Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России — страница 179 из 199

11 (JanssenJurreit, 1975), где упоминается возникновение у американских летчиков эрекции при бомбежке вьетнамских населенных пунктов.

В свете изложенного, а также в результате наблюдений за повседневным употреблением обсценной лексики в соответствующих социальных группах мы приходим к выводу, что основным значением обсценной лексики в ряде случаев ее употребления является «доминирование, господство». Мы считаем, что эти ситуации не могут быть адекватно описаны лишь с опорой на внутреннюю форму, как это предлагает В. Буй. Не подходит и ситуация совмещения сакрального с профанным по Жель-вису, так как в подобных ситуациях обеденная и сакральная лексика не взаимозаменяемы; отсутствуют двойственность, ситуация выбора, амбивалентность. И хотя во внутренней форме указанных ругательств присутствует оппозиция телесного «верха» и «низа», она также не является главной при рассмотрении значения указанных случаев употребления обсценной лексики.

На наш взгляд, в данных разговорных ситуациях в лексике типа «ебать», «заебать» основной темой является «господство, доминирование», то есть выражение властных отношений, приписывание себе или третьему лицу более высокого статуса, который и позволяет осуществлять названные действия.

Исследования по психологии обезьян позволяют предположить, что господство, утверждение себя как лидера в подсознании находятся рядом с коитальной сферой еще со времен предыстории человечества. Более того, оказывается, что ситуации, где обыгрывается именно эта тема, встречаются значительно чаще, чем употребление этих слов с целью обозначения коитуса как такового.

Заслуживает внимание и перформативное употребление нецензурной лексики. Речевые акты (РА):

(1) Я вожделею; Я хочу обладать тобой; Я буду любить тебя ит. п.

(2) Я тебя выебу, —

имеют разное значение в разных ситуациях (или, как это принято обозначать в лингвистике, разную иллокутивную цель). Если РА (1) с разной степенью стилистической изысканности выражают желание вступить в сексуальные отношения, то РА (2) представляет собой угрозу. Именно поэтому перформативное употребление этого РА, когда условием истинности является желание совершить коитус, так сказать, на равноправной, взаимной основе, неприемлемо и сопоставимо с иллокутивным самоубийством по Вендлеру12. Подтверждением тому могут служить наблюдения О. Юрчук над речевым поведением преступников. Автор на базе реальных уголовных дел анализирует угрозы, используемые вымогателями и шантажистами, выделяя: а) угрозы насилием, б) угрозы разглашения порочащих сведений, в) угрозы повреждения или уничтожения имущества. «Особое место при угрозе насилием принадлежит угрозе актом мужело-жества. По частотности они занимают одну из первых позиций13. Такие угрозы оформляются при помощи ненормативной лексики. К сожалению, вопросы перформативности в настоящей статье не рассматриваются, так как автор является юристом, а не филологом. Однако приведенный в указанной работе список угроз привел нас к выводу о том, что наибольшее количество перформативных актов встречается именно среди угроз насилием. Этот факт также служит подтверждением нашего предположения. И наконец, сообщим об услышанной нами трижды от разных женщин фразе: «Я его трахнула». Во всех трех случаях речь шла о том, что говорящей удалось каким-либо образом «переиграть» лицо, о котором она рассказывала.

Сказанное не означает, что мы призываем полностью отвлечься от внутренней формы обсценной лексики. Представляется, что для рассмотренных нами случаев в ней важен не генитальный контакт, а генитальный контакт. Поясним, что имеется в виду. Фразеологизмы, относящиеся к семантическому полю «добиваться превосходства принуждением, насилием», имеют следующие общие темы:

— физический контакт субъекта и объекта действия;

— приведение объекта действия с помощью физического контакта в состояние телесной некомфортности или даже невозможности осуществлять жизненные функции: вцепиться кому-либо в глотку, перекрыть кислород, наступить на горло, намылить шеюу оторвать яйца, выкручивать руки и т. п.

Причем названные темы характерны не только для русских фразеологизмов14.

Решающим фактором создания объекту некомфортных обстоятельств является физический контакт, то есть нарушение границы так называемой интимной зоны, отделяющей человека от лиц и предметов окружающего мира. Размер этой зоны культурно обусловлен (скандинавы при общении находятся дальше друг от друга, чем латиноамериканцы), но она имеет место в любом случае. Вербальная угроза коитусом вводит в ситуацию не просто контакт, но именно проникновение, то есть абсолютно уничтожает интимную зону, создавая объекту ряд существенных неудобств, делая его беспомощным. В связи с этим перформативное употребление ругательств можно отнести именно к семантическому полю «добиваться превосходства принуждением, насилием», где существенно преодоление интимной зоны между говорящим и слушающим, то есть не столько коиталь-ный контакт, сколько физический контакт вообще.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии //Успенский Б. А. Избранные труды. В 2 т. Язык и культура. 2-е изд. М, 1996. Т. 2. С. 67.

2 Там же. С. 72.

3 Жельвис В. И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема. М., 1997. С. 26 — 27 (серия «Русская потаенная литература»).

4 Там же. С. 28.

5 Буй В. Русская заветная идиоматика: (Веселый словарь крылатых выражений). М., 1995. С. 185.

6 Миненок Е. В. Народные песни эротического содержания // РЭФ. С. 29.

7 Там же.

8 Дембовский Я. Психология обезьян. М., 1963. С. 240.

9 Тих Н. Я. Предыстория общества. Л., 1970. С. 218 — 220.

10 Бородай Ю. М. Эротика. Смерть. Табу. М., 1996. С. 246.

11 Janssen-Jurreit М. Sexismus tiber die Abtreibung der Frauenfrage. Mtinchen; Wien, 1975.

12 Вендлер 3. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М., 1985. С. 238 — 250.

13 Юрчук О. Ф. Формы и способы выражения угрозы в ситуации вымогательства (психолингвистический и правовой аспекты) // Пол и его маркировка в речевой деятельности. Кривой Рог, 1966. С. 168.

14 Упнакошвили М. Д. Средства экспрессивно-оценочной номинации в современной немецкой идиоматике: (На материале фразеологического поля «добиваться превосходства принуждением, насилием»). Дисс... канд. филол. наук. М., 1991.

ЛИТЕРАТУРА

1. Буй В. Русская заветная идиоматика: (Веселый словарь крылатых выражений). М., 1995.

2. Жельвис В. И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема. М., 1997.

3. Русский эротический фольклор: Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Сост. и науч. ред. А. Л. Топорков. М., 1995.

4. Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Анти-мир русской культуры: Язык. Фольклор. Литература / Сост. Н. А. Богомолов. М., 1996. С. 9 — 107.

И. С. Слепцова ГЕНДЕРНЫЕ МЕХАНИЗМЫ РЕГУЛЯЦИИ ПОВЕДЕНИЯ МОЛОДЕЖИ В ТРАДИЦИОННОЙ РУССКОЙ ДЕРЕВНЕ

Формирование у молодежи определенных, одобряемых традицией личностных качеств в процессе досужих игр и развлечений не относится к тем проблемам, которые часто привлекают внимание исследователей. Однако тема эта может иметь не только историко-познавательный, но и практический интерес, помогая лучше понять поведение современной молодежи. В юношеском возрасте поведенческие установки подвержены сильному влиянию сверстников, поскольку одобрение (или порицание) ровесников имеет решающее значение для формирования самооценки индивида и становления его личности. Поэтому представляется неслучайным формирование в традиционной культуре некой системы мер взаимной коррекции поведения подростков, которая воспитывала в них социально необходимые качества, явно эффективнее педагогических интенций взрослых, ведь большинство механизмов регуляции поведения у молодежи носило игровой характер и было как бы «ненасильственным», латентным.

В данной статье использованы полевые материалы о молодежных посиделках, собранные в 90-е годы преимущественно на Вологодчине и относящиеся к 20 — 50-м годам нашего века. Казалось бы, о «традиционной деревне» можно в этом случае говорить лишь с большой натяжкой. Однако характер интеракций (механизмов взаимодействия) индивидов, их связь с архаическими представлениями и обрядами позволяют говорить именно о традиционности, о длительном — возможно, многовековом — процессе выработки и совершенствования определенных поведенческих паттернов (моделей).

Посиделки (или вечерки) представляли собой повсеместно распространенный в традиционной восточнославянской деревне обычай крестьянской молодежи собираться по осенним и зимним вечерам - начиная с октября - для работы и развлечений. Они объединяли лиц противоположного пола, хотя в определенных случаях собирались одни девушки. Собрания мужской части молодежи («мальчишники») происходили реже, их «сценарий» был не столь разработан. Общий характер поведения на посиделках определялся, естественно, составом присутствующих и зависел от числа лиц противоположного пола. В конечном счете, совместный молодежный досуг актуализировал те личностные свойства, которые были важны для успешного осуществления репродуктивной функции, т. е. качества, необходимого для вступления в брак и поддержания его устойчивости. Таким образом, посиделки неявно «шлифовали» характеры людей, формируя качества, отвечавшие деревенским представлениям об идеальном женихе и невесте, а следовательно - и о «правильном», «добром» супружестве.

Репрессивные методы

Традиционный сценарий молодежных посиделок неоднократно описывался в этнографической литературе. Значительно меньше исследовались практики подавления своенравия, проявления индивидуальных интересов и предпочтений. За любой «проступок», каким бы незначительным он ни был, полагалось наказание, некая «месть» за причиненную обиду. Чаще всего такому порицанию подвергались девушки, совершившие «измену». Что понималось под нею? Молодежь на посиделках составляла довольно устойчивые пары, называвшие друг друга «игровой» и «игровая», «вечеровальник» и «вечеровальница», «беседник» и «беседница» и т. п. Это обстоятельство налагало (и прежде всего на девушку) существенные ограничения в поведении: она не могла открыто проявлять интерес к другим парням и принимать их ухаживания, а постоянный кавалер получал на свою «игровую» права, аналогичные, в известных пределах, правам мужа на жену. Если девушка отдавала предпочтение новому ухажеру и хотела расстаться с прежним, то ей приходилось «откупаться»: давать ему небольшую сумму денег, прилюдно возвращать подарки, полученные от него, или возмещать расходы по их покупке. В противном случае он мог демонстративно отнять и разорвать у нее платок, вырвать из волос и сломать гребенку, а иногда и ударить. По традиции, «изменщицы» могли подвергнуться преследованиям и со стороны других парней, друзей оставленного «игрового».