«Не скрывал, что скрываю», – съязвил мысленно Николай, а Пинский тем временем перешёл от присказки к сказке:
– …и вот настал час, когда я должен объявить тебе ещё нечто.
Здесь он по всем правилам риторики прервался на миг – и возвысил тон:
– Я не имел права говорить тебе, что этот убийца важен нам по особым причинам. Он не просто маньяк… вернее, отнюдь не маньяк. Он убивает не случайных жертв. Все они…
Вновь он умело сделал перебой речи. И – громовой аккорд:
– Все они – наши.
На что уж Николай был готов ко всему, а тут растерялся:
– То есть… В каком смысле?
– В прямом, – Пинский жёстко усмехнулся. – В кондовом. Все одиннадцать убитых – члены нашего Ордена, посвящённые. Невысоких, правда, рангов… за одним исключением…
Очевидно, какое-то неверие выразилось на лице Николая, потому что хозяин поспешил разъяснить:
– Разумеется, внешне они жили неприметной обывательской жизнью. Но реально каждый из них служил Ордену. Был в той или иной степени приобщён к сокровенному. Убийца вычислял их и уничтожал безошибочно.
Николай уже справился с растерянностью:
– А единственное исключение, из высших рангов – это Валерий?
– Да, Коля. И он. Убийца вообще шёл по нарастающей.
– Потому-то это вас так и цепляло?
Пинский лишь улыбнулся, горько-умудрённой улыбкой авгура.
– Ясно, – Гордеев же не улыбнулся вовсе. – А я, значит, для вас стал этакий меч-кладенец.
– Нет, – мягко возразил аналитик, – если ты хочешь сказать, что мы использовали тебя как орудие.
– А чего ж тогда шифровались?
– Коля, пойми: в эти сферы надо входить поэтапно. Примерно, как в подводную глубь… – и пустился в объяснения, умно, аргументированно, баритон его зазвучал как у дорогого адвоката.
Николай слушал, кивал, думал: «Мели, Емеля…» и, в конце концов, обманчиво согласился:
– Ну хорошо, понял… И что же теперь?
– Прежде всего: что мы имеем? Мы выявили одиннадцать погибших, а по твоим часам – двенадцать, и я склонен верить им. Значит, погиб кто-то неизвестный нам. Но на часах тринадцать делений. Почему?! Может быть, должен быть еще один, так сказать, избранник? В любом случае этого подонка с кинжалом нужно остановить! Поэтому мы не встанем ни перед чем до тех пор, пока его не обезвредим. На тебя у нас большие надежды.
Николай сидел молча, устремив взгляд в окно. Он представил себе, что убийца – один из писателей. Если он – Барков, сумеет ли Гордеев лишить его жизни, пусть не сам, пусть это сделают другие, но по его наводке. Или если это Глухаревский, Шарапов, Ягодкин?.. А может Леонтьев?! Так просто рассуждать о поимке преступника и смертном тому приговоре, а вот взять и отнять жизнь – каково? И как тут не ошибиться!
В том, что Пинский настроен решительно, Николай не сомневался: когда убийцу вычислят, тот отдаст приказ на его устранение. Но ведь как его вычислить – вот в чём вопрос!..
Вышел от «шефа» Николай довольный собой – неплохо сыграл в свою игру. И обиделся достоверно, и доверие выказал как надо… А Бородулин – мозг! Точно пробил, что убийца – не просто оккультист, а какой-то идейный мистик. Молодец, борода, котелок варит… И ещё – малость поразмыслив, Николай решил последовать совету консультанта, повторить свой опыт выхода в Астрал в одиночку. Посмотреть, что там творится у Баркова, а потом можно и к Глухаревскому наведаться. Но только дома, конечно, не здесь. Дома – значит уж у Марины…
Он летел над землей – сам, безо всякого шара или дирижабля. О, это восхитительное чувство полета! Неведомое людям наслаждение – уподобляться птицам!..
Николай взял курс на линию горизонта, мысленно вызывая образ барковского подсознания. Тугие воздушные потоки обтекали его, посвистывая и завывая на все лады. Он несся над бескрайними просторами долин, синей чашей моря, густыми темно-зелеными пятнами лесов. Вот, наконец, показались остроконечные пики исполинских вершин, зияющие пропастями глубокие ущелья, нагромождения скал и россыпи валунов. Несомненно – Нижний мир психики Баркова.
Гордеев начал снижаться, и тут случилось нечто неожиданное. Воздух вокруг него раскололся, обнажив пустоту воронки, засасывающей в себя окружающее вещество. Непреодолимая сила втянула в бешеный круговорот и Николая, легко, словно пушинку подхватила и швырнула в буйство ревущих стихий.
Сколько времени его крутило во мгле – сказать трудно. В конце концов, астральный вихрь выбросил его наружу, и Николай обнаружил себя лежащим на берегу реки – той самой, что огибает холм с их городом. Поднявшись, отряхнулся от налипшего песка, огляделся…
С уст его сорвался возглас удивления. Метрах в пяти маячила знакомая фигура – клиент, которому Гордеев помог отвезти ящик на другой берег. «Ёксель-моксель»! – вспомнилось молодому человеку любимое выражение чудака в бейсболке.
Тот скрестил на впалой груди худые руки и неотрывно глядел на Николая. Во взгляде отчетливо угадывались жалость и тревога. Мужичок как будто скорбел о чем-то, и скорбь эта была адресована Гордееву.
– Здорово, – от удивления брякнул Николай.
– Не надо, не надо, Коля! – внезапно зачастил странный тип, – Не твое это, супротивное. Не ходи к ним… Они темные – не по пути тебе с ними. Все они одним миром ядовитым мазаны – и те, и другие!..
– Кто?!
– Все, все они! Что те, что другие!..
Вот напасть, какие «другие»?
Но «Ёксель-моксель» вдруг замахал на него руками, замахал и попятился к реке. Ловко прыгнул в лодку и отчалил. Вернее, лодка сама поплыла, хотя никакого мотора на ней не было.
– Не ходи, Коля! – крикнул «ёксель». – Но уж если пойдёшь, то помни: на четвёртый раз! Четвёртая встреча!..
Гордеев стоял оторопелый и смотрел, а мужичок, стоя в лодке, улыбался так ласково, и глаза у него были добрые-добрые… у Николая защемило сердце, он вскинул руку в ответ.
И тут нечто взвилось над водой. Николай так и вздрогнул.
– Атас! – отчаянно крикнул он.
Но было поздно.
Это НЕЧТО был сам воплощённый ужас. Гордеев увидел огромную драконью башку с разверстой зубастой пастью, горящие злобой дымно-красные глаза. Миг! – и пасть сомкнулась.
Хруст человеческих костей как пилой прошёлся по сердцу Николая. Он раскрыл рот, но этот крик замер на его губах. Вода взбурлила, вскипела, сверкнула кровавыми брызгами – и всё.
Николай впился взглядом в поверхность воды, чуть волнующейся, играющей и слепящей солнечными бликами. Никого и ничего. Пусто!
Будто и не было ни лодки, ни живого человека в ней. И монстр – всего лишь фантом.
И тут кто-то невидимый шепнул ему на ухо, быстро, но отчетливо:
– Сожрал его Змей… Теперь ты один против всех…
Николай вздрогнул, захлопнул рот. Обернулся – ни души. Пустынный пологий берег……Николай вышел из транса, с трудом приходя в себя – отчего-то на этот раз процесс перехода в «земную» реальность осуществился труднее, чем обычно.
Больше того. В теле была убийственная слабость. Николай с трудом встал, прошёлся по комнате. Посмотрел на руки. Они дрожали. И как-то странно ощущалось сердце: не то чтобы болело, но раньше Николай никогда его и не чувствовал, не знал, где оно, а тут оно само напоминало о себе…
Чёрт побери! Ведь это же в потустороннем мире погиб тот чудак… даже не он сам, а его образ. Виртуальность…
Так уговаривал себя Николай и сам не верил себе. Эти миры – не чья-то шутка, это самая что ни на есть жизнь. Да такая, что жизненней не бывает.
Остановился у окна, смотрел пустым взором, покусывал губы. Ничего не видел. Потом вдруг круто развернулся, побежал к двери, наспех надел ботинки и пустился к «Газели».28
Цыганский спуск.
Гордеев остановил машину.
Вышел, бесцельно прошелся по берегу. Пусто. Он внимательно осмотрел песок. Нет. И следов никаких нет.
Было иль не было?! Почти по Шекспиру…
Но Николай даже не улыбнулся.
Он поднял голову, стал смотреть на реку, несущую свои воды мимо него, куда-то в далёкие, далёкие моря…
Слуха достигло тарахтение мотора. Краем глаза Гордеев заметил приближающуюся сбоку моторку. Пожилой мужик в тельняшке под темным засаленным пиджаком причалил к берегу, поднял движок, втащил лодку на песок.
– Привет, земеля, – сказал так, точно знал Николая всю свою жизнь.
– День добрый, – нейтрально отозвался Гордеев.
– Закурить не найдётся? Я, вишь, бакенщик здешний, – поспешил объяснить мужик, – плавал, бакены проверял, а папиросы-то в кармане… ну, возьми, наклонись, старый пень, да так в воду и выронил. Вот уж точно, сто лет живи, да дураком помрёшь…
– Ладно, чего там, – Николай рукой махнул, – кури на здоровье…
Закурили. Мужичок кивнул в сторону реки:
– Входит речка-то в берега. Понижается уровень.
– Да, – согласился Николай, – теперь до следующего половодья.
Он затянулся, выпустил дым, мечтательно протянул:
– Хорошо здесь у вас. Сейчас бы прокатиться по реке – вот где спокойное место, мигом забудешь все проблемы… Как думаете?
– Оно-то так… да и не так, – уклончиво ответствовал случайный собеседник, – хорошо-то хорошо, спору нет… Да только и здесь случается лихо. Вчерась вот один наш тут утонул.
– Как утонул? – насторожился Гордеев.
– А просто. Утром на лодке поплыл порыбачить. А к обеду нашли только лодку вверх дном – вот на этом самом месте. Перевернутая, значит, она, а его и следа нету.
– И что же – не нашли?..
– Разве тута найдешь! Да толком-то и не искали ни хрена – кому нынче наш брат простодыр нужен? Так, для виду поплавали, покрутились… А течение тут – ого-го!.. Если и был мертвяк – унесло, а куда – один водяной знает.
Мужик покачал головой, всмотрелся в рябь на реке:
– Пропал наш Ёксель-Моксель, совсем пропал…
– Как?!
Мужик аж вздрогнул от этого вскрика. Воззрился на Гордеева. Тот спохватился.
– Простите… Я просто… Слушайте, он такой невысокий, щупловатый… был. В бейсболке, в майке. И присказка всё – ёксель-моксель?..
– Ну! Он самый… А ты, стало быть, знал его?