Мёртвое лицо с мёртвыми открытыми глазами было лицо Николая Гордеева. ЕГО ЛИЦО.
Время застыло. Николай смотрел в мёртвого себя. Разум тоже куда-то делся, а когда начал возвращаться, то от этого возвращения лучше не стало.
Ноги не держали. Николай ватно опустился наземь рядом с трупом.
Боже мой!..
Значит, сыщики всё же не ошиблись. Значит, он, Николай Гордеев, и есть монстр! Только не сознательная часть его, Гордеева, а некое Альтер-эго, каким-то образом блуждавшее само по себе – но ведь его же, его!.. Всё злое, паскудное, вся дрянь, какая есть в гордеевской душе – всё это собралось, облеклось в плоть, вышло в мир, чтоб творить смерть и обмануло всех: милицию, клан Пинского, и клан «Стражей», и самого Николая…
И вот теперь валяется дохлое. Только от этого не легче.
И ничего уже не исправишь.
Но так не должно быть!!!
Гордеев схватился за голову. Сидел так. Мыслей не было никаких. Пустота – внутри, снаружи, во всем мире пустота.
И в этой пустоте за спиной Николая раздался тихий смех.
Николай сперва не услышал его. Затем почудилось, что слышит, но не поверил. Откуда?.. И лишь потом понял, что не чудится.
Он резко крутанулся.
Перед взором мелькнули подъезд, квартира – та самая, где он смотрел в спину неизвестного, потом сгоревший дом в пригороде… а потом… потом Николай увидал недавний для него дом – Адмиралтейская, четыре!
И с земли поднимался человек. Мертвец, который больше не был мертвецом. И не Николаем Гордеевым. Он поднимался, смеясь.
Это был он, тот самый светловолосый и улыбчивый его клиент, чьё лицо показалось тогда знакомым.
И с поразительной яркостью память Гордеева вырвала из прошлого:
первое – как он пошёл погулять и у газетного киоска столкнулся с парнем в спортивной куртке
второе! – как молодой мужчина на троллейбусной остановке попросил сигарету
и третье! – переезд на Адмиралтейскую
И вот четвёртое.
Четвёртая встреча! – громыхнуло в голове. Слова Ивана Еремеева.
Четвёртая! Всё сбылось.
– Вспомнил? – весело рассмеялся парень. – Вспомнил, вижу… Ну, здравствуй, родной.
– Конь педальный тебе родной, – возмутился Николай.
Тот снова засмеялся, так же добродушно.
– Ну, извини, извини, прибавил немного. Не родной, двоюродный.
Николай так и выпучился:
– Чего?..
– Того! – слегка передразнил блондин. – Здравствуй, кузен – если тебе так больше нравится.
И, видя, что родственничек обалдел, пояснил:
– Дядька-то твой, Миша, того… блудил по молодости лет. Зачать-то зачал, да начать не начал. Начать воспитывать сына, я имею в виду. Меня, то есть.
Гордеев только сглотнул судорожно.
– То… – не сразу выговорил он, – то есть как?
– Вот так, – с удовольствием молвил «кузен». – Он, видишь ли, считал почему-то, что у него не может быть детей. Потому всю силу свою решил передать тебе – единственному своему племяннику.
– Ка… – опять не вышло с первого раза у Николая. – Какую силу?
– О-о, – насмешливо протянул визави. Глаза сузились. – Ты, видно, главного-то и не понял…
И умолк. Коля тоже молчал. Говорить не хотелось. Даже плечами пожать. Даже взглядом ответить ЭТОМУ не хотелось.
А тот улыбнулся. Что-то недоброе сверкнуло в этой улыбке.
– Не понял, не понял, Колян… Ну да ладно, я объясню.
Вновь пауза. Но краткая – секунды три. Кузен заговорил:
– Дядя твой, а мой папенька, Михаил Евграфович Гордеев, был таким супером, что всем этим, – голос изменило презрением, – всем этим клоунам до него… как могилам до Эвереста. Собственно… они тебе, поди, пели песни о богах, или там дэвах? Было такое?
– Да, – вынужден был буркнуть Коля. – Пинский говорил.
– А, Пинский… Ну, слышал звон, да не знает, где он. Так вот, Колян: почтенный предок наш человеком не был. Вернее, только человеком. На одном из своих уровней он, конечно так и был – часовщик, который жил, никем не замечаем. И ещё жил бы поживал, если бы…
Он запнулся и прервал сам себя:
– Но обо всём по порядку! Итак, да будет тебе известно, что планета наша Земля на высших планах бытия – астральном и ментальном – собственно и есть Вселенная. Весь мир! Хотя на плане физическом мы действительно видим такой вот мёртвый космос, где почему-то затерялись… Да! Но мы сейчас говорим о планах иных. Так вот, на них Вселенная – или ноосфера, как угодно – населена сверхсущностями. Они настолько выше, что большинство людей о них и не подозревают, а если кто догадывается, то догадки эти носят характер самый нелепый – отсюда сказки о драконах, монстрах… Ну да не мне тебе об этом говорить – ты сам видел, я знаю.
Николай вздрогнул. Лик дракона возник в его памяти. Лик… и слова:
– Я – это ты, а ты – это я!..
Это как громом поразило Гордеева. Заволокло взор… а когда рассеялось, он увидел, что кузен смеется, искренне наслаждаясь обалделым видом родственничка.
– Что? Доходит?.. То-то же, то-то и оно!.. Да, число сверхсущностей строго ограничено. Их не может быть меньше, не может быть больше. Они могущественны, но не вечны – и у них свой срок… Откуда берутся новые? В том числе, и из нас, людей. Именно с этой целью Мишаня наш так долго и тусовался здесь. Ему надо было подготовить супера. Одного! – заметь, одного, одна вакансия, её он и должен был заполнить. Такое, видишь ли, ему было спецзадание… Ну, а воплотить себя в облике серенького человечка, чтобы ни родители, ни братья, ни друзья не знали – нашему дракону было раз плюнуть. Что он и сделал. Жил тихой сапой, семью, детей не заводил – помеха; а супера из кого делать? Ясное дело, из кого-то поближе – вот он и выбрал. Племянника. Тебя!
Смех давно исчез с лица говорившего, оно стало жёстким, злым – а тут вновь губы искривились, задрожали… впрочем, этот смех тоже стал злой.
– Да, Колян! Тебя. Он тебя готовил исподволь – а ты ни сном, ни духом. Ощущал на себе заботу дядюшкину, конечно: вспомни-ка, как у вас на выпускном с Маришкой твоей всё рухнуло, а?.. Вспомнил! Ну да чего там, и не забывал… Ну вот, дяде Мише спасибо скажи – это он вас расчекрыжил. Зачем? Да испугался, что любовь закрутит, и шиш из тебя выйдет, а не супер… Он же тебя и в десантуру тайком наладил, чтобы подтянули там, подразвили. А ты думал, военкомат, да? Вот! – кузен сделал скверный жест. – Он тебе был и сват, и военкомат!..
Николай видел, что ЭТОТ не врёт. Всё было так – и крыть нечем. Но никакой обиды на покойного не ощутил. Мелькнула странная какая-то грусть – как осеннее облачко, одно в бездонной синеве сентябрьского неба – мелькнула и пропала. Гордеев ожесточился вновь.
– …так вот и вёл, хранил тебя архангел твой, втихую до поры до времени. А когда они, пора да время? Да вот – ровно четверть века должен был ты оттоптать по земле нашей грешной. У тебя когда день рожденья-то, в июне? Ну да. Вот как стукнул бы тебе четвертак, так бы тебя дядюшка и ввёл в курс дела… Ввёл бы, если бы!
Теперь он не смеялся совсем. Речь ускорилась, слова летели:
– Если бы не один прокол. Всё-таки человек он был, как ни крути, а? Errare humanum est! Ну, вот он и errare. Клюнул когда-то на одну юную особу. Клюнул, а потом плюнул! Тоже испугался – слишком, мол, человеческое. А он-то кто? Дракон!.. Только уж поздно было. Пошла гулять драконья кровь! Он думал, ничего не выйдет – а оно взяло, да вышло. А?! Кто вышел, как думаешь, Колян?
Что было говорить? Нечего. Николай и не стал. Молча ткнул пальцем, и в ответ услышал хохот – дикий, страшный.
– Ну! Вот так-то, Коля… Ничего не ведал, не знал змий наш крылатый! Не знал, кого породил. А я… ну, в детстве, конечно, не мог понять: почему мне со сверстниками скучно, кажутся они мне дураками… Учителя мной нахвалиться не могут: ах-ах, какой мальчик, талант! а мне на их восторги плевать, и они для меня такие же ослы… Ну да, нашлись и умные, приметили вундеркинда.
– Стражи… – сквозь зубы проскрипел Николай.
– Точно! Нашли, Коля, на это у них острый нюх. Тебя-то ведь тоже не пропустили, а?.. Ну, а меня тогда давай обхаживать, да так сладко да гладко – я и уши сперва развесил… Ну да ведь я тогда и не знал, кто я. Но и они не знали! Думали, орудие себе растят… Вот!
И повторил похабный жест.
– Вот вам! Когда я стал понимать – кто я, и чего эти козлы от меня хотят, я сказал себе: ага, господа сказочники… Братья Гриммы! Но – ничего. Понял и притих. Учился. Опять в первых учениках защеголял, конечно. А уж они-то предо мною соловьями разливались! – какие они умные да разумные, да как за человечество душой болеют… Ну а я как тот Васька: слушал, да ел. Тут я и папеньку раскусил, и навестить его решил, только никому ни гу-гу… И рос! Я видел, ЧТО открывается передо мной!.. А когда понял, наконец, что – всё, я им такой финт отвернул, что у них, поди, и сейчас икота. А я – в свободный полёт. И первым делом – к батюшке родному, конечно. И вот тут-то меня и поджидал сюрприз. Вернее, два…
Тут он призадумался на миг. Осенился:
– Нет! Три. Три сюрприза враз. Первый – что папенька от моего визита крякнул. Картина Репина «Не ждали!» До такой степени не ждал, что и сверхсущность вся куда-то испарилась. А сущность – брык! и ласты склеила.
Он подмигнул Николаю – заговорщицки так.
– Ну, слёз над покойным я лить не стал. Да и к тому же запиликал брегет этот идиотский. Я сначала, признаться, не понял, но просчитать-то ситуацию, сам понимаешь, мне не проблема. Просчитал – и наткнулся на два других сюрприза. Первый поменьше: узнаю я, что в дело встрял клан этого твоего Джамала…
– Не моего…
– Ладно, ладно, не твоего. Но встрял. И прямо на моём пути! Это они как-то нащупали папаню, стали его окружать, обкладывать потихоньку… Они в последние годы все сюда нахлынули, и Джамал в том числе. Пинский у них здесь смотрящим был, он и просёк… Ну, с ними-то я знал, что разберусь, но ведь тут был ещё сюрприз. А именно…
На сей раз усмехнулся Николай. А тот ощерился, слюна блеснула на зубах:
– Точно! Именно ты и стал главным моим сюрпризом! Я и понятия не имел о тебе. А тут узнал! Ты понял, Колян? Мы с тобой ближе, чем родные братья! Та сверхсущность, что готовил покойный – одна. Одна на двоих! Моя она по наследству, а твоя – по решению. Так что… – здесь лицо его странно и страшно исказилось, и он вдруг крикнул так, что всё вздрогнуло: