Подобные шутки на посиделках широко практиковались еще в прошлом веке. Вот, к примеру, свидетельство из Кадниковско-го уезда: «Парни, ухаживающие за девушками (прихихени), отнимают у них прялки и требуют за них выкупа в виде поцелуя, который дается большей частью охотно»42. А вот зарисовка, сделанная очевидцем в Кирилловском уезде: «У каждого парня сделаны деревянные кресты на длинной ниточке. Время от времени парень начинает закидывать этой “удочкой” и ловит веретена. Когда переловят все веретена, девки идут в кут [т. е. в “закуток”, за угол или просто в укромное место. — И. С.] и там выкупают их у молодца поцелуем. Если парень отнял у девки три веретена, то и девка целует парня три раза»43.
Некоторые обычаи, связанные по своему происхождению с архаическими обрядами и поверьями, но превратившиеся в озорство, также выступали в качестве средства одобрения. В Рязанской области во время посиделок в Рождественский пост было принято бегать к домам девушек и привязывать им на ручки дверей «мослы» — кости. Причем количество привязанных костей свидетельствовало о числе кавалеров у девушки и ее привлекательности: чем больше мослов, тем больше невесте чести. «“О-о! Нам скока навешали!” — эт все двери увешаклъ!»44.
Кроме того, положительная оценка девушки выражалась в ухаживании за ней: частом приглашении в пляску, игру, сидении за прялкой, провожании с посиделок, одаривании. Для выражения похвалы существовали особые названия для девушек: «сла-вутницы», «славнухи», «главницы», «коновницы», «коновушки». О них говорили, что они «были на славе», «сидели на кону», «сидели на невестах» или «сидели на кругу», то есть занимали переднюю лавку, которая стояла на кругу — центре избы, где плясали и вели хороводы.
Среди чисто девичьих способов одобрения парней укажем одаривание изготовленными своими руками предметами (кисетами, носовыми платками, вышитым ремнем для гармони), величание парней на праздничных посиделках (часто это происходило во время игры). Например, в Сямженском р-не Вологодской области существовали простые, ситуативно приуроченные приговоры, которые заканчивались требованием взвеличать и поцеловать парня. Например, обрывали или пережигали нитку и спрашивали: «Ниточка сорвалась?» Девушка должна была ответить: «Сорвалась». — «Скажи, кого дождалась?» — продолжали парни. На это девушка величала вечеровальника, сидевшего у нее за прялкой, и целовала его45. Вопросы могли задаваться самые разные. Например, спрашивали: «“По болоту ходила?” — “Ходила”. — “Ягоды сбирала?” — “Сбирала”. — “Кого целовала?” Ково хошь скажешь. А нет, дак за пресницей сидит хоть ухажер, хоть не ухажер — придёцця ево целовать»46. Или: «“Шаньги пекла?” — “Нет, не пекла!” Добьюцця, шобы пекла. “Ну, пекла”. — “А ково сковородником задела?” Вот ухажёра тожо, сво-ево ухажёра называла. Тут и неволей скажошь»47.
Той же цели служили некоторые обычаи при пляске. Например, в д. Крохалево Кичменгско-Городецкого р-на Вологодской области парень выходил «чижа почетного плясать». В разгар плясок он выкрикивал: «Почетного!» — после чего несколько девушек, взявшись за руки, образовывали вокруг него хоровод, а парень, идя против движения хоровода, по очереди подходил к девушкам и «вывертывал» их: девушка обходила парня, который все время старался держаться к ней лицом, кружась и притоптывая каблуками. Затем парень подходил к следующей девушке и т. д. Пляска сопровождалась пением частушек под гармонь. Считалось, что «это почетно, если парень посреди круга»48.
Характер контактов между лицами одного пола определялся на посиделках постоянным присутствием зрителей другого пола, что приводило к обострению соперничества и усиливало демонстративность поведения.
Формой демонстрации готовности к браку у парней были драки и кулачные бои, а также иные виды силовых состязаний. Все они выносились за рамки посиделок, хотя некоторые силовые упражнения могли выполняться на глазах у девушек, пока они пряли. Да и частушки, исполнявшиеся парнями во время перепляса, как правило, содержали мотивы соперничества и вызова.
Лиходей мою сударушку Не хапай у ворот, Руки-ноги обломаю, Будешь навеки урод49.
Супостат на посиденке, Сердцё разрывается,
У меня, у хулигана, Ножик вынимается51.
Запросватали сударушку, Пойду на перебой,
Одену чёрные перчаточки, Возьму наган с собой50.
Супостат идет дорогой, На дорогу выйду я, Супостата захерачу, Будет милочка моя52.
По большей части на посиделках подвергались испытанию другие качества, свидетельствовашие о зрелости и опытности: находчивость, бойкость, остроумие, умение заметать и разгадать подвох и т. п. Поэтому весьма характерными для мужской части посиделок были подшучивания над неискушенными, над теми, кто не сумел предвидеть розыгрыш и не выдерживал тем самым испытания, не проходил «во взрослые». Часто такие забавы устраивались на спор. Например, кто-нибудь из опытных участников посиделки садился на пол, связывал ступни ремнем и предлагал: «Кто хочет цепляйся за ноги, от меня не отцепишься». Желающий обхватывал ремень руками в замок, первый в этот момент переворачивался на живот, тем самым выкручивая тому руки и причиняя ощутимую боль. Часто такая шутка кончалась дракой53. Или предлагали кому-нибудь выйти в сени, заявляя, что обратно он вернется в одних трусах. «А может, у тебя там кто стоит, разденет?» — сомневался спорящий. «Да нет, никого». — «А долго мне стоять?» — «Да нет». Испытуемый выходил. Через некоторое время его звали: «Заходи!» — «Ну, что?» — «Да ты ведь в одних трусах зашел, не в двух!»54
Во взаимоотношениях девушек также присутствовали состязательные мотивы. Одним из способов утверждения своего высокого статуса было поведение во время пляски. Обычно пляска имела форму танцевального диалога (перепляса), когда танцоры поодиночке «дробили» под частушки, а по окончании каждой песни вызывали следующего. Не откликнуться на приглашение означало обидеть и даже унизить партнершу. Ей приходилось вновь возвращаться в круг и продолжать плясать, пока кто-нибудь не выходил ей на подмену. Некоторые девушки по нескольку раз заставляли своих подруг приглашать их в пляску.
Особенно обострялось соперничество, если на посиделках присутствовали две девушки, которые были неравнодушны к одному парню и который до поры до времени не отдавал явного предпочтения ни одной из них. Средством выяснения отношений служило пение особых частушек «супостаток», «лиходеек» или «перебеек», в которых осмеивались физические недостатки соперницы (нередко вымышленные), промахи в ее поведении, изъяны наряда и т. п. Частушки исполнялись на перепев (т. е. в форме диалога), и побеждала та, у которой репертуар их был обширнее. Нередко после такого состязания парень останавливал свой выбор на победительнице.
Супостаточка моя, Тоненькая задница.
По четыре юбки носит, Еще надо ватница!55
Лиходеечка ходила По грибы далёко в лес, В сеновале ночевала, Гоностарь туда залез57.
Перебейка перебила,
Я и не поперечила, Ненадолго перебила, Только на два вечера59.
Супостаточка моя,
Какая шарагулина.
Лучше дома бы сидела,
Куриц караулила56.
Лиходеечка моя Маленького ростика,
Всем похожа на собаку,
Только нету хвостика58.
Перебеечка идёт
У ней боры [сборки. —И. С.] наперёд, Подбери, заброда, юбку,
Посмеётся весь народ60.
Подводя итоги, отметим, что юношеская субкультура произ-водна от культуры взрослых. В ней проявляются и целенаправленно формируются обществом сверстников те же полоспецифические черты поведения, что и у взрослых. В общении молодежи на первый план выходят механизмы, вырабатывающие стандарты брачного поведения. Нарушение брачно-репро-дуктивного поведения корректировалось преимущественно в
игровой форме, что снижало уровень агрессивности и являлось механизмом поддержания стабильности и устойчивости группы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Зап. И. С. Слепцовой от Харитоновой А. И, 1919 г. р, род. и прож. в с. Польное Ялтуново Шацкого р-на Рязанской обл. (Все полевые записи, сделанные И. С. Слепцовой, Е. Л. Тороповой, А. В. Федоровой, Е. Б. Островским, хранятся в архиве автора наст, статьи. Записи И. А. Морозова находятся у собирателя.)
2 Зап. И. С. Слепцовой от Суровцевой К. П, 1913 г. р, род. и прож. в д. Арганово Сямженского р-на Вологодской обл.
3 Зап. Е. Л. Тороповой от Токаревой А. А, 1920 г. р, род. из д. Ефано-во, прож. на сг. Лежа Грязовецкого р-на Вологодской обл.
4 Зап. И. А. Морозовым от Щербакова М. Д., 1911 г. р, род. из д. Оси-новица Велижского р-на Смоленской обл.
5 Зап. И. А. Морозовым от Четвертаковой А. И., 1909 г. р., род. и прож. в с. Казачья Слобода Шацкого р-на Рязанской обл.
6 Морозов И. А, Слепцова И. С. Праздничная культура Вологодского края. Ч. I. Святки и Масленица. М, 1993. С. 38 — 50.
7 Зап. Е. И. Лавшук от Колосовой П. П, 1905 г. р, род. и прож. в д. Татариново Кичменгско-Городецкого р-на Вологодской обл.
8 Зап. И. С. Слепцовой от Усачевой А. А, 1923 г. р, род. из д. Дырова-тое Белозерского р-на Вологодской обл, прож. в г. Белозерске.
9 Соболевская В. М. Очерки быта кокшаров и присухонских крестьян. Рукопись. 1920 г. — Государственный архив Вологодской обл. Ф. 4389. On. 1. Д. 144. Л. 45.
10 Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб, 1903. С. 298.
11 Зап. И. С. Слепцовой от Павловой А. Д, 1913 г. р, род. и прож. в д. Давыдково Шекснинского р-на Вологодской обл.
12 Зап. И. С. Слепцовой от Быстровой И. Е, 1907 г. р, род. из д. Титова Горка Белозерского р-на Вологодской обл, прож. в г. Белозерске.
13 Зап. И. С. Слепцовой от Русановой Л. А, 1905 г. р. из д. Горки, прож. в д. Чеченинская Вожегодского р-на Вологодской обл. — Архив Института этнологии и антропологии. Д. 8809. Тетр. 2. Л. 77.