6. Князь Борис Алексе[ев]ич Голицын предпочел сохранение здоровья государева возвышению своего рода — спас Петра Великого во младенчестве — и винному родственнику своему пощаду живота испросил7. Прозоровский во время трудных обстоятельств начала Шведской войны соблюл великое число казны и государственные вещи, повеленные государем изломать и перебить в монету, утаил, дав вместо их собственное свое серебро, и при благополучнейших обстоятельствах, когда государь сам сожалел о[6] истреблении сих вещей, целые, не желая никакого возмездия, возвратил8. Борис Петрович Шереметев суд царевичев не подписал9, говоря, что «он рожден служить своему государю, а не кровь его судить», и не устрашился гнева государева, которой нескол[ь]ко времени на него был, яко внутренне на доброжелателя несчастного царевича. Князь Яков Федорович Долгоруков многие дела, государем подписанные, останавливал, да[ва]я ему всегда справедливые советы, и гнев государский за частое его противоборство воли его на почтение обращал, а тем открывал путь обще и к славе своего государя, и к блаженству народному10. Си были остатки древнего воспитания и древнего правления.
Воз[з]рим же таперь, какие перемены учинила в нас нужная, но, может быть, излишняя перемена Петром Великим11, и как от оные пороки зачали вкрадыват[ь]ся в души наши, даже как царствование от царствования они час от часу вместе со сластолюбием возрастая, дошли до такой степени, как выше о них упомянул. Сие сочинит купно историю правлений и пороков.
Петр Великий, подражая чужестранным народам, не токмо тщился ввести познание наук, искусств и ремесл, военное порядочное устроение, торговлю и приличнейшие узаконения в свое государство, также старался ввести и таковую людскость, сообщение и великолепие, в коем ему сперва Лефорт натвер-дил, а потом которое и сам он усмотрел. Среди нужных установлений законодательства, учреждения войск и арти[л]лерии не мен[ь]ше он прилагал намерение являющиеся ему грубые древние нравы смягчить. Повелел он бороды брить, отменил старинные русские одеяния и вместо длинных платьев заставил мужчин немецкие кафтаны носить, а женщин вместо телогреи — бостроги, юбки, шлафроки и самары, вместо подколков — фан-танжами и корнетами голову украшать. Учредил разные собрания, где женщины, до сего отделенные от сообщения мужчин, вместе с ними при веселиях присутствовали. Приятно было женскому полу, бывшему почти до сего невол[ь]ницами в домах своих, пол[ь]зоват[ь]ся всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими красоту лиц& их и оказующими их хороший стан; не малое же им удовольствие учинило, что могли прежде видеть, с кем на век должны совокупит[ь]ся, и что лица женихов их и мужей уже не покрыты стали колючими бородами. А с другой стороны, приятно было младым и незаматерелым в древних обычаях людям вол[ь]ное обхождение с женским полом и что могут наперед видеть и познать своих невест, на которых прежде, поверяя взору родителей их, женивались. Страсть любовная, до того почти в грубых нравах незнаемая, начала чувствительными серд[ц]ами овладевать, и первое утверждение сей перемены от действия чу[в]ств произошло. А сие самое и учинило, что жены, до того не чу[в]ствующие свои красоты, начали силу ее познавать, стали старат[ь]ся умножать ее пристойными одеяниями и более предков своих распростерли роскош в украшении. О, коль желание быть приятной действует над чу[в]ствиями жен [!] Я от верных людей слыхал, что тогда в Москве была одна тол[ь]ко уборщица для волосов женских105, и ежели к какому празднику когда должны были младые женщины у6ират[ь]ся, тогда случалось], что она за трои сутки некоторых убирала, и они принуждены были до дня выезду сидя спать, чтобы убору не испортить. Может быть, сему не поверят ныне, но я паки подтверждаю, что я сие от толь верных людей слышал, что всем сумне-ват[ь]ся не должно. Естли страсть быть приятной такое действие над женами производила, не могла она не иметь действия и над мужчинами, хотящими им угодными быть, то то же тщание украшений, ту же роскошь рождала. И уже перестали до-вол[ь]ствоват[ь]ся одним или двумя длинными платьями, но многие с галунами, с шитьем и с пандеспанами106 делать начали.
Колико сам государь ни держался древней простоты нравов в своей одежде, так что кроме простых кафтанов и мундиров никогда богатых не нашивал и токмо для коронации императрицы Екатерины Алексеевны, своей супруги, сделал голубой гро-детуровый кафтан с серебряным шитьем, да сказывают еще, [что] у него был другой кафтан дикой с золотым шитьем, не знаю для какого знатного же случая сделанный. Протчее все было так просто, что и беднейший человек ныне того носить не станет. Как видно по оставшимся] его одеждам, которые хранятся в Кунсткамере при Императорской академии наук. Манжет он не любил и не нашивал, яко свидетельствуют его потре-ты; богатых экипажей не имел, но обыкновенно езжал в городах в одноколке, а в дал[ь]нем пути — в качалке. Множества служителей и придворных у него не было, но были у него денщики, и даже караулу, окроме как полковника гвардии, не имел. Однако, при такой, собственно, особы его простоте хотел он, чтобы подданные его некоторое великолепие имели. Я думаю, что сей великий государь, которой ничего без дал[ь]новидности не делал, имел себе в предмет, чтоб великолепием и роскошью подданных побудить [взять в дело] торговлю, фабрики и ремес-лы, быв уверен, что при жизни его излишнее великолепие и сластолюбие не утвердит престола своего при царском дворе. И тако мы находим, что он побуждал некоторое великолепие в платьях, как видим мы, что во время торжественного входу, после взятия Азовского, генерал-адмирал Лефорт шел в красном кафтане с галунами по швам, и другие генералы также богатые кафтаны имели, ибо тогда генералы мундиров не нашивали. Богатые люди из первосановников его двора или которые благодеяниями его были обогащены, как Трубецкие, Шереметев и Меншиков; в торжественные дни уже старалис[ь] богатые иметь платья. Парчи и галуны стали как у жен, так и у мужей во употреблении, и хотя не часто таковые платья надевали, моды хотя долго продолжалис[ь], однако они были, и по достатку своему оные уже их чаще, нежели при прежних обычаях, делали.
Вместо саней и верховой езды и вместо колымаг, не терпящих украшений, появились] уже кареты и коляски, началис[ь] уже цуги, которых до того не знали, и приличные украшения к сим экипажам. Служители [были] переодеты на немецкий манер — не в разноцветных платьях стали наряжат[ь]ся, но каждый по гербу своему или по изволению делал им ливреи, а офисьянты, которых тогда еще вес[ь]ма мало было, еще в разноцветных платьях ходили.
Касател[ь]но до внутреннего житья, хотя сам государь довольствовался с&мою простою пищею, однако он ввел уже во употребление прежде не знаемые в России напитки, которые предпочтител[ь]но другим пивал. То есть вместо водки домашней, сиженной из простого вина, водку го[л]лан[д]скую анисовую, которая прик&зной называлась]. И вины: эрмитаж и венгерское, до того не знаемые в России.
Подражали сему его и вел[ь]можи, и те, которые близки были ко двору, да и в с&мом деле, надлежало им сие иметь, ибо государь охотно подданных своих посещал, то подданный чего для государя не сделает [?] Правда, сие не токмо ему было угодно, но, напротиву того, он часто за сие гневался и не токмо из простого вина подслащенную водку, но и самое простое вино пивал, но и собственное желание удовольствия, до того ими не знаемого, превозмогло и самое запрещение государево, дабы последовать его вкусу. Уже в домах завелись не токмо анисовая приказная водка, но и гдан[ь]ские вина, не токмо старинные, о коих выше помянул, но также эрмитаж, венгерское и некоторые другие. Правда, что еще их сначала вес[ь]ма бережливо подавали, и в посредственных домах никогда в обыкновенные столы употребляемы не были, но токмо во время праздников и пиршеств, да и тут не стыдилис[ь] принести четвертную или сулею запечатанную и, налив из нее по рюмке, опять запечатав, на погреб отослать.
Однако, хотя сам [государь] не любил и не имел времени при дворе своем делать пиршества, то оставил [он] сие любимцу своему князю Меншикову, который часто оные как в торжественные дни, так и для чужестранных министров с великим великолепием по тогдашнему времени чинил. Имел для сего великий дом, не токмо на то время, но и в нынешнее, ибо в оной после Кадетский сухопутный корпус был помещен, и слыхал я, что часто государь, видя из дворца своего торжество и пиршество в доме его любимца, чувствовал удовольствие. Говоря: «Вот как Данилыч веселится». Р&вно ему подражая, так и быв обязаны самими своими чинами, другие первосановники империи также имели открытые столы, как генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, генерал-фел[ьд]маршал граф Борис Петрович Шереметев, канцлер граф Гаврила Иванович Головкин и боярин Тихон Никитич Стрешнев, которому, поелику он оставался первым правителем империи во время отсутствия в чужие края императора Петра Великого, на стол и деревни были даны12.
Сим знатным людям и низшие, подражая, уже во многих домах открытые столы завелись, и столы не такие, как были старинные, то есть что токмо произведения домо[у]стройства употреблялис [ь], но уже сгаралис[ь] чужестранными приправами придать вкус доброте мяс и рыб. И конечно, в таком народе, в коем странноприимство сочиняло всегда отличную добродетель, не трудно было ввестись в обычай таковых открытых столов употребление; что, соединяясь и с собственным удовольствием общества, и с лучшим вкусом кушанья, противу старинного, самим удовольствием утверждалось].
Не неприятель был Петр Великой честному обществу, но хотел, чтобы оно безубыточно каждому было. Он учредил ассамблеи, на которые в назначенные дни множество собирались]. Но сим ассамблеям предписал печатными листами правила, что должно на стол поставлять и как принимать приезжих. Сим упреждая и излишнюю роскошь, и тягость высших себе принимать. Ибо общество не в обжирании и опивании состоит, и не может оно быть приятно, где нет равности. Сам часто государь присутствовал в сих ассамблеях и строго наблюдал, дабы предписанное исполнялос[ь].