Генерал покосился на меня, а я махнул рукой: мол, разбирайтесь сами, и он повернулся сержанту:
— Попал?
— Никак нет, промахнулся.
— Это хорошо, товарищ старший сержант. Я вижу сюда поспешает начкар, он и примет законное решение. Докладывайте ему, а мы посмотрим.
Лейтенант полиции действительно примчался через несколько секунд, быстро и чётко ввёл нас в курс дел, и принялся разбираться с мародёрами. Их не развязывая вынули из телег, и пинками выстроили в короткую шеренгу перед лейтенантом. Мужики стояли потупившись, бросая злобно-испуганные взгляды на драгун и лейтенанта. На нас они не обращали внимания: мало ли любопытствующих бар может случайно оказаться там, где им совсем не надо.
— Сейчас вы по очереди, начиная вот с этого человека представитесь и скажете из какой вы деревни. — скомандовал лейтенант — потом я начну задавать вопросы. Все меня слышат?
Гул голосов вразнобой известил, что все всё услышали.
— Ну давайте, называйтесь.
Мужики что-то говорили, а один из караульных, отдав свою винтовку напарнику, записывал показания. Лейтенант скучающе оглядывал короткий строй.
— Опа! — вдруг сказал он обращаясь к невзрачно одетому мужику посредине строя — Тит Карпыч Гнидин, если не ошибаюсь?
— Узнал, проклятый. — злобно проворчал мужичок.
Мне стало интересно, и выйдя из коляски я приблизился к лейтенанту:
— Знакомца встретили, товарищ лейтенант?
— Знакомца, Ваше императорское величество. Этот мужичок главнейший в здешней местности кулак. Село и три деревни держит в страхе и весь уезд поит самогоном.
— Кулак? — удивился я — Что-то он бедно одет.
— Приоделся победнее, чтобы не бросаться в глаза, вот и все дела. Вы, Ваше императорское величество, на его руки посмотрите, по ним всё видно.
— Покажи-ка мне руки, человек. — обратился я к мужику.
Тот протянул в мою сторону руки сжатые в кулаки
— Разожми и протяни ладонями вверх. — грозно скомандовал лейтенант.
Я посмотрел. Да, всё верно, ладони мужика мягкие, розовые, отродясь он этими руками не работал.
— Остальные его подкулачники. — сообщил лейтенант — Я знаю их. Вот уже несколько лет не можем получить доказательства их противозаконной деятельности. Раньше я бы просто взял пару урядников да полувзвод казаков, да и пустил бы их дома красным петухом к небесам, а сейчас шалишь! Всё надобно делать по закону. А с другой стороны, раньше эта мразь первейшими людьми почиталась.
— Зачем в карантинную зону полезли? — спросил я кулака.
— Да как же можно туда не лезть? — удивился тот — Тама выморочные избы стоят, и всё добро в них бесхозное лежит. Заходи и бери чего надо.
— Продавать что ли собирался?
— Ото-ж. Как не продать, коли и цена хорошая и покупатель найдётся.
— А ты не думал, что люди через те вещи могут заразиться и умереть? Или что сам можешь заразиться.
— Дак, бог даст, кто и не подохнет. Это ж осударь-емператор, как повезёт, какая планида у ково. Мужик он такой, живучий паскуда. Ну и значит, как бог рассудит, так людишкам планида и выпадет. Да я и не собирался своими руками к тому добру касаться, на то у меня нарочитые людишки есть, вот оне, рядышком стоят.
— Всё ясно. Совесть в этом подобии человека и не ночевала. Товарищ лейтенант, какое наказание положено для мародёров?
— Согласно пункту три параграфа пять «Положения о карантинных мероприятиях в зоне эпидемий», пойманному на месте преступления полагается смертная казнь через повешение. Помилование и смягчение наказания виновным не предусмотрено.
Я повернулся к генералу:
— Ваше мнение, Иван Петрович?
— Товарищ лейтенант абсолютно прав, за такое преступление наказанием может быть только виселица.
— Ну что же, командуйте, лейтенант.
Всё свершилось очень быстро: мужикам сноровисто заткнули рты, и подкалывая штыками чтобы быстрее двигались, отогнали к месту казни, метров за четыреста от караулки. Там между мощными ветвями двух дубов было пристроено толстое и длинное бревно, через которое уже было перекинуто с десяток верёвок с петлями. Под петлями, на высоте чуть более двух метров, устроено длинное подобие скамейки. Драгуны привычно, по одному, затащили мужиков на скамейку, накинули каждому петлю на шею и спрыгнули вниз. Толчок, и скамейка опрокинулась, а тела задёргались на весу.
— Подлиннее надо было сделать верёвки — сказал лейтенант одному из драгун, руководившему непосредственной казнью — тогда и позвонки бы полопались, отошли бы легче.
— Сделал как надо. Ненавижу мироедов, моего батюшку такой же упырь разорил и споил. Кабы меня в солдатской школе не приютили, помер бы под забором. Грех, он конечно велик, но после службы я в монастыре отмолю, а вам пачкаться не надо.
— Дело твоё, Иосиф, а мне омерзительно касаться верёвок.
— Кажному своё, Захар Захарыч. Зато ты душегубов вылавливаешь как та собака-ищейка, никогда ни у кого я не видал такого таланта.
Я, стоя рядом с Иваном Петровичем, слышал их тихий разговор, и решил никак не реагировать. Драгун, взявший на себя обязанности палача, не похож на садиста. Грязная работа ему не приносит удовольствия, и занимается он ею, явно для того, чтобы не пачкались другие.
Впрочем, дело в первую очередь.
— Лейтенант, дайте нам сопровождающих, мы должны осмотреть работы внутри карантинной зоны.
Двинулись по дороге от деревни к деревне, и везде видели одно и то же: армейский медбрат с тремя-пятью помощниками оказывали необходимую помощь жителям, сидящим по своим домам. Надо сказать, что дома выглядели значительно чище и пригляднее, чем до заразы: солдаты заставляли хозяев чисто прибирать и дом и подворье.
— Чем сегодня заняты? — спросил я у медбрата в одной из деревень
— Так что, Ваше императорское величество, собираемся хоронить семью Курдюмкина.
— Все умерли?
— Надо полагать что все. От прививок оне, когда всё только начиналось и я сюда приехавши, начисто отказались, уколов себе ставить не давали, а когда у всех их разом вспыхнули язвы, полезли было требовать лечения, да уже и поздно. Загнали мы их в дом, да и двери подпёрли, а то людишки заполошные, могут и за карантинную черту броситься. Болезнь, она многих сумасшедшими делает, прости хосспидя меня, грешного.
— Ну пойдём, посмотрим вместе.
В доме, на трёх лавках лежали мертвецы-взрослые, обезображенные оспенными язвами. На печных полатях лежали ещё пять детских трупов, а вот за печкой, в плетёной кроватке копошился и попискивал ребёнок. Хорошо хоть мать перед смертью позаботилась о малыше, сунула ему большую краюху хлеба и бутылку воды. Ребёночек грыз чёрствый плесневелый хлеб, сосал через тряпочку подтухшую воду, тем и спасался. Вылезти из кроватки ребёнок не мог, поэтому нужду справлял тут же, но только в одном уголку кроватки.
— Это ж как ён выжил-то, страдалец? — ахнул один из солдат — Несмышлёный же совсем!
— Это верно. Возьму-ка я его к себе. — решил я и вынул ребенка из кроватки — Ну-ка братец, найди нам поскорее молока.
Солдат бросился исполнять приказание, а я взял ребёнка и вышел из отвратительно воняющего дома. Солдаты тем временем начали на носилках выносить трупы из дома, и складывать их в телегу. В подворье, где мы остановились, нас уже ждал солдат с кувшином молока, а хозяйка оставила греть чугун воды. Женщина ахнула, и попыталась забрать у меня ребёнка, но я не дал. Снял с него рубашку, и выяснилось, что мне досталась девочка. Довольно тощая, вшивая и удивительно грязная, но вполне живая и крепкая.
Хозяйка поливала тёплой водой, а я стал обмывать нечистоты с тельца девочки: нельзя её такую сажать в воду — всё испачкает, и воду надо будет менять, а попробуй-ка нагрей её в печке!
— Нарекаю тебя Надеждой, и объявляю своей дочерью. — сказал я девочке усаживая в корыто с тёплой водой — Ты согласна?
Удивительно, но девочка вполне утвердительно угукнула и погладила меня по руке. Хозяйка за моей спиной ахнула. Вот слухи-то пойдут, а потом и в легенды превратятся. Ну да ладно, хорошие легенды ещё никому не мешали, может и обо мне сочинят что-то не слишком отвратительное.
Так я с Наденькой приехал в Петербург. В дороге ухаживать за приёмной дочкой я поручил ещё одной сиротке, девочке лет пятнадцати, которую по приезду пристроил в фабрично-заводское училище при Петродворцовом часовом заводе, как и обещал, когда с нею договаривался.
А Надюша стала жить с нами. Умная, живая, непосредственная и очень-очень любознательная девочка. Мне она напоминает мою старшую дочь из той жизни, ставшую химиком, и дослужившуюся до доктора наук. Может и Наденька заинтересуется химией? Впрочем, ещё рано гадать, девочке всего семь лет. Вырастет и станет кем захочет, а я ей в этом безусловно помогу.
Как мне достались Аглая, Анна и сын Сергей, я уже описывал, повторяться нет смысла.
Второй сын, Пётр Петрович, достался мне после поездки по Волге: солдаты конвоя заметили полузатопленную лодку у берега, и не поленились осмотреть её. В лодке оказались трупы двух мужчин, а на берегу неподалёку — мальчик лет пяти, жизнь в котором едва теплилась.
— Что тут произошло? Преступление?
— Непонятно. Вряд ли какой-то криминал: покойники одеты весьма бедно, к тому же следов драки или насилия не видно. — покачал головой один из сержантов.
О произошедшем рассказал сам мальчик. Оказалось, что его отец вместе с соседом решили половить рыбы, да неудачно: когда вытягивали сеть, лодка опрокинулась. При этом отец мальчика запутался в сети и захлебнулся. Во время неразберихи горе-рыбаки потеряли вёсла. Ближним берегом оказался остров, к которому они кое-как добрались, подгребая руками, вытянули и сеть, вместе с покойником. И тут оказалось, что еды у них нет, костёр развести нечем, а по ночам в это время случаются заморозки. Мальчик, как его учил отец, выбрал на острове место повыше, защищённое от ветра плотным кустарником, сгрёб сколько мог листьев, забрался в яму и засыпался ими. Одежду он всё же догадался выжать и развесить для просушки, а под листьями он не замёрз. Утром он обнаружил, что сосед тоже мёртв — замёрз. Почему этот несчастный даже не выжал мокрую одежду — оказалось загадкой.