Технология основывается на гелевых красках Родамин, разделении белков и ДНК. Компания разработала метод, при котором помеченные флуоресцентными красками последовательности ДНК проводят через детектор и для каждого основного компонента есть свой цвет. Как объяснил Хиггинс, «у вас есть G, А, Т и C (основной код ДНК), и у каждой буквы свой цвет. Красный – Т, черный в действительности должен быть желтым, но плохо пропечатывается, зеленый – А, синий – С».
Этот анализ используется в базах данных оперативно-розыскных организаций для создания и хранение профилей подозреваемых. Его также применяют для изучения следов с места преступления – любой биологической субстанции: крови, спермы, волос. Чувствительность технологии позволяет создавать профиль по частичкам кожи. Ее часто используют при сборе образцов на местах катастроф и в системах безопасности. «В США состоятельные люди берут образец слюны из ротовой полости ребенка, – объясняет Хиггинс, – и в случае похищения его легко можно будет опознать».
Более простой домашний тест хорошо продается в Токио. Здесь жены, подозревающие мужей в неверности, могут купить два химических аэрозоля, которые указывают на присутствие спермы на белье. Нужно последовательно обрызгать одежду этими спреями. Если на ней присутствует свежая сперма, она станет ярко-зеленой.
Точная формула спрея держится в тайне и известна только детективному агентству Tokyo Gull, но считается, что она похожа на кислотно-фосфатазный тест, который широко используется учеными-криминалистами в современной полиции, расследующей случаи сексуального насилия. Образец обрызгивают альфа-нафтиловым фосфатом, и, если на нем присутствует сперма, она отреагирует и произойдет образование альфа-нафтола. Применения второго химиката, обычно диазиловой краски, вызовет появление яркого фиолетового цвета.
В Германии в ноябре 1999 года Bayer и Hoechst, вместе известные как Dystar, объявили о планах объединить свою красильную фабрику с BASF, таким образом создав компанию со штатом в 4700 человек и ежегодными продажами примерно в 720 миллионов фунтов, что составляет почти четверть ежегодного дохода мирового рынка красителей, который оценивается в 3 миллиарда фунтов. Около 30 % продукции должны были продавать в Азии, а 40 % в Европе. На время этого заявления название новой компании все еще согласовывали.
IG Farben in Liquidation, официальное название фирмы, которая проработала еще более пятидесяти лет, после того как ее материнская компания была распущена Союзниками (и она все еще якобы существует, чтобы ликвидировать саму себя). Сегодня у нее более 200 акционеров. Компания выплатила 30 миллионов немецких марок по итогам Конференции по вопросам еврейских требований к Германии в 1957 году, но в начале 2000-го все еще участвовала в разбирательствах из-за выдачи индивидуальных патентов бывшим заключенным.
На День святого Валентина в 2000 году сотрудник по связям с общественностью Yorkshire Chemicals PLC в Лидсе сообщил романтичные новости, чтобы отметить столетие компании – или, по крайней мере, настолько, насколько романтичными могут быть события в современной красильной промышленности. Пенни Незервуд сказала, что у компании появится новый корпоративный цвет – мов. Она произносила его «морв», как в викторианскую эпоху.
Yorkshire Chemicals – четвертый по величине завод по окрашиванию текстиля в мире, который отстает всего на несколько сотен тысяч килограммов от союза Bayer/Hoechst/BASF и Ciba и Clariant из Швейцарии. В ноябре 1999 года фирма Yorkshire провела сделку обратного поглощения с отделением красильной промышленности американской компании C. K. Witco и таким образом расширила линейку продукции, используя множество продуктов: от кислотных красок для шерсти, волокон нейлона и катионных для акриловых тканей, до реактивных красителей хлопка. Теперь ее мировые продажи составляют 170 миллионов фунтов, что все еще является только четвертью дохода немецкого соперника и лишь 5 % всего рынка, но впервые за много лет она снова стала серьезным соперником.
Микроснимок бактерии Mycrobacterium tuberculosis (Alex Rakosy/ Custom medical stock photo/ Science Photo Library)
Компания сформировалась в 1900 году после слияния одиннадцати фирм, которые в основном работали с натуральными красителями. Ее как будто не касались открытия предыдущих пятидесяти лет: индиго все еще поступал из Индии и Мадагаскара, красильное дерево – с Карибских островов, ангольское дерево – из Западной Африки, а кошениль – с Тенерифе. На одной из фабрик «желтые, как канарейки» люди растирали куркуму до цвета пикулей. Дочь одного из основателей Энни вышла замуж за сына Уильяма Перкина – Артура Джорджа.
В эти дни автоматы на Ханслет-Роуд и Кирстолл-Роуд производили новейшие искусственные краски для самых современных синтетических волокон, но Yorkshire Chemicals сталкивается с тяжелыми временами, несмотря на недавнее приобретение. Избыточные мощности. Падающие цены. Большие затраты на контрольные испытания для проверки безопасности работы. Огромная конкуренция на Дальнем Востоке.
«Когда я впервые пришел в эту промышленность, она была невероятно интересной, – говорит Джон Шоу, директор по развитию предприятия в Yorkshire, – я каждые несколько недель показывал клиентам новые цвета и говорил: “Разве они не чудесны?”»
Шоу замечает, что, когда он только начинал в 1960-х годах, его работа заключалась в технической поддержке, внедрении инноваций и помощи в решении проблем. Будучи работником торгового предприятия, он в последнюю очередь обсуждал цену, но теперь она – все.
Пятидесятипятилетний Шоу родом из Уигана в Ланкашире и проработал в ICI тридцать лет, покинув компанию вскоре после того, как ICI (Zeneca) продала отдел по окрашиванию текстиля BASF летом 1996 года. «Продажа предприятия немцам показала, какой индустрией она стала, – говорит он, – отчаянно конкурентной». Согласно требованиям рынка, краска с фабрики теперь должна поступать в гранулированной форме, как растворимый кофе. Легче отмерить, легче растворить.
Первые проблемы возникли в Индии, потом Японии, Тайване и Китае и были связаны с дешевым импортом, ставшего результатом сочетания плохо оплачиваемого труда, пиратских технологий и иногда настоящих инноваций. Почти все основные европейские компании установили партнерство с Индией и Дальним Востоком, но вскоре узнали, что они копируют их методики. Шоу держит цифры в голове, но ему трудно в них поверить: в Индии находится более 600 предприятий по производству реактивных красителей, «по одному на каждой железнодорожной станции». В 1993 году китайцы экспортировали примерно 54 000 тонны краски, но к концу 1988-го цифра достигла почти 60 000 тонн. В 1989 году мировая цена на синтетический индиго составляла 22–24 доллара за килограмм, но теперь он поступает из Китая по 6 долларов. А еще существует строгий контроль за состоянием окружающей среды, затраты на эксперименты, жесткие правила заботы о здоровье, из-за которых цена одобрения каждого нового красителя составляет от 100 000 до 250 000 фунтов, возможно, в эту сумму не входят 200 000, уже потраченные на разработку молекулы.
На этом фоне недавнее слияние Yorkshire Chemicals кажется скорее попыткой выжить, чем триумфом расширения. Шоу размышляет над тем, что произошло в Элсмир-порте. Сначала это был немецкий завод, который после войны стал британским. Предприятие познало расцвет в 1960-х и 1970-х годах, удовлетворяя спрос на синие джинсы. В 1990-х оно снова вернулось к немцам и навсегда закрылось в июле 1999 года.
«Те же горшки и кастрюли, в которых производят краски, создают и лекарства, – утверждает Шоу. – Если вы находили новый химикат, который решает основные проблемы здоровья, то фармацевтическая индустрия покрывала все расходы и вы могли получить большую прибыль. Так и было в красильной промышленности – открытие нового красителя приводило к получению дохода, который возмещал затраты на изобретение и выведение ее на рынок. К сожалению, все уже не так».
В Гринфорде на Олдфилд-лейн, в доме 425, меню паба «Черная лошадь» хранит местную историю. Заведение выходит на Рукав Паддингтон канала Гранд-Юнион, открытого в 1797 году, чтобы соединить доки Лаймхаус с Бирмингемом. «Было принято разумное решение расположить постоялые дворы через каждые два часа пути, чтобы работники барж и лошади могли отдохнуть».
Канал теперь весь забит плавучими домами и ленивыми туристами. Он грязный из-за отходов, уже далеко не винного цвета.
В пабе не осталось воспоминаний о Перкине, никаких фотографий цвета сепии или образцов шелка, а его фабрика по производству краски, находившаяся напротив, давно исчезла. Заведение теперь популярно среди сотрудников новых предприятий, построенных на земле химика, – здесь находится раздаточный распределительный пункт Hovis для British Bakeries и компания Glaxo Wellcome.
Glaxo гордится тем, что у нее есть блузка девятнадцатого века, красители для которой были созданы в Гринфорд-Грин. Компания хвасталась ею на празднованиях столетия, и редактор корпоративного журнала провел пространственные и научные связи между настоящим и прошлым. Что-то из этого было простым поверхностным маркетингом: Перкин занялся заводом в 1857 году, как раз когда Джозеф Нэйтан основал предприятие в Веллингтоне, Новая Зеландия. Позже его фирма стала называться Glaxo Laboratories. Перкин использовал отходы каменноугольной смолы, чтобы найти краску, а Glaxo – отходы от сизаля[81], чтобы синтезировать кортизон. Перкин начал изучать химию, наблюдая за формированием «красивых кристаллов». И разве некоторые красивые красные кристаллы рубина, выделенные фармацевтическим гигантом много лет спустя, не привели к открытию витамина B12?
В 1956 году Glaxo утверждала, что «владеет и ежедневно ступает по земле, которой когда-то пользовался и по которой ходил Перкин». Менеджеры обедали в «Коттедже», доме его племянника Альфреда, месте, где ученый принимал иностранных гостей, приезжавших купить его краски. «Будучи трезвенником, Перкин не угощал гостей в таверне, хотя “Черная лошадь” находилась поблизости…»