Ясно одно: прежняя история окончательно закончилась, и мир решительно свернул на неизвестный путь, не повторяя прежних извивов и поворотов. Когда начался этот разворот? Может быть в тот момент, когда я предотвратил покушение на императора Александра? Но его сын и наследник мог повернуть всё на прежний, гибельный для России путь, и не факт что её в итоге бы спасли большевики. А может поворот произошел, когда цесаревич Александр открыто решился убить отца? Кстати, так и осталось неясным, почему он сделал этот шаг. Во время расследования бывший цесаревич ничего внятного на этот счёт не сообщил, а теперь его уже и не спросишь: Феликс Юсупов зарезал спящих Александра и его сына Николая. Потом убийца принял яд, а прибежавшие на шум охранники не успели этому помешать. Ещё одной загадкой истории стало больше.
Но всего скорее, история повернула тогда, когда была повержена Великобритания и обрушена в бесконечную гражданскую войну Северная Америка. Мои нынешние современники даже не подозревают, какого отвратительного монстра мне удалось удавить ещё в колыбели, а я им рассказывать не стану, но на всякий случай я написал небольшую книжку, страниц на четыреста, где описал все известные мне гнусности, совершённые Штатами моего мира. Это и кровавая демократизация всего и вся, это пропуск во власть финансистов и банкиров, это и стремление доминировать в мире военным путём. Думаю, что только содержание гигантских флота и стратегической авиации подорвало бы силы США, а таких безнадёжных расходов они несли слишком много, вот и надорвались. Впрочем, более серьёзная проблема этой страны и Запада в целом — это отсутствие объединяющей народы и классы идеи. У моей страны такая идея была — социализм и коммунизм, и судя по всему, Россия должна вернуться на этот путь, впрочем, мне отсюда не увидеть и не узнать.
Однако у меня здесь есть возможность создать предпосылки к построению коммунизма в этом мире. У меня есть Владимир Ульянов и Иосиф Джугашвили. Мои люди нашли Валериана Куйбышева, Вячеслава Молотова, Сергея Кирова, правда совсем ещё маленьких, и с другими именами: к собственному удивлению я сумел вспомнить настоящие имена двадцати выдающихся деятелей революции, но некоторые из них ещё не родились. Отыскали Льва Бронштейна. Нашли Розу Люксембург и Карла Либкнехта. Все они учатся в разных гимназиях и университетах, все они получают отменную физическую подготовку, и со всеми работают лучшие специалисты по марксизму в частности и философии вообще. Я не знаю что из моего проекта вырастет, но специалисты говорят, что Лев Бронштейн понемногу избавляется от излишнего самомнения, а умеренный уровень амбициозности политику и руководителю высокого ранга никогда не вредил.
Впрочем, это спецпроект. Кроме него существует образовательный проект, более серьёзный и долгосрочный, его ведёт моя драгоценная Ирина Георгиевна: детские дома под её маленькой, но твёрдой и жёсткой ручкой уже стали серьёзными центрами по воспитанию людей нового типа: образованных, сильных физически и духовно, честных и справедливых, а главное — бесконечно преданных Родине.
А вот и она, легка на помине.
— Петя-Петенька-Петруша! Когда, наконец, у нас установится покой, и я перестану бояться покушений на тебя?
— Наверное, никогда, моя драгоценная Инес-Сарита. Такова наша судьба, и сделать тут ничего нельзя.
— Но может быть усилить охрану?
— Может. Хотя и так моя охрана одна из лучших в мире. Другой вопрос, что на этот раз покуситься решил человек весьма высокого ранга, многажды проверенный. Но ничего: скоро подрастут волчата из твоих заведений, они станут ближним кругом, через который никто не прорвётся.
— Ах, Петя-Петенька-Петруша, это «скоро» займёт ещё лет десять, а может статься, что больше. Мальчикам и девочкам нужно не только получить образование, но и практический опыт, а его в столице и при дворе не приобретёшь. Нужно чтобы они поработали, увидели и узнали реальную жизнь.
— Это верно. Значит, подождём. Пока и своих сил достаточно.
В Европе потихоньку разгоралась новая война. Правительства обменивались грозными нотами, публиковали воззвания к своим народам, вели явные и тайные переговоры. Генеральные штабы составляли планы боевых действий, рассчитывали соотношение сил, потребности в технике, вооружениях и личном составе, планировали наряд боевых и вспомогательных соединений на те или иные направления. В штабах корпусов и дивизий штабисты тоже не спали, планируя боевую и вспомогательную работу собственных частей и подразделений. Пресса раздувала кадило пропаганды — каждая применительно к своей стороне. Наиболее экзальтированные граждане рвались лично показать супостату кузькину мать, а те кто побогаче, но поосторожнее — жертвовали не слишком обременительные для себя суммы госпиталям и в благотворительные фонды, при этом стремясь осветить свой патриотический порыв в прессе. Роты и полки походным маршем выдвигались на рубежи развёртывания и оборудовали позиции. А жулики всех мастей суетились, стараясь поиметь свой гешефт на ещё не пролившихся потоках крови.
В общем, в этом мире все были при деле, только я бродил как неприкаянный: очень уж волновался за здоровье своей драгоценной половинки. С одной стороны самочувствие Ирины Георгиевны не внушает даже малейшей тревоги: она бодра, активна. У неё превосходный аппетит и изумительный цвет лица. Домашние изо всех сил стараются оградить будущую маму от забот и тревог, развлекают её по мере возможности. А с другой стороны — всегда есть риск неожиданных осложнений.
Я отменил все поездки далее сорока километров, постоянно нахожусь в Николаевском дворце, а по вечерам мы собираемся всей семьёй, разговариваем, музицируем, а иногда и смотрим свежие фрагменты мультфильмов, которые всё так же готовят в Манеже, превращённом в киностудию.
Лейб-медик и лейб-акушер ежедневно посещают Ирину Георгиевну, и выглядят вполне спокойными, что внушает спокойствие и всем нам. Впрочем, вспышка беспокойства была, когда наши доктора наконец услышали сердцебиение плода. Антон Яковлевич доложил мне, что в ритме сердцебиения плода чувствуется некоторая рассогласованность, но волноваться ещё рано, поскольку это может указывать на то, что сердце бьётся не одно, а два. Уточнить это можно будет лишь спустя некоторое время. Вот я и трясся от страха за Инес-Сариту, но очень скоро Крассовский сообщил мне, что у государыни всё-таки двойня.
В тот день, когда врачи принесли известие о беременности Ирины Георгиевны, я вспомнил о гимнастике, которую делала моя жена в той жизни. Насколько я помню, гимнастика очень помогала поддерживать тонус мышц, улучшала общее самочувствие и что немаловажно — укрепляла бодрость духа и настроение. А коль так, я решил внедрить новшество и здесь. Целый день я посвятил восстановлению гимнастического комплекса. Шаг за шагом описал исходные позиции и пошагово — движения упражнений. Нарисовал каждую позицию, и главное — правильное положение в каждой позе. Получился альбом из почти полусотни листов, который я вручил Ирине Георгиевне в присутствии лейб-акушера. Ирина Георгиева уселась за стол и принялась листать альбом, а Антон Яковлевич пристроился рядом.
— Выскажите своё мнение, Антон Яковлевич. — обратилась к врачу Ирина Георгиевна — нужно ли мне выполнять эту странную гимнастику?
— Разумеется нужно, Ваше императорское величество. — качнул своей лобастой головой Крассовский — Женщине в сей деликатный период очень полезны умеренные физические нагрузки, и если помните, я Вам рекомендовал неспешные прогулки в парке и лёгкие приседы с опорой на стул или ограду. Но то, что мы видим в сем альбоме выглядит как детально проработанная и законченная система оздоровительных гимнастических упражнений. Да-с. Право слово, я не нахожу к чему придраться, ни одно из движений, ни одна из поз не несёт даже малейшей потенциальной угрозы женщине и её плоду.
— Стало быть, приступать?
— Всенепременнейше, Ваше императорское величество. И если это возможно, я хотел бы понаблюдать за ходом упражнений. Очень, знаете ли, хочется оценить само течение гимнастических упражнений, и отследить Вашу индивидуальную реакцию на каждое из движений. У Вас нет возражений против моего присутствия?
— Я совершенно не возражаю против Вашего присутствия, Антон Яковлевич. У меня нынче появился вопрос, который я хочу адресовать Петру Николаевичу.
— Отвечу со всей откровенностью! — объявил я.
— Пётр Николаевич, мне очень симпатична сама идея гимнастики. Единственное, что внушает опасения, это туалеты, в которых придётся двигаться. Согласитесь, в платье неудобно, да и оно будет задираться…
— Ах, Ирина Георгиевна, это совершеннейшая малость! — улыбнулся я — Посмотрите, на рисунках женщины обряжены в просторные штаны и блузы. Наверняка в вашем гардеробе имеется нечто подобное.
— О да! — оживилась Ирина Георгиевна — Обождите меня здесь, я скоро вернусь.
Пока Ирина Георгиевна отсутствовала, я вызвал слуг, и они принесли несколько ковриков разметом полтора на два метра. Лейб-акушер освидетельствовал их и нашел пригодными для выбранной цели. Вскоре, ну как вскоре… всего лишь через полтора часа, вернулась Ирина Георгиевна, но не одна, а в компании с двумя молодыми женщинами, если не ошибаюсь, своими фрейлинами. Женщины тоже были беременны, и тоже на небольших сроках — животики не слишком выступали у них из нарядов. Но сами наряды!!! На государыне и её фрейлинах были надеты восточные шальвары из полупрозрачного шёлка, затканного золотыми и серебряными цветами и звёздами. Блузы (право, не знаю как называют в Турции этот элемент одежды) тоже ничего не скрывали, поскольку были ещё прозрачнее, и если бы не трусики и лифчики, дамы просто стремились бы на полотно в стиле «ню». На ножках дам были богато украшенные турецкие туфельки без каблуков, а на очаровательных головках — тюрбаны и небольшими вуалями.
Нет, что ни говори а восточные наряды лучше подчёркивают красоту женщин, чем европейские.
— Мой повелитель, мы готовы к выполнению любых ваших пожеланий! — поклонилась Инес-Сарита.