ть не более фантастической, чем его собственная гипотеза о виновности обоих убитых. А сам парень был явным фанатиком сыска и внушал комиссару все большую симпатию.
В конечном итоге он решил довериться Кариму. Он дал ему ключ от своей «резиденции» в университете, разрешив изучать все материалы дела, и посвятил в скрытую сторону своего расследования.
Понизив голос, комиссар делился с молодым сыщиком своими тайными предположениями о виновности жертв и о намерении убийцы отомстить одному или нескольким людям. Он привел хрупкие доказательства своей гипотезы — шизофрению и жестокость Реми Кайлуа, заброшенный склад и тетрадь Филиппа Серти. Упомянул Ньеман и о «пурпурных реках», хотя признался, что не может понять смысл этих странных слов. И, наконец, сообщил, что в настоящий момент ожидает результатов второго вскрытия, надеясь, что труп содержит новое «послание» убийцы. Затем, совсем уж шепотом, он рассказал об Эрике Жуано и о своей тревоге по поводу его необъяснимого отсутствия.
Абдуф задал несколько уточняющих вопросов о лейтенанте; похоже, его очень заинтересовало исчезновение Жуано. Ньеман сказал:
— Я вижу, у тебя есть какие-то соображения.
— Те же, что и у вас, комиссар. Боюсь, у вашего парня возникли серьезные проблемы. Он, видно, что-то нащупал и решил во всем разобраться своими силами, чтобы выпендриться перед вами. Наверное, он обнаружил что-то действительно важное, но это-то его и сгубило. Дай бог, чтобы я ошибся, но, скорее всего, ваш Жуано выяснил личность убийцы, и это могло стоить ему жизни.
Наступила пауза. Ньеман смотрел в сторону заграждений, где светились полицейские мигалки. Сам себе не признаваясь, он еще с момента пробуждения в библиотеке предчувствовал что-то страшное. Карим продолжал:
— Не сочтите меня циником, комиссар. Я с самого утра попадаю из одного кошмара в другой.
И в результате очутился в Герноне, где разгуливает убийца, вырывающий людям глаза. Да еще встретил вас, Пьера Ньемана, знаменитого сыщика, аса французской полиции, который сидит в здешней дыре и понимает в этом деле не больше моего… Так что я уже ничему не удивляюсь. Вот что я вам скажу: эти убийства находятся в прямой связи с моим собственным расследованием, и я готов вместе с вами идти до конца.
Они вышли из кафе уже за полночь. Моросил мелкий дождь. Несмотря на непогоду, жандармы продолжали досмотр машин, терпеливо ожидавших своей очереди. Кое-кто из водителей высовывался из окна, боязливо поглядывая на блестящие мокрые автоматы полицейских.
Комиссар привычно взглянул на пейджер. Его вызывал Кост. Он тотчас набрал номер врача.
— Что случилось? Ты закончил вскрытие?
— Не совсем, но я хотел бы кое-что показать вам. Приезжайте в больницу.
— А по телефону сказать не можешь?
— Нет. Кроме того, я жду результатов других анализов, они поступят с минуты на минуту. К вашему приезду все будет готово.
Ньеман отключил аппарат.
— Есть новости? — спросил Карим.
— Похоже на то. Нужно увидеться с нашим потрошителем трупов. А у тебя какие планы?
— Я ехал сюда, чтобы допросить Филиппа Серти. Но он мертв. Нужно приступать к следующему этапу.
— А именно?
— Выяснить обстоятельства смерти отца Жюдит Эро. Он скончался здесь, в Герноне, и я могу спорить, что мои демоны приложили к этому руку.
— Думаешь, убийство?
— Не исключено.
Ньеман с сомнением покачал головой.
— Я перерыл архивы всех жандармерий и комиссариатов в регионе за двадцать пять лет и ничего подозрительного не обнаружил. Кроме того, еще раз говорю тебе: Серти в то время был мальчишкой и…
— И все же надо проверить. Я убежден, что между этой смертью и убийством одной или обеих ваших жертв найдется связь.
— С чего ты собираешься начать?
— С кладбища. — Карим усмехнулся. — Видать, посещение кладбищ стало моим хобби. Мне нужно убедиться, что Сильвен Эро похоронен в Герноне. Я связался с Таверле и навел справки о рождении Жюдит Эро, единственной дочери Фабьенн и Сильвена Эро, в семьдесят втором году, здесь, в РУКЦ Гернона. Так что акт о рождении у меня есть. Теперь хорошо бы найти свидетельство о смерти.
Ньеман дал лейтенанту номера своего мобильного телефона и пейджера.
— Для секретных сообщений используй пейджер, — сказал он.
Карим сунул листок в карман и провозгласил, полуиронически-полуназидательно:
— В расследовании преступления каждый факт, каждый свидетель является зеркалом, в котором отражены обстоятельства дела.
— Что ты несешь?
— Когда я учился в школе инспекторов, я слушал одну из ваших лекций, комиссар.
— Ну, и что же дальше?
Карим поднял воротник куртки:
— А дальше, если воспользоваться вашим сравнением с зеркалами, наши с вами расследования ложатся вот так…
Он поднял руки и медленно соединил их ладонями.
— Каждое из них отражает другое. А где-то в «мертвой зоне» притаился убийца и ждет нас.
— Как мне с тобой связаться, если что?
— Я сам буду вам звонить. Я просил у начальства мобильник, но в бюджете — девяносто семь города Сарзака такая роскошь не предусмотрена.
Молодой сыщик склонился перед комиссаром в церемонном восточном поклоне и неслышно скользнул в темноту.
Ньеман пошел к своей машине, глядя вслед новенькой «Ауди», вихрем сорвавшейся с места и растаявшей в мокром тумане. Он вдруг почувствовал себя измученным и старым, как будто на него разом навалились ночная тьма, прожитые годы и неуверенность в себе. Горло у него сжималось от непонятной черной тоски. И в то же время он теперь ощущал себя куда более сильным — ведь отныне у него был союзник.
И союзник умный, бесстрашный — первый сорт!
39
Кристаллы переливались розовыми, голубыми, зелеными, желтыми искрами. Крошечные разноцветные призмы были похожи на стекляшки в детском калейдоскопе. Ньеман оторвался от микроскопа и спросил Коста:
— Что это?
В голосе врача звучало недоумение:
— Стекло, комиссар. На сей раз убийца подложил стеклянную крошку.
— Куда?
— Опять в глазницы, под веки. Как будто там, на тканях, застыли слезинки.
Разговор происходил в больничном морге. На молодом враче был окровавленный халат. Ньеман впервые видел Коста в этой жесткой белой хламиде: облачение и окружающая обстановка придавали ему какое-то суровое величие. Кост улыбнулся, но его глаза за толстыми стеклами оставались серьезными.
— Вода, лед, стекло. Сходство материалов очевидно, комиссар.
— Я и сам вижу, — пробурчал Ньеман, подходя к накрытому простыней трупу, возвышавшемуся на столе в центре комнаты. — Ну и что это означает? Я хочу сказать, куда направляют нас эти стекляшки? У них есть какие-нибудь особенности?
— Я жду сведений от Астье. Он поехал к себе в лабораторию, чтобы провести всесторонний анализ и выяснить происхождение осколков. Заодно он привезет результат анализа пыли и мусора, которые вы собрали на складе. Что же касается чернил в найденной тетради, тут мне вас обрадовать нечем — самые обычные чернила, ничего особенного. А с цифрами мы пока еще не разобрались. Одно несомненно: это почерк Серти.
Ньеман досадливо взъерошил коротко остриженные волосы. Он совсем забыл о находках на складе. Оба замолчали. Комиссар поднял глаза и вдруг увидел, что Кост сияет, как будто ему удалось наконец решить трудную математическую задачу. Он раздраженно спросил:
— Что с тобой?
— Да ничего. Просто… Вода, лед, стекло… Ведь это все — кристаллы!
— Я тебе уже сказал, что и сам это вижу.
— А все эти кристаллы образуются при разных температурах.
— Не понял!
Кост взволнованно сжал руки.
— Комиссар, строение этих веществ находится в прямой зависимости от температуры. Холод льда. Комнатная температура воды. И сильнейший жар, при котором плавят песок, чтобы получить стекло.
Ньеман гневным жестом отмел это заявление.
— Ну и что с того? Чем это нам поможет?
Кост виновато понурился; к нему вернулась прежняя робость.
— Да я ничего… Просто заметил…
— Лучше расскажи-ка мне о повреждениях тела.
— Если не считать ампутированных кистей рук, поза такая же, как у Кайлуа. Только следы пыток отсутствуют.
— Как! Значит, Серти не пытали?
— Нет. По-видимому, убийца уже знал все, что ему нужно, и сразу приступил к делу. Ампутировал глаза и руки, а потом задушил свою жертву. Но Серти, видимо, прошел через муки ада — ведь убийца сначала изувечил его: отсек обе кисти, вырезал глаза и лишь затем прикончил.
— А как его задушили?
— Точно так же, комиссар. Использовался металлический тросик. Сначала жертву им связали. Как и в первый раз. Следы на конечностях абсолютно идентичны.
— А руки? Как он отрубал руки?
— Трудно сказать. Такое впечатление, что он действовал с помощью тонкой железной струны, вроде той, которой режут масло: обматывал ею запястье жертвы и с нечеловеческой силой затягивал концы. Поверьте, комиссар, это должен быть настоящий колосс. Исключительное явление!
Ньеман задумался. Несмотря на разъяснения врача, проливавшие хоть какой-то свет на это дело, он никак не мог даже смутно представить себе облик убийцы. Что-то мешало комиссару вообразить конкретного человека, скорее ему представлялось некое явление, воплощение грозной силы и разрушительной энергии природы.
— Время преступления установили? — спросил он.
— На это не надейтесь! Если труп находился во льду, точное время назвать невозможно.
Дверь морга с грохотом растворилась, и на пороге возник долговязый человек с иссиня-бледным лицом, приплюснутым носом и светлыми круглыми, совиными глазами. Кост представил комиссару эксперта Патрика Астье. Едва поздоровавшись, химик выложил на стол пакетик со стеклом и возбужденно заговорил:
— Ну вот, я установил состав: это песок из Фонтенбло: сода, свинец, поташ и бура. Судя по пропорциям ингредиентов, можно говорить о его назначении; из такого стекла делали стены и потолки в бассейнах, оранжереях или домах постройки тридцатых годов. Убийца направляет нас к какому-то строению, застекленному подобным образом, и…