— Верно. Я уже издал указ о запрещении масонства в Рейхе и опубликовал в прессе материалы следствия. Мне докладывали, что народ с пониманием отнёсся к этой мере.
— Я масонов ещё не запретил, но жандармы, в обстановке полной секретности, готовятся к этой операции. Предлагаю Вам проводить согласованную политику в направлениях, представляющих взаимный интерес.
Церемония закладки храма была величественной и при этом скромной. В качестве котлована для фундамента было решено использовать воронку от взрыва, которую только немного подправили, чтобы придать идеально круглую форму.
Негромко играл оркестр, произносились речи. Мы с Генрихом спустились на дно, вместе установили там закладной камень фундамента и закрепили на нём серебряную табличку.
После церемонии мы отправились в Берлин. Ехали молча. Генрих мрачно размышлял о своём, я мысленно прокручивал варианты произошедшей трагедии и будущих событий. Наконец я не выдержал:
— Генрих, что-то не сходится.
— Что именно? — повернулся он ко мне.
— Ваша жена была родной и любимой внучкой королевы Виктории, англичане не могли её убить!
Генрих поднял стекло, отгораживающее салон от места водителя, и только после этого ответил:
— Стечение обстоятельств, Петер. Ирена вместе с Августой-Викторией и детьми должны были вечером уехать в Берлин. Поездку отменили в последний момент, так как сломался автомобиль сопровождения. На запрос из Городского дворца офицер охраны ответил, что поездка состоится, когда автомобиль отремонтируют, не позднее чем через два часа. Но поездку вообще отменили, поскольку у кайзерины Августы разболелась голова, и ехать в таком состоянии было бы слишком мучительно. Об этом рассказала горничная, которую отпустили ночевать к её тётушке, проживающей в Эберсвальде. Правда, на самом деле, ночевала горничная не у тётушки, а у жениха, сына лучшей подруги тётушки, но девушка ни во что не замешана: там действительно дело идёт к свадьбе, и родственники, по мере сил, опекают молодых. Полицейские всё проверили досконально.
— Значит тот, кто телефонировал из Берлина, связан с заговорщиками?
— Или тот, кто попросил телефонировать. Полиция и контрразведка пошла и по этой цепочке.
Генрих помолчал, и, глядя в окно на проплывающий мимо пейзаж, горячо заговорил:
— Петер, меня воспитывали в рыцарственном духе. Я всегда знал, что дворянство есть становой хребет державы, я был убеждён, что Великобритания для мира как сияющий Град На Холме. И что же выясняется? На поверку вышло, что истинным рыцарем являются не наследные принцы дружественных европейских стран, а волею случая, император державы, которую я всегда почитал враждебной. Завеса перед глазами упала, и я увидел, что дворянство давным-давно не является опорой трона, что большинство мужчин из этого общественного слоя выродились в слизняков. Простолюдины решительно вошли в офицерский корпус, и ещё не достигли генеральских высот только потому, что их не пускают наверх. Но это положение продержится не далее ближайшей большой войны. Даже на флоте простолюдины занимают весомое положение, хотя их решительно не допускают на командные должности. Но, чёрт возьми, Петер, тот факт, что командир броненосца не глядя, отдаёт пять лучших своих офицеров за одного толкового механика, говорит о многом.
Генрих помолчал, нервно теребя обшлаг кителя.
— Британия, как выяснилось, делала всё для крушения Германии, и документы, которые предъявил Вильгельм, были более чем красноречивы. И последнее: после гибели моей жены, мой адъютант произвёл выемку всех бумаг покойной.
Генрих опять замолчал, потом с трудом выталкивая из себя слова, продолжил:
— Отдельно, в потайном ящике, в ларце с вензелем королевы Виктории, хранилась пачка писем, перевязанная розовой лентой. Это была переписка моей жены с конюхом, который служил при дворе её матери. В черновике письма она его именует «любимым мужчиной, олицетворением далёкой Родины». Вот так, Петер. Женщина, родившаяся и выросшая в Германии, от отца-немца, считает своей родиной Британию. А любовь английского конюха ей дороже любви германского принца.
— Надеюсь, Вы уничтожили эти письма?
— Разумеется. Это всего лишь маленькие детали из истории моей личной семьи, и никто не должен знать эти подробности.
— Не забудьте послать ловких людей, чтобы в Англии изъяли вторую часть переписки и доставили Вам для уничтожения.
— Что? Действительно, я об этом не подумал. Но довольно об этом. Я хотел спросить Вас Петер, в силе ли Ваши с Вилли договорённости о строительстве авианосцев для нашего флота?
— Скорее о переоборудовании имеющихся судов.
— Да-да, именно это я и имел в виду.
— Разумеется в силе. Обучение экипажей, а также пилотов и механиков будет проводиться самым лучшим образом. Преподавать будут лучшие лётчики, получившие боевой опыт.
— Я рад. А чем Рейх может помочь России?
— По моему замыслу, это должна быть взаимовыгодная работа. Во-первых, русский флот начал переход с угольного на нефтяное отопление. Эти работы мы согласовали ещё с покойным кайзеров Вильгельмом, и Вы должны о них знать. Если Германия продолжит эти работы, и мы согласуем усилия, то переход произойдёт значительно быстрее и обойдётся намного дешевле. Я уже имел по сему поводу переговоры с королём Альфонсом Двенадцатым, и он подтвердил участие испанского флота в этой программе.
— Германия также продолжит все необходимые работы по программе перехода на новое топливо. Очень разумная и своевременная мера, как флотский офицер я всей душой поддерживаю эту идею. Но как нам быть с самим топливом?
— Здесь проблем нет совершенно: нефтяные прииски на Апшеронском полуострове национализированы и работают с полной отдачей. Турция, с нашей помощью, уже начала такую же программу на Аравийском полуострове. Кроме того, Турция и Персия предоставили нам концессии на добычу нефти в Персидском заливе, и мы начали строить флот нефтеналивных судов на Чёрном море. По чистой случайности длина этих судов более двухсот метров, а ширина палубы пятьдесят метров.
— По чистой случайности, говорите? А нельзя ли и германским судостроителям ознакомиться с такими интересными судами?
— Можно и нужно. Более того: я предлагаю создать судостроительный консорциум с участием русских, германских, турецких и испанских конструкторов и верфей.
— И каким Вы предвидите результат?
— Очень многообещающим. Мы можем разработать единые проекты основных типов боевых кораблей флота: береговой обороны, миноносцев, эскадренных миноносцев или лёгких крейсеров, средних и тяжёлых крейсеров и линейных артиллерийских кораблей.
— Позвольте, Петер, я был уверен, что Вы доказали: эскадренный броненосец на поле боя больше не нужен.
— А если такой вывод неверен? Не останемся ли мы беззащитными перед Францией и САСШ? Главное, что мы получим, это обеспечение своих флотов самыми современными кораблями по весьма низким ценам, поскольку они будут строиться не просто серийно, а крупными сериями. Кстати сказать, турецкий флот получит четыре авианосца из числа строящихся у нас, в Николаеве. Но, как понимаете, до результата там не очень близко. А для получения опыта турецкими моряками и лётчиками, мы заканчивает переоборудование кунардовского лайнера, который захватили в Ирландском море. Авианосец уже получил название «Барбаросса Хызыр Хайреддин-паша». Прошу и Вас, Генрих, прислать своих моряков, пусть они оценят проект авианосца, мне представляется, что он вполне удачен.
— Хорошо. И вот что мне пришло в голову: размерения кораблей стремительно растут, и может статься, что тоннаж обычного крейсера лет через двадцать, будет превосходить тоннаж современного эскадренного броненосца.
— Да, это вполне вероятно. Поэтому и говорю, что исследования в области крупнотоннажных боевых кораблей необходимо продолжить.
В Берлине я встретился с тётушкой Августой, вдовствующей кайзериной.
— Петя, мальчик мой! Как же я рада тебя видеть! Жаль только, что повод столь печален.
— Да, тётушка Августа, это ужасный повод. Не могу понять, как у этих извергов поднялась рука на детей и женщин!
Мы обнялись и, что уж там скрывать, немного поплакали.
— Надеюсь, Петер, ты не оставишь моего Генриха?
— Тётушка Августа! Я потерял своего лучшего друга, но на краю воронки, на месте гибели Вилли и его семьи мы побратались с Генрихом, и скрепили союз собственной кровью.
— Да, Петер, да. Вы два истинных рыцаря. Генрих тевтонский риттер, а ты русский витязь. Помогайте друг другу, и пусть крепнет дружба наших держав. И у меня есть маленькая просьба, но она совершенно секретна.
— Тётушка Августа, мне известно, что такое государственная тайна.
— Петер, поищите Генриху невесту. Это должна быть русская девушка без капли европейской крови, ты понимаешь, о чём я?
— Понимаю. Клянусь, тётушка Августа, я выполню Ваше пожелание.
— Благодарю, Петер. Жаль, что во время траура нельзя петь, но ты мне расскажешь о своей чудесной жене и о своих детях. Ты не забыл альбом?
— Не забыл. Но и во время траура можно петь, разве что не слишком весёлые песни.
— О, да! Старинные песни германских народов печальны, но поднимают дух. У русских тоже немало таких песен.
— Да, тётушка Августа, я дам Вам тексты, и мы вместе споём немало русских песен.
Вечером мы собрались в белой гостиной, той самой, где немыслимое время назад я впервые пел русские песни германской императрице. Теперь я сам император: так выпали карты судьбы в этой игре. Генрих — мой коллега по опасному бизнесу, тоже император, хотя в том мире, если я не ошибаюсь, высшей точкой его карьеры стала должность командующего второстепенным флотом. Впрочем, я не уверен в своих сведениях, поскольку плохо знаю историю. Кем был я в том мире? Я никогда не встречал имени великого князя Петра Николаевича Романова в книгах, значит он не оставил своего следа. Наверняка он был генералом, просто в силу происхождения: неприлично особе царствую