вки «Детский мир». Оттуда пешком добрался до здания Союза писателей, где встретился с Леонтьевым. Пробыл у него до восемнадцати часов. Затем оба вышли и разъехались каждый по домам… У меня все.
На минуту в комнате воцарилось молчание. Пинский нахмурился, поразмышлял и обратился к присутствующим:
– Подведём итоги. Получается, что местопребывание всех троих на момент совершения преступления не установлено точно. То есть, твердого алиби у них нет. Каждый мог незаметно выйти, сделать дело, а потом по-тихому вернуться.
– Барков вообще неизвестно где был с ночи и чем занимался, – отметил Николай.
– Верно, – согласился аналитик, – полагаю, теперь необходимо усилить наблюдение. Пусть вам дадут в помощь по человеку, – обратился он к детективам, – с вашим шефом я согласую сегодня же. Один топает за объектом пешком, второй преследует на машине. Необходимо поставить на прослушку домашние телефоны подозреваемых – технически это возможно?
– Вполне, – ответил за всех Артем.
– Ну и прекрасно. Пожалуй, попрошу выделить еще одного человека – пусть понаблюдает за Леонтьевым. Береженого Бог бережет… Если вдруг у кого объект ускользнет, немедленно ставьте в известность своего начальника или звоните напрямую мне. И пусть ваши коллеги займутся проверкой возможного знакомства жертвы с нашими писателями. Впрочем, я сам поговорю с директором агентства. На сегодня у меня все, вы свободны.
Он подал знак Николаю остаться. Когда детективы ушли, Пинский обратился к нему:
– Я абсолютно точно знаю, что убитая – совершенно посторонний человек и никоим боком не относится к нашему Ордену… Что скажешь?
Николай не долго думал:
– По-моему это совсем другой убийца.
– Основания? – Пинский поощрительно кивнул.
– Он запоздал на целые сутки, чего за ним раньше никогда не наблюдалось. То есть, нарушен цикл убийств – раз. Погибшая не является членом Клана, а значит, не имеет никакого отношения к оккультному противостоянию – два. Правда, если верить часам, то неизвестный нам погибший тоже не из ваших… Но в этом-то случае часики молчат, стрелка не сдвинулась и музыка не заиграла – три.
Пинский профессорски жевнул губами.
– Все может быть… – задумчиво протянул он, – как это ни банально звучит, но чужая душа действительно потемки.
«Даже для вас, уважаемый доктор?..» – мысленно съехидничал Николай, но вслух ничего не произнёс, наоборот, лицо сделал такое неопределённо-сочувствующее.Не успел он вернуться домой, как вышел на связь Бородулин.
– Я дома, Евгений Петрович, – сказал Николай, – перезвоните на городской… – и назвал Маринин номер.
Бородулин перезвонил.
– Всё подтверждается, Николай, – сказал он. – Это – не наш маньяк.
– Экспертиза подтвердила?
– Да. Глубина проникновения, наклон… то есть траектория движения руки с оружием, длина разреза – все иное, чем в тех случаях. И главное! – никакого серебра, обычный клинок из нержавейки.– Плагиат, – Николай усмехнулся.
– Да уж. Но наши братья Гонкуры – во всяком случае, Барков, Глухаревский и Шарапов, о серебряном клинке знали – я намеренно проболтался об этом.
– Ага… – глубокомысленно заметил Николай, – исходя из этого, можем конкретизировать поиск – Ягодкин-то в психушке.
– Все, что мы знаем, – нарочито спокойно и с расстановкой произнес Бородулин, – говорит за то, что это не Ягодкин. Мое мнение: первый убийца-мистик – это Барков, второй же – либо Глухаревский, либо Шарапов. Причем последний предпочтительнее, так как убитой была молодая и, заметь, красивая девушка, студентка. А у Шарапова, если ты помнишь, повышенное либидо. Сейчас сыскари отрабатывают круг знакомых этой девицы…
– Да, а наши частники, – прервал его Николай, – проверяют троих – Шарапова, Баркова и Глухаревского – на предмет связи с этой жертвой.
– Вот и замечательно, – рассудительно заметил тот, – глядишь, чего-нибудь и нароют.
29
Не успел Николай с утра продрать толком глаза, как требовательно затрезвонил мобильник. Посмотрел на высветившийся номер.
Опять Тамара Михайловна!
– Коленька, тут вот твои заказчики позвонили, – зачастила она, – несколько дней тому назад ты их возил… улица Заозерная, помнишь?
«Как не помнить, – подумалось Николаю, – таких чудиков на всю жизнь запомнишь…»
– Опять им нужен водитель, – продолжила она, – причем просили именно тебя. Видать понравился ты им…
«Не баба, чтобы нравиться!» – хмуро подумалось Гордееву. Вслух же он сказал:
– Хоккей, Тамара Михайловна, уже еду.
– Кто там?.. – сонно пробормотала Марина.
– Заказ, – Николай зевнул. – Надо поехать.
Марина сладко потянулась.
– Так обязательно?..
– Желательно.
– А может быть, желательно нам полюбить друг друга?
– Ну, это я всегда готов, – Гордеев вздохнул, – как пионер… Но тут, видишь, приходится быть комсомольцем. Ладно, ты давай спи, никому не открывай. Я позвоню как обычно.
Николай спустился во двор, обошел машину сзади. Открыл дверцу, засмотревшись на блондинку за рулем красного «Пежо», залез на сиденье, повернулся и… вздрогнул.
Рядом, на месте пассажира с невозмутимым видом сидел тот самый, с Заозерной, которого он окрестил бригадиром.
Твою мать! Как?!..
И больше не успел Николай подумать ничего.
– Ничему не удивляйтесь, – произнес тот ровным тоном, – поедемте, не стоит тут светиться.
И повернул свое неприметное лицо в сторону водителя.
Николай некоторое время ошеломленно смотрел на него, затем сглотнул и хрипло переспросил:
– Куда ехать?..
– Не догадываетесь?
И Гордееву почудился неуловимый юмор в голосе «бригадира».
– Но…
– Не надо «но», Николай Григорьевич.
– Нет, надо, чёрт возьми! Надо! Я что вам, попка-дурак? Играетесь в бирюльки, мать вашу!.. Я устал от всех вас…
– …от нас вы устать не могли в принципе…
– Да идите вы!
Ну и тут Николай дал волю шофёрской лексике – он действительно страшно устал от тайных заморочек, и теперь этот нарыв лопнул. Попало и Пинскому, и всем его родственничкам, и земле, и небу, и граду, и миру – да так, что если б это всё на самом деле материализовать, то теория катастроф Кювье показалась бы вот именно игрой в бирюльки.
Но «бригадир» всё это выслушал невозмутимо, как римский стоик. А когда Николай иссяк, сказал:
– Со словами, Николай Григорьевич, надо бы поаккуратнее… Тем более вам, с вашими способностями.
Гордеев лишь отмахнулся и хоть добавил непечатное, но уже безо всяких сил.
– Вы, Николай Григорьевич, – ровно молвил мужчина, – очевидно, находитесь во власти некоторого заблуждения. Вероятно, вы полагаете, что я – посланец Пинского. Если так, то вы ошибаетесь, уверяю вас.
Николай обомлел.
– Вот видите, – тон «бригадира» не изменился. – Я вовсе не соратник вашего доктора Фауста, скорее наоборот.
– На… – Николай поперхнулся. – Извините! Наоборот?
– Именно так.
Коля отчаянно замотал головой, не понимая:
– Поясните!..
– Извольте, – не отказал пришелец. – Я – полномочный представитель теософского ордена «Стражи планеты». Мы имеем задачей предохранять наш мир от сил тьмы.
– Ах, вот оно что. Конкурирующая фирма?
– Как вам угодно, – «стража» если это и покоробило, то на лице его никак не отразилось. – Хотя вы должны понимать…
– Насчёт понимать – не знаю, а вот почему я должен вам верить?
– Вас не убеждает способ моего появления в вашей машине?
Не в бровь, а в глаз. Но Николай всё-таки упёрся:
– Не вполне, – на что безымянный теософ лишь кивнул спокойно:
– Хорошо. Тогда – вот, извольте.
Как он это сделал?!.. Николай глазом не успел моргнуть, как в правой руке гостя возник странный, пугающий предмет. Гордеев вмиг узнал его.
Это была маска. Та самая, которую там, в сказочном лесу клинок его сбил с так и не узнанного им лица убийцы.
На левой стороне ясно виднелась вмятина.
– Убедительно?.. – позволил себе лёгкий сарказм гость.
Николай только кивнул.
Неуловимое движение рукой – и маска исчезла. Как не было её.
– А что…
– Николай Григорьевич, – перебил теософ вежливо, но властно. – Вы сможете задать мне столько вопросов, сколько будет вам угодно. И я на все отвечу, уверяю вас. Но не здесь. А посему, повторяю – едем.
– Куда?
– В знакомые края. Не далёкие, – «бригадир» чуть-чуть улыбнулся. – На Шерстомойную. Едемте, Николай… позволите мне называть вас так?.. Вот и превосходно. За девушку вашу не беспокойтесь. Отныне вы под нашей защитой.
– А до того?
– Все вопросы, Николай – там. Не будем терять времени.
И они покатили. Молчали. Николай решил в пути ничего не спрашивать, а пассажир, видимо, в излишнем общении не нуждался.
По субботним пустынным улицам ехалось хорошо. Майское утро не летнее, зябкое, встречный ветер, залетая в приоткрытое окно, тугой приятной свежестью трепал волосы. Николай гнал «Газель» уверенно, в двадцать минут они достигли Шерстомойной.
Здесь, в низине, было совсем прохладно. Предрассветный ещё туман дотаивал на траве, превращая её в седовато-серебряную от росы… и вообще всё здесь смотрелось так умилительно-патриархально, не хватало только петушиного пения.
– Посигнальте, Николай, – попросил «Бригадир». – Коротко два раза. И остановитесь у ворот.
Имелись в виду памятные ворота дома номер восемь. Николай так и сделал. И тут же, точно за самой калиткой стоял, выскочил на улицу давешний худосочный очкарик.
«Бригадир» ловко выпрыгнул из машины, и они со щуплым перекинулись краткими словами – так быстро и тихо, что будто бы этого и не было.
Но это было. «Бригадир» так же ловко заскочил назад в кабину, а очкарик пропал за воротами.
– Всё в порядке, – услышал Николай. – Вот теперь мы можем должным образом… Выключите двигатель, ни к чему зря бензин жечь.
Гордеев послушно повернул ключ, усмехнулся:
– В дом, стало быть, меня не приглашаете?