— Однако главная трудность при подавлении польских бунтов заключается в поддержке бунтовщиков католическими ксендзами.
— И тут надо перенимать опыт «цивилизованных» народов. Объявим, что костёлы, священники которых уличены в поддержке мятежников, будут закрыты.
— Может быть, станем передавать эти храмы православным?
— Не стоит. Нам не нужна межконфессиональная борьба. Хотя… Найдите несколько авторитетных, а главное, славящихся честностью ксендзов, в идеале, епископов, и объявите о создании Польской католической церкви. Ну и пусть они выберут своего Папу.
Андрей Антонович широко улыбнулся:
— О, да! Это будет хорошим яблоком раздора!
— Только пусть инициатива исходит от частных лиц, от католиков, только не от государства. Денег на благое дело найдем, а идти эти средства должны из Франции и Англии. Сумеете?
— Слушаюсь, Ваше величество! — вздохнул Власьев — Есть разные варианты, мы подумаем и решим, как это сделать лучше.
— Пётр Николаевич, а не слишком ли круто Вы берётесь за управление государством? — нейтральным голосом поинтересовался Иосиф Владимирович.
— Вы имеете в виду аресты и ссылки мятежников и цареубийц?
— Я имею в виду слухи о полной передаче земли крестьянам.
— Любопытная мысль. Не знаю, кто запустил этот слух, но он ошибся только со временем: сию реформу я уже начал: в стране организуются колхозы. Это коллективная форма владения землёй, когда земля принадлежит общине.
— Да-да! — оживился Андрей Антонович — Я бывал в колхозах, что организованы в Смоленской губернии.
— И каково Ваше впечатление?
— Самое благоприятное. Мужики выглядят сытыми и довольными.
— А налоги?
— А вот вопрос с налогами самый удивительный. Колхоз выплатил налогов в казну, в семь раз больше, чем платили в совокупности все мужики, проживающие в тех двенадцати сёлах и деревнях. И на свободную продажу они выставили хлеба много больше обычного.
— То ли ещё будет, когда мы начнём поставлять в колхозы комплексные удобрения. Урожайность вырастет почти до европейского уровня.
— Почти европейского уровня… Интересно… А европейских урожаев нам не добиться?
— К сожалению, нет. У нас и климат несколько более суровый, да и дождей нам достаётся меньше, чем Европе. Увы и ах.
— Но землю у владельцев Вы отнимать собираетесь?
— Я собираюсь подойти к данному вопросу взвешенно: изыматься будут земли только у дурных собственников. Хозяева, успешно ухаживающие за землёй, не угнетающие работников, внедряющие передовые методики работы и сельскохозяйственные машины, будут процветать и дальше.
— Хорошо, Пётр Николаевич, мы Вас и в этом начинании поддержим. Мы посоветовались и решили, что на своих землях также устроим колхозы.
Так в суете пролетел год положенного траура по почившему императору Александру Николаевичу. Дядюшки мои, со всеми возможными почестями были похоронены в Великокняжеской усыпальнице.
Пришла пора короноваться мне, и тут посыпались неожиданности: вообще-то на коронации принято присылать полномочных послов, однако о своём предстоящем визите одновременно заявили турецкий султан и испанский король. Немного спустя, видимо переварив новость, о своём решении посетить мою коронацию объявили французский президент, датский и шведский короли, кроме них ещё несколько балканских правителей. Вот уж без кого я бы спокойно прожил хоть до скончания века! Англичане, на скоростном пароходе, прислали Генри Уэлсли, герцога Веллингтона. Наглый нагл в первый же день по приезду, стал рваться ко мне на приём, а я стал его мариновать. Просто не принимал писем, не замечал на приёмах, а во время церемонии вручения верительных грамот даже не поглядел в его сторону. Герцог слегка растерялся, но, собравшись с духом, всё-таки бросился в атаку, в смысле ко мне на аудиенцию. Андрею он вручил сорок тысяч фунтов стерлингов, и таки попал ко мне в кабинет.
— Чего вы, сударь, от меня хотите? — первым делом спросил я посла.
— У меня есть инструкции Её величества передать Вам, Ваше величество личное послание и устную просьбу.
— Слушаю, сударь.
— У вас больше года в заточении находится Джеймс Гамильтон, герцог Аберкорн.
— А, этот ваш шпион и неудачливый цареубийца?
— Сэр Джеймс никогда не был цареубийцей!
— Не был, потому что его замысел не удался. А вот Эдвард Торнтон оказался вполне удачливой, и к тому же, быстроногой и увёртливой тварью. Он организовал покушение на моего царственного дядю, императора Александра Николаевича. Заметьте, милейший, успешное покушение. А сам Торнтон успел удрать из России.
— Но сэр Джеймс, даже если и планировал нечто подобное, в чём я очень сомневаюсь, то не достиг успеха!
— Именно поэтому я склонен помиловать этого недоумка, но взамен мне нужна голова Эдварда Торнтона, а ещё лучше, голова того, кто отдал Торнтону преступный приказ. Убийство русского царя не может быть не отмщено.
— Мои полномочия не столь широки, чтобы что-то подобное обещать. Я должен проконсультироваться с руководством.
— Телеграф вам в помощь, сударь. Советую обращаться прямиком к королеве, и предупредите её, что я намерен повесить всех англичан, причастных к цареубийству. Это для русских у меня нашлись смягчающие обстоятельства, а для англичан их нет со времён Ивана Четвёртого Великого.
— Прошу принять личное послание Её величества. — растерянно промямлил Генри Уэлсли.
К послу подошел дворцовый служитель с позолоченным подносом, и принял довольно крупный пакет.
— Я вас больше не задерживаю, сударь.
Красный как рак толстяк на иксообразных ногах неловко развернулся и поплёлся на выход.
— Экий он неловкий — задумчиво пробормотал полковник Власьев, присутствовавший при этом разговоре — А ведь полковник, значит в армии служил.
— Вы ошибаетесь, Андрей Антонович, он не полковник, а почётный полковник.
— А в чём разница, Пётр Николаевич?
— Разница такая же, как между государем и милостивым государем.
Власьев обладает незаурядным чувством юмора, большой ценитель шуток и каламбуров, но тут он не выдержал, и расхохотался самым неприличным образом.
— Пётр Николаевич, разрешите, я обнародую эту Вашу шутку! Клянусь, это самая точная и ядовитая характеристика незадачливого английского посланника!
— Как Вам угодно, Андрей Антонович. Что до личного послания королевы, то прошу его тщательно проверить, особенно на наличие каких-нибудь редких ядов длительного действия.
— Поищем, Пётр Николаевич.
— Ищущий да обрящет.
Мы обменялись понимающими взглядами, и полковник отправился по делам.
Обедал я в обществе супруги и двух монархов и принца: султана Абдул-Хамида Второго и короля Альфонса Двенадцатого, тоже с супругой. А принцем был Вильгельм со своей женой.
Операция по освобождению Вильгельма была проведена безупречно: пятнадцать «Аистов» приземлились на аэродром возле замка, в котором находился Вильгельм, полковник Степанов, лично знакомый с Вильгельмом вручил ему письмо с моим приглашением погостить в России, и Вильгельм после короткого совещания с женой и офицерами свиты, дал команду размещаться в самолётах. Уже на следующий день кронпринц со свитой находился в Петербурге. А генерал Кюненсдорф, прекрасно видя, что происходит, не сделал ни малейшей попытки помешать эвакуации кронпринца: все два часа, что русские самолёты находились в Пруссии, он висел на телеграфе, требуя от Берлина инструкций, но там никто не хотел брать ответственности на себя. И слава богу, всё закончилось благополучно.
Говорили мы по-немецки, поскольку этот язык знали все. Сначала поболтали на общие темы, а когда выяснилось, что новинки литературы и оперы исчерпаны, перешли к более животрепещущим вопросам. Для начала испанский король сообщил, что доктор Иванов совершенно излечил его от чахотки, и три независимых обследования не нашли следов столь долго терзавшей его болезни. Доктор Иванов за свой подвиг пожалован испанским грандом. Теперь у него имеется поместье по соседству с одним из королевских имений.
— Петер Николаевич — обратился он ко мне — доктор Иванов сообщил мне, что столь блестящего результата он добился благодаря новейшим лекарствам, созданным вашими химиками. Прошу Вас, пригласите их ко мне, я желаю достойно наградить этих замечательных учёных.
— Нет ничего проще, дорогой друг. Думаю, Вам будет удобно сделать это во время одного из балов, куда я приглашу этих людей.
— Петер Николаевитш — по-русски произнесла моё имя Августа-Виктория — Было бы замечательно, если Вы пригласите создателей чудесных самолётов, которые строятся теперь и у нас.
Вильгельм согласно покивал.
— Не только создателей самолётов, дорогой друг. — заявил султан Абдул-Хамид
— Думаю, мы все хотели бы наградить инженеров, спроектировавших и построивших авиационные заводы в наших державах.
— А ещё я хотел бы наградить офицеров обучавших первых пилотов Испании — добавил король Альфонс.
— Прекрасная мысль! — поддержал я — в течение недели нужные люди будут собраны, и церемония будет проведена. Это тем более уместно, что я собирался объявить о введении нового трудового законодательства и введения наград за трудовые свершения.
Уже в курительной комнате, когда мы остались в чисто мужской компании, раскуривая сигару, Вильгельм спросил меня:
— Петер, а не слишком ли жёстко ты обращаешься с англичанами? Мой отец, кайзер Фридрих изрядный англофил, он любое известие о твоих демаршах в сторону Лондона встречает просто фейерверком возмущения.
— Вилли, если бы Вы знали, какие фейерверки устраивают здесь мои собственные англофилы! Слава Богу, самые влиятельные из них уже достигли своего места работы на реке Джегдян, и, как следует из отчёта экспедиции, добыли первые килограммы золота.
— А Вы не планируете их простить?
— Не раньше, чем они добудут золота равное по количеству тому, что они растранжирили.
— Да-да, понимаю, эти люди не вернутся никогда.