что вы исчезли на обратном пути. Мы даже покажем им записи с камер наблюдения, на которых вы или женщина, похожая на вас, садится в вашу столь заметную машину. Она оставит ее в Каньяда-Реаль, на том месте, где вы уже не раз бывали. Там нет камер. Ваша машина быстро исчезнет, ее растащат по кускам. Если только местные позарятся на такой раритет. А мы с вами пока поедем в другое место, вам оно понравится — думаю, вы уже давно его ищете.
В кабинет вошел человек с двумя доберманами, которых крепко держал на поводке. Мануэль Ромеро ласково улыбнулся:
— Это Буда и Пешт, вы их знаете? Вам наверняка приходилось о них слышать. Я расскажу вам кое-что забавное. Лукас называет их не Буда и Пешт, а Пешт и Буда. Оригинально, правда? Спусти их!
Собаки подошли к Элене, понюхали ее и зарычали, но сразу же сели у ног хозяина.
— Прекрасная дрессировка. Они ведут себя как истинные кабальеро, а в нужный момент — как дикие звери. Знаете, на кого они похожи? На моего друга Антонио. Вы знали его как Димаса. Антонио был моим лучшим другом, с самого детства; мы из одного городка, Кото-Серрано, и все это создали вместе. Я никогда вам не прощу, что вы его убили.
К Элене подошли два человека с наручниками.
— Вам лучше не сопротивляться, мы все равно вас уведем. Советую не тратить силы, они могут вам пригодиться. Не забывайте, что я всем оставляю шанс выжить. Мы поедем на машине, так что сможем поболтать по дороге.
Глава 76
Квартира на улице Фе принадлежала той же компании, что и поместье Травесера. Зарегистрирована она была в Панаме, контрольный пакет акций принадлежал другой компании, зарегистрированной на Каймановых островах, а той владела компания с Мальты.
— Обычное дело, — подытожила Марьяхо. — Пытаясь распутать этот клубок, мы в конце концов застрянем в какой-нибудь стране третьего мира, хотя реальный владелец может жить в двух кварталах от нас.
— Вас ведь не удивляет, что оба объекта принадлежат одной компании? Может, мы и не узнаем ее владельца, но точно найдем другие объекты недвижимости, принадлежащие этой структуре, — очевидно, что ни один из них не использовался для благих целей, — сказал Ордуньо.
— Хорошая мысль, давайте посмотрим, — согласилась Марьяхо.
Буэндиа продолжал изучать все, что было найдено в квартире, Марьяхо искала другие объекты недвижимости. Элена и Сарате не появлялись в отделе с самого утра и не отвечали на звонки; о своих планах они никому не сообщили. Ческа и Ордуньо пошли пить кофе, пытаясь заглушить тревогу: оба чувствовали, что вот-вот произойдет что-то страшное, оно уже витало в воздухе, как металлический запах перед грозой.
— Что известно о Марине?
— Рана легкая. Пуля ничего серьезного не задела. Думаю, сегодня ее переведут в тюремный изолятор в Алкале.
— Ты ее видел?
— Я всю ночь просидел у нее в больнице.
Ческа не понимала Ордуньо. Он влюблен в Марину, такое случается. Ческа и сама после череды романов со всякими паршивцами не могла выкинуть из головы Сарате, хоть и считала его кретином. Но почему Ордуньо продолжает цепляться за женщину, которая его предала, обманула, за эту дрянь и убийцу?
— Ты собираешься ее навещать?
— Не знаю. Я вообще не знаю, что буду делать со своей жизнью.
На кухню торопливо вошел Буэндиа.
— Я получил невероятную информацию, не знаю, что и думать. Мне нужно срочно поговорить с инспектором. Вы ее нашли?
— Нет. А что случилось?
— Помните рубашку главаря «Пурпурной Сети»?
— Конечно.
— Мой помощник возил ее по всем ателье Мадрида. И везде ему говорили, что ткань и размер самые обыкновенные, установить заказчика не получится. Но сегодня нам позвонили из одной пошивочной мастерской и сообщили, что наша рубашка в точности соответствует той, которую месяц назад они отправили своему клиенту — Мануэлю Ромеро.
— Адвокату?
— Но это не все. Мануэль Ромеро — уроженец Кото-Серрано. Того старика, который рассказал нам о боях, зовут Матиас Экспосито, и он его отец. Видимо, адвокат сменил фамилию.
— Черт! Все совпадает!
— Его нужно немедленно арестовать, но отдать такой приказ без согласования с инспектором я не могу.
— Поеду к ней домой, — решила Ческа. — Вдруг она там?
В гараже Мануэля Ромеро можно было найти машины на любой вкус: спортивные, внедорожники, роскошные седаны, даже небольшой фургон. Элена узнала желтый спортивный кабриолет, о котором рассказывала Аурора.
— Думаю, вы предпочтете внедорожник. Ваше увлечение этими автомобилями всегда казалось мне очень трогательным, — засмеялся адвокат. — Да, нам это известно. Однажды наш человек даже спускался с вами в гараж под вашим домом, симпатичный бразилец на белой «Ауди Q7». Помните? Вот она, взгляните!
Машина стояла перед ней. Элена подумала, что, скорее всего, Ромеро не лжет, и это та самая «Ауди». Несмотря на то что Элена водила на парковку Диди многих мужчин, бразильца она помнила хорошо. В то время она как раз узнала, что Абель живет с бразильянкой Габриэлой, и ей казалось, что она символически отомстит бывшему мужу, если соблазнит выходца из той же страны.
Эти люди знали о ее жизни все: вечера в Cheer’s, песни Мины, пристрастие к граппе. Они даже попробовали багет с помидорами, который ей каждое утро подавал Хуанито.
— Если вы так долго за мной следили, то почему не убили?
— Кто вам сказал, что мы хотели вашей смерти? Убивают тех, кто ничего не стоит, а тех, кто чего-то стоит, заставляют страдать. Мы были очень довольны, когда заполучили Лукаса. Как он вам теперь? Парень уже не тот, каким вы его запомнили, верно?
Они сели на заднее сиденье «БМВ Х7», роскошного, но неброского джипа. Шофер уже ждал за рулем, и Мануэль Ромеро, нажав на кнопку, опустил между ним и пассажирами перегородку. Стекла были затемнены, так что Элена не могла видеть, куда они едут. Машина тронулась.
— Нам недалеко, — пояснил адвокат. — Минут через пятнадцать-двадцать будем на месте. Если хотите что-нибудь спросить, воспользуйтесь этим временем.
Чтобы заставить консьержа на Пласа-Майор открыть дверь в квартиру Элены, Ческа была вынуждена не только показать ему жетон, но и пустить в ход угрозы. На полу в гостиной без сознания лежал Сарате. Ковер — видимо персидский — промок от крови, вытекшей из безобразной раны на его голове. К счастью, Сарате еще дышал.
— Вызовите скорую! — крикнула Ческа консьержу, но тут же передумала: — Не надо, я сама.
Она позвонила в ОКА и попросила коллег немедленно прислать скорую в квартиру инспектора Бланко. Ческа была уверена, что машина придет быстрее, если позвонят из полиции.
— На втором этаже живет врач, — сказал перепуганный консьерж. — Я видел, как минут десять назад он возвращался домой.
— Быстро за ним.
В ожидании врача и скорой Ческа осматривалась, пытаясь понять, что произошло. Около Сарате валялась пепельница, которой его ударили по голове. Она была из неотшлифованного камня, и, скорее всего, отпечатки пальцев на ней не сохранились, но Ческа все равно решила забрать ее с собой. Могла ли Элена нанести этот удар? Нет, исключено. Об Элене по-прежнему ничего не было известно. Скорее всего, кто-то ударил Сарате пепельницей и увез Элену.
Нисколько не сомневаясь в том, что сообщить услышанное она никому не сможет, Элена все же расспрашивала адвоката о том, как организована «Пурпурная Сеть», как делаются ставки, когда все это началось и где они берут детей. Ромеро это явно нравилось, хотя в ответах он иногда был уклончив.
— Имейте в виду, инспектор, я знаю далеко не все. Многими деталями занимался Димас.
— Игнасио Вильякампа как-то связан с «Пурпурной Сетью»?
— Никак. Я знаю, что они с Димасом когда-то работали в центре для несовершеннолетних в Сан-Лоренсо, но это чистое совпадение — хотите верьте, хотите нет.
Машина резко замедлила ход, и Элена предположила, что они проезжают мимо будки охраны, похожей на ту, которую она видела в поместье адвоката.
— Мы почти приехали, инспектор.
— Ответьте еще на один вопрос. Это вы велели моему сыну вернуться домой?
— Не хотелось бы вас огорчать, но так и было. Сам он не испытывал ни малейшего желания вас видеть.
Глава 77
Сосед почти ничем не смог помочь Сарате: тому требовалась срочная госпитализация. Перед тем как его положили на носилки, Анхель на несколько минут пришел в себя и даже узнал Ческу.
— Где Элена? — спросила Ческа. — Мы не можем ее найти.
— Поехала к Мануэлю Ромеро, адвокату Мар. Домой, в Торрелодонес.
Как только скорая увезла Сарате, Ческа позвонила в ОКА:
— Инспектор поехала домой к Мануэлю Ромеро, в Торрелодонес.
— Значит, все сходится. Нужно доложить Рентеро и ехать за ней.
Элена вышла из «БМВ» посреди поля рядом со старым кирпичным складом.
— Здесь началась «Пурпурная Сеть». — Ромеро указал на складское помещение. — До Травесеры мы устраивали наши зрелища тут. Этот склад уже давно не используется, но я люблю все содержать в идеальном порядке.
— Что вы собираетесь со мной сделать?
— Всему свое время, не спешите. Сначала я хочу вам его показать.
Шофер распахнул дверь склада, но внутри было слишком темно, чтобы Элена смогла хоть что-то разглядеть; ей показалось, что в помещении пусто.
— Подождите.
Ромеро включил свет. Внутри была только восьмиугольная клетка, такая же, как в Кото-Серрано.
— Первый раз Лукас дрался именно в этой клетке. Все были уверены, что противник его убьет, но ваш сын просто рожден для боя, настоящий гладиатор. Если бы вы знали, какие он нам преподносил сюрпризы! И денег мы на нем заработали немало. Вы арестовали Павла, парня с металлическим протезом. Когда он дрался с Лукасом, ставки улетели до небес. Пари заключали даже в Лас-Вегасе. Вы знаете, что Лукас тогда выиграл, но сам чуть не погиб? Если бы не Марина, он бы умер, а мы даже не сразу поняли бы причину. Эх, Марина. Димас питал к ней слабость, но ему давно следовало от нее избавиться. Как она поживает?
— Насколько я знаю, нормально. Ранена, но в целом в порядке.
— Это ненадолго: я уже попросил, чтобы ею занялись. Думаю, с выполнением моего приказа немного подождут, но его непременно исполнят. Эта женщина обречена. Однако я не закончил рассказ о Лукасе и Павле. Вы знаете, что Лукас, оторвав Павлу зубами два пальца, проглотил их? И, конечно, подавился. Хорошо, что Марина сразу приняла меры. Если бы ваш сын погиб, для нас это была бы невосполнимая потеря.
Адвокат открыл клетку, и они вошли внутрь.
— Когда мы устраивали здесь бои, зрители стояли вокруг и галдели. Любой мог дотронуться до мальчишек, хотя мы советовали этого не делать. Не раз случалось, что кто-то из парней ломал зрителю палец. Это место нравилось мне больше, чем Травесера, но происходящее здесь труднее было держать в тайне. Зрители узнавали друг друга, и это было очень некстати. К тому же в Травесере уже существовала вся инфраструктура. Вы знаете, что после войны там устраивали бои?
— Да, мы разговаривали с вашим отцом.
— Вы общались с ним больше, чем я за последние десять лет. Хоть я и посылаю ему деньги каждый месяц… Он говорил вам, что маркиз, который все это затеял, был его отцом? Я думаю, вряд ли: отец всегда стыдился своего происхождения. Даже фамилию взял вымышленную, Экспосито, хотя имел полное право на титул маркиза.
— Думаю, вы бы хотели носить такой титул.
— Я не гоняюсь за химерами, инспектор, — улыбнулся адвокат. — Ромеро — фамилия моей матери. Но я был бы горд, если бы мне пришлось драться, как отцу и его братьям… Ведь даже поражением можно гордиться. А отец к тому же выиграл. Он сумел выжить. Я никогда не мог понять, почему он пытается это забыть. Наверное, я больше пошел в деда! Но скажите, как вам нравится в клетке? Лукас ее обожает.
— Зачем вы мне все это рассказываете? Чего вы ждете, почему до сих пор не убили меня?
— Это было бы примитивно и противоречило бы моей натуре. У вас, как и у других, будет шанс выжить. Наберитесь терпения, через несколько минут все будет готово.
Вмешательство Рентеро ускорило подготовку оперативного мероприятия. Не прошло и двадцати минут, как сотрудники ОКА в сопровождении двух полицейских патрулей уже были у ворот усадьбы адвоката.
— Погляди на название, — сказал Ческе Ордуньо.
На кирпичной колонне у въезда на территорию была табличка из кованого железа: «Кото-Серрано». Надпись, которую не заметила инспектор Бланко.
Они проехали сторожевую будку без всякого сопротивления со стороны охраны. Навстречу им вышла домработница.
— Дона Мануэля нет дома. Женщина, о которой вы говорите, приезжала, но уже уехала. Она не пробыла здесь и пяти минут — наверное, просто забрала какие-то документы.
— У вас есть камеры наблюдения. Я хочу посмотреть запись, — потребовал Ордуньо.
Ему никто не стал препятствовать. Они с Ческой увидели, как к воротам подъехала машина, и из нее вышла Элена в красном жакете. Через шесть минут пятнадцать секунд она вышла из дома в том же красном жакете, с папкой в руке, села в машину и уехала.
Ческа и Ордуньо переглянулись, не зная, что делать. Этого никто не ожидал. Они были уверены, что сразу обнаружат следы насилия, а увидели мирный дом и снимающую любые подозрения видеозапись.
Из растерянности их вывел звонок Марьяхо.
— Ферма Ла-Эррадура в Моральсарсаль. Немедленно поезжайте туда. Потом все объясню.
Они так и сделали, не сомневаясь, что поступают верно.
Элена осталась одна, запертая в восьмиугольной клетке. Она понимала, что упомянутая Ромеро возможность выжить означала участие в драке. Очень скоро она убедилась в своей правоте, но даже в самом страшном кошмаре не могла бы представить себе такого противника. Дверь клетки открылась, и в нее вошел Лукас.
— Привет, мама.
Глава 78
Лукас плясал вокруг матери, как присматривающийся к противнику боксер. Он то приближался, то отскакивал назад, имитировал удар снизу левой, удар в бок правой. Но драку пока не начинал. Элена старалась стоять совершенно неподвижно.
— Я не буду с тобой драться. Я твоя мать.
Некоторое время он продолжал приплясывать, затем в очередной раз приблизился, и она подумала, что он снова будет примериваться, но он замахнулся кулаком и ударил ее ногой в бедро, так что Элена упала. Лукас тут же отскочил назад. Элена с трудом встала и снова повернулась к нему лицом.
— Убей меня, если хочешь, я не буду защищаться. Я никогда не подниму на тебя руку.
Он снова ударил ее ногой. На этот раз в грудь. Она снова упала и, пока вставала, заметила, что все происходящее записывается на камеры. Видят ли ее сейчас на экранах компьютеров психически больные люди со всего света? Сын, забивающий насмерть свою мать, — такое зрелище наверняка их заинтересовало.
— Защищайся! — крикнул ей Лукас.
— Не буду! Убей меня!
Буэндиа и Марьяхо оставалось только ждать. Они даже не знали, правильным ли было их предположение, жива ли Элена и смогут ли Ческа и Ордуньо ее найти. Мигающий огонек на карте на экране компьютера ничего нового не сообщал. Сигнал они поймали почти случайно, но Марьяхо сразу сообразила:
— Возможно, мы обнаружили Элену.
Сигнал передавало устройство, вмонтированное в браслет Элены, который был на Марине в день встречи с Димасом. Когда Марину увезли в больницу, все забыли и об устройстве, и о браслете.
— Элена говорила, что браслет ей дорог. Может быть, она успела забрать его у Марины, — предположил, загоревшись надеждой, Буэндиа.
— Ну не знаю. Там такое творилось, что о браслете я бы даже не вспомнила.
— А как еще он мог попасть из больницы в Моральсарсаль? Не Марина же его туда отвезла!
— Вполне возможно, что его кто-то стащил. Тогда Ческа и Ордуньо найдут там подружку какого-нибудь охранника с его подарком на руке.
Ни один из ударов Лукаса пока не причинил Элене сильной боли, у нее только немного ныло бедро. Но каждый удар был для нее страшнейшим, невероятным унижением и вызывал мучительный приступ отчаяния. Лукас плясал вокруг матери с улыбкой, которая в других обстоятельствах казалась бы шаловливой. Можно было предположить одно из двух: или он не хотел причинять Элене боль, или его больной мозг вынашивал какой-то садистский план, включавший вступительную фазу, в которой ей предстояло осознать весь ужас происходящего. Испить чашу страданий до дна.
— Каин, что происходит? — заорал Ромеро. — Мне скучно.
Казалось, кличка подстегнула Лукаса, как плеть, и он нанес матери жестокий удар кулаком в лицо. Элена упала, и Лукас пнул ее ногой в живот, заставив скрючиться. Теперь она поняла: для сына нет ничего страшнее, чем разочаровать Падре.
Лукас засмеялся, видя, как Элена корчится от боли.
— Ты правда не собираешься защищаться?
Он подбежал, чтобы снова пнуть ее, но оказался не готов к тому, что Элена не станет покорно сносить очередной удар. И упал, когда она, пересилив себя, ударила его ногой по голени.
— Ну наконец-то началась забава, — оживился Ромеро.
На шоссе Кольядо-Вильяльба — Моральсарсаль выли сирены. Поместье Эррадура, о котором сообщила Марьяхо, находилось за деревней Моральсарсаль, на пути к Серседе. Оно занимало небольшую территорию и состояло из жилого дома и какого-то строения, назначение которого по спутниковым снимкам Google определить не удалось.
— Что мы там увидим?
— Понятия не имею.
— Что будем делать?
— Если надо — стрелять. — Ордуньо был настроен решительно. — Безжалостно и сразу.
Элена была уверена, что позволит сыну убить себя, не сопротивляясь, но что-то ей помешало. Она стала защищаться, стараясь уворачиваться от ударов Лукаса, но не бить сама. Не потому, что не хотела, а потому, что он был превосходным рестлером. Против него у нее не было шансов. К тому же своим ударом сын повредил ей нос, может, даже сломал, и ей трудно было дышать. Она чувствовала, как с подбородка капает кровь.
Вдруг раздался лай. Элена догадалась, что это собаки Ромеро, и Лукас подтвердил ее догадку.
— Это Пешт и Буда, ты их видела? Я часто с ними играю.
Этим он хотел сказать, что, если собак впустят в клетку, его они не тронут.
Теперь не только Лукас наскакивал и отступал: сбросив туфли, Элена тоже начала перемещаться по клетке. Лукас попытался сбить мать с ног, но она успела подпрыгнуть. И приземлилась точно ему на ногу. Он вскрикнул от боли, но тут же улыбнулся.
— Ты сделала мне больно, ты сделала больно своему бедному сыночку! — Лукас сморщился, как будто собираясь заплакать.
Все оглянулись. Вдалеке завыли сирены.
— Закругляйся уже, Лукас! — крикнул Ромеро. И бросил в клетку нож.
Элена попыталась его перехватить, но сын оказался проворней. Он засунул нож за пояс и пристально посмотрел на Элену: игре пришел конец. Лукас бросился вперед и ударил ее кулаком под дых. Элена согнулась пополам от боли, но, когда сын приготовился ее добить, собрав неизвестно откуда взявшиеся силы, она дала ему пощечину, а потом ударила головой в нос. Кровь залила Лукасу лицо, и он окончательно рассвирепел. Сирены завывали все ближе. Лукас снова накинулся на Элену, она упала, Лукас сел на нее верхом. Она больше не сопротивлялась. Лукас выхватил из-за пояса нож, лезвие сверкнуло у нее перед глазами. В лицо брызнула кровь, и Элена удивилась, что в состоянии думать с перерезанным горлом. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что это кровь сына. В последнее мгновение Лукас развернул нож и перерезал себе горло, глядя на мать пустым, равнодушным взглядом.
Ромеро тоже не сразу понял, чем закончился бой. Несколько секунд он сидел неподвижно, в полном оцепенении.
Сирены умолкли, и зазвучали выстрелы. Это члены «Пурпурной Сети» отбивались от полицейских из ОКА. Плакать было некогда. Тело Лукаса рухнуло на Элену, и ей оставалось только его обнять. Дверь клетки открылась, в нее вбежали Буда и Пешт. Обессиленная, опустошенная, Элена сама не поняла, как сумела схватить нож, чтобы защищаться от псов. Почти одновременно прогремели два выстрела — Чески и Ордуньо. Обе собаки рухнули, не добежав до Элены.
Теперь она стояла на коленях возле Лукаса. Сын убил себя, чтобы спасти ей жизнь, и этим доказал, что все еще мог сострадать, что в его окаменевшем сердце осталась тонкая щель, куда Элена могла бы проникнуть, чтобы его спасти. Но не спасла. Хотя сделала все, что было в ее силах. Вся в синяках и ранах, возможно, даже с переломанными костями, скорбя о смерти сына, она впервые за долгое время почувствовала, что жива.
Глава 79
Каждое утро, выходя из дома, Аурора обещала себе, что будет вести себя хорошо, что не станет затевать споров и ссор, даже если ей придется глотать унижения, и сделает все возможное, чтобы не потерять эту работу. Ее взяли в один из супермаркетов Карабанчеля расставлять на полках товары, и за это надо было благодарить бога. У Ауроры не было ни образования, ни трудового стажа, полжизни она провела в приюте, а два последних года — в аду. Найти работу таким, как она, очень трудно, если не сказать — невозможно. Элена устроила ее официанткой в бар, где раньше завтракала, на замену румынскому официанту Хуанито, открывшему в Пуэбло-Нуэво собственное заведение. Аурора продержалась там до того дня, когда Хуан, ее начальник, сказал Элене, что очень сожалеет, но не может больше держать у себя эту девицу. Он прощал ей лень, неуклюжесть и невнимательность, но перебранка с посетителями на повышенных тонах недопустима. А когда Аурора подала холодный кортадо сеньоре по имени Маруха, долгие годы ровно в шесть приходившей в кафе за круассаном и кофе, дело чуть не дошло до рукоприкладства!
Во второй раз девушке помог Сарате, лично знавший заведующего карабанчельским супермаркетом. Аурора терпеть не могла своего начальника, и ей почти ежедневно приходилось сдерживаться, чтобы не ударить его кулаком, но она понимала, что должна научиться терпению. Девушка позволила себе только одну выходку — кражу коробки глазированных конфет в подарок Габриэле. Та их обожала, и Аурора решила хоть немного отблагодарить ее и Абеля за все, что они для нее сделали. Если бы не Мар, Аурора, конечно, переехала бы к ним в Уруэнью. Она стыдилась этой мысли, но иногда ей казалось, что жизнь станет намного лучше, если мать так и не придет в себя.
Элене она тоже хотела что-нибудь подарить, например бутылку граппы, но инспектор попросила больше с ней не общаться: девушка была частью прошлого, которое Элена пыталась забыть.
Платили Ауроре мало, зарплаты едва хватало на съемную комнату, но Элена на прощание подарила ей мобильный телефон, и по вечерам Аурора развлекалась игрой в шарики.
Каждый день она ходила в больницу навещать Мар. Мать по-прежнему была в коме, и врачи уже потеряли надежду, что она когда-нибудь очнется. Ауроре нравилось сидеть около ее кровати, гладить Мар по голове и рассказывать ей, как прошел день. Как ругался начальник, как одна девушка на работе, Ребека, поссорилась со своим парнем, и все в этом духе. Ребека тоже расставляла товары в магазине, и постепенно они подружились. Когда темы для рассказов заканчивались, Аурора играла в шарики, пока медсестра не говорила ей, что посещение закончено.
Раз или два в месяц, в ее выходной, за ней заезжал Абель и отвозил в Уруэнью. Там она проводила целый день, рассказывала Габриэле новости, и они вместе готовили обед. Габриэла познакомила Аурору с бразильскими национальными блюдами; некоторые нравились девушке, другие — нет. Абель и Габриэла обещали, что возьмут ее с собой в отпуск. Габриэла была родом из города Сальвадор-де-Баия; она подарила Ауроре ленту из местной церкви, Носсу-Сеньор-ду-Бонфин-де-Баия. Пока Габриэла повязывала ленту ей на запястье, Аурора должна была загадать желание. Оно исполнится, когда лента упадет с руки, но стаскивать ее нельзя: лента должна упасть сама.
И вот настал необычный день — Аурора поняла это с самого утра. Во-первых, в квартире стояла непривычная тишина. В других комнатах жили шумные румыны и трое колумбийцев, имевших привычку громко петь, собираясь на работу. Но сейчас было тихо.
Во-вторых, подходя к автобусной остановке, Аурора посмотрела на запястье и увидела, что лента исчезла. Может быть, порвалась ночью и вечером Аурора найдет ее в постели, которую застилала второпях. Габриэла верила в чудеса, но Аурора от ленты ничего не ждала, она привыкла никогда не ждать ничего хорошего.
В супермаркете Ребека встретила ее в слезах, потому что рассталась со своим парнем. Аурора стала ее утешать и в первый раз с тех пор, как умерла Айша, почувствовала в душе горячую волну сочувствия. Начальник был с ней приветлив, хотя она так и не поняла почему. Свет на улице был тоже какой-то странный — словно надвигалась, но так и не разразилась гроза. В воздухе пахло дождем.
Придя в больницу, Аурора обратила внимание, что щеки матери порозовели, как будто медсестры в шутку нарумянили ей лицо. Девушка стала рассказывать, как провела день, каким он выдался удачным, и вдруг заметила, что у больной дрогнули веки. Машинально схватила ее за руку, и мать одним пальцем пощекотала ей ладонь. Испугавшись, Аурора выглянула в коридор, чтобы позвать на помощь, но тут же поняла, что ей никто не нужен. Мар открыла глаза. Говорить она не могла, потому что у нее из горла торчала трубка, но, увидев дочь, улыбнулась так, будто месяцами ждала этой минуты, будто присутствие Ауроры ее ничуть не удивило. Девушка стала осыпать руки матери поцелуями, гладить Мар по голове, по лицу, по плечам. Возможно, она даже причиняла ей боль, но Мар продолжала улыбаться, и по ее щеке покатилась слеза. Прежде чем побежать за медсестрой, Аурора поцеловала мать в порозовевшее лицо.
Глава 80
На Пласа-Майор открылась традиционная рождественская ярмарка. С утра до ночи на площади звучали рождественские песни; обычные торговцы уступили место продавцам хвойных деревьев, фигурок для вертепа, елочных шаров, мишуры и безделушек. Каждый день мимо подъезда Элены проходили сотни семей, дружеских компаний, влюбленных пар. Многие — в смешных париках, шапках с лосиными рогами или в колпаках Папа Ноэля — в этом году почему-то не красных, а зеленых.
Иногда она сидела на балконе, где столько лет висела камера, снимавшая людей на площади. Боль в душе немного притупилась. Элена знала, что Лукас наконец обрел покой. Что человек с лицом, изрытым оспой, мертв, а Мануэль Ромеро, адвокат и создатель «Пурпурной Сети», проведет в тюрьме долгие годы. Так же, как Ярум и Марина.
Теперь все это ее не касалось. Несмотря на уговоры Рентеро и коллег, она ушла из полиции. Больше двух месяцев назад она выписалась из больницы, но до сих пор не смогла устроить собственную жизнь, хотя раньше Элене казалось, что когда-нибудь она сможет это сделать. Она больше не пила граппу, не ходила в Cheer’s и ни разу не спустилась на парковку Диди с владельцем внедорожника. Она больше не ела на завтрак багет с помидорами, который когда-то подавал ей Хуанито. Его она тоже не успела навестить, но в начале следующего года решила обязательно съездить к нему в Пуэбло-Нуэво. В Уруэнью она тоже не ездила с тех пор, как рассказала Абелю, что Лукас мертв, на этот раз точно. У нее сердце разрывалось при виде боли, которую причинил ее правдивый рассказ бывшему мужу. Элена была бесконечно благодарна Абелю и Габриэле за все, что они сделали для Ауроры: у нее самой сил на это не осталось.
Сейчас Элене предстояло то, от чего она уклонялась с тех самых пор, как ушла из полиции. После множества неудачных попыток Сарате удалось договориться с ней о встрече. Она не хотела никуда уходить с площади и сказала, что будет ждать его здесь, чтобы вместе обойти ее по кругу. Здесь похитили ее сына, и этот обход был не просто сентиментальным прощанием. Он требовал мужества.
Сарате тепло поздоровался с Эленой: они не виделись больше двух месяцев. Рассказал, что ОКА удалось найти последних детей, похищенных «Пурпурной Сетью», португальцев, и на этом в деле поставлена точка. Сарате помнил, что Элена просила не говорить с ней о работе, но решил сделать исключение.
— Анхель, ты знаешь, что я не хочу ничего слышать о «Пурпурной Сети».
— Хорошо, Элена, тогда поговорим о другом. Мы очень по тебе скучаем.
— Постепенно вы привыкнете обходиться без меня.
— Я скучаю по тебе особенно сильно.
Элена не ответила. Она остановилась на том самом месте, где много лет назад потеряла Лукаса из виду, — здесь обрывались ее воспоминания. Она призналась Сарате, что смогла очистить образ сына от страшных воспоминаний, которые исказили его в последние месяцы. В ее душе остался кричащий от колик младенец; двухлетний малыш, едва научившийся ходить; любознательный четырехлетний мальчик, засыпающий ее вопросами. Она вернула сына себе и с тех пор может дышать. Теперь никто не отнимет у нее Лукаса.
Сарате предложил выпить горячего шоколада — на улице было по-зимнему промозгло. По дороге в «Сан-Хинес» Элена сказала ему, что он прав, что есть привязанности, избавиться от которых не так-то просто. Сарате улыбнулся. До чего же хотелось обнять ее за плечи, чтобы идти дальше, тесно прижавшись друг к другу!