Что невестка за печками смотрит».
Подобно этому описывает трудность положения жены в семье мужа малороссийская песня:
«Гол1вонька моя б1дна!
Дружинонька неймов1рна,
Чужа ам’я неприятна!
Сама адае, вечеряе,
Мене по воду посилае,
Ще й по воду по холодну».
IV
Охарактеризовав народный взгляд на жену как хозяйку и работницу в доме своего мужа, мы перейдем к вопросу о власти мужа вообще и о повиновении жены. Этот вопрос рождается сам собою при характеристике жены как несамостоятельной хозяйки дома и мужа как главы всего дома и хозяйства. В данном случае мы встречаемся с вопросом, наиболее важным и в то же время трудным, несмотря на то, что с первого взгляда он таким не представляется; здесь прежде всего мы встречаемся с различными взглядами писателей на этот предмет, из которых некоторые говорят о безвыходном, приниженном положении женщины, другие опровергают эту мысль и свидетельствуют, что женщина хотя и стоит ниже мужчины в народных взглядах, но все-таки положение ее далеко не безвыходное и не приниженное. Наше мнение такого рода, что положение крестьянской женщины в обыденной жизни случайно, зависит вполне от произвола мужа, потому что нормы обычного права по данному вопросу так неопределенны и так много дают простора злоупотреблению мужчин, что нельзя сомневаться в значительно приниженном положении жены и в обширной власти мужа.
Мы уже видели влияние этой власти при рассмотрении вопросов о совместном жительстве супругов, о положении женщины как хозяйки и работницы в доме — и всюду замечали следы могущественной воли мужа, пред которой воля жены в огромном большинстве случаев стушевывается; теперь обратимся к обзору самого высшего выражения мужниной власти, именно права мужа телесно наказывать жену, что в то же время очень наглядно очерчивает предел повиновения жены.
При рассмотрении института патриархальной семьи мы видим в ней сохранившееся от еще более древних времен и санкционированное религией предков право мужа быть полным и бесконтрольным судьею как жены, так и всех домочадцев без различия; это право простиралось до того, что домовла-дыка имел право жизни и смерти относительно своей жены и домочадцев — право, вскоре ограниченное родовым союзом и впоследствии отнятое государственною властью; однако право судить жену за те проступки, которые, по мнению мужа, влекут за собою телесное наказание, и быть в то же время исполнителем этого приговора не было отнято у мужа, хотя все-таки род продолжал следить за тем, чтобы муж не допускал себя до слишком жестокого обращения с женою. Последнее, впрочем, было почти безуспешно по отношению к праву мужа телесно наказывать жену: оно существовало всюду и существует до сих пор там, откуда не вывели его смягчившиеся нравы. Это право мужа, как судьи, налагающего телесное наказание, признается и нашим обычным правом, хотя оно в то же время предписывает следить, чтобы муж не злоупотреблял этим правом. Муж, во-первых, не должен давать воли жене: «Хто жшщ волю дае, той сам себе продае»1529, — говорит малороссийская пословица. Подобно этому говорят великоруссы: «Худо мужу тому, у которого жена большая в дому»; так же болгары: «Муж — глава жены, и жена не может иметь своей воли, а должна исполнять волю мужа»; у хорватов существует подобная же пословица: «Жена не смеет плавать поверху, она должна тонуть»1530.
Благодаря этому принципу, русское крестьянство и даже мещанство старается всегда подавить эту «волю» жены и сделать ее каким-то безличным существом; более отрадные явления бывают исключениями, обусловливаемыми в большинстве случаев смягчающимися нравами или же какими-либо обстоятельствами, препятствующими мужу проявлять свою власть в телесном наказании жены. Вообще, не принимая во внимание исключительных случаев, мы должны сознаться, что все источники обычного права показывают нам безотрадное положение личных отношений супругов, выражающееся в постоянных перебранках и даже побоях не только в стенах дома, но и публично. Народные песни, поговорки, свидетельства очевидцев — все говорят одно и то же; из рассмотрения «Трудов комиссии по преобразованию волостных судов» мы заключаем, что невыносимость положения жены в доме деспота-мужа часто приводит ее к дверям волостных судов, хотя в большинстве случаев это делается только с отчаяния, так как наказания, налагаемые (и то не всегда) волостными судами на мужей за жестокое обращение с женами, скорее ожесточают первых, чем исправляют их; по открытии мировых учреждений, толпы женщин устремились в камеры мировых судей, думая найти здесь защиту, и в большинстве случаев они являлись жаловаться не на пустяки, но на серьезные побои и часто увечья1531.
За что же мужья наказывают своих жен, за какие проступки с их стороны? На это нельзя дать положительного и определенного ответа, можно сказать лишь то, что часто за самое пустячное дело, а нередко и совсем без причины муж бьет свою жену. Должно заметить вообще, что право это издревле принадлежало мужьям, и жены признавали его за ними; род хотя и вступался иногда, но лишь в тех случаях, когда побои, наносимые мужем жене, были уже чересчур жестоки и часты, грозили ее жизни, тогда как вины, заслуживающей этих побоев, с ее стороны не было. Некто Рорер говорит, что одна русинская женщина, пришедшая к нему жаловаться на то, что брат мужа прибил ее, сказала по этому поводу следующее: «Я знаю, что такое право, как и наш судья; мой муж может меня бить и должен, если я ему не противна и если он имеет что-либо против меня, но от его брата я никак не могу этого сносить: не он мой господин».
Таким образом, женщина сама признает за мужем право телесно наказывать ее: «Вщ милого друга, мила й пуга»1532, — говорит пословица. Она [женщина] даже признает эти побои за выражение любви к ней со стороны мужа по пословице: «Кого люблю — того и бью»; поэтому наказываемая жена должна с покорностью принимать от руки мужа эту расправу. В случае неповиновения жены мужья иногда приносят жалобу в волостные суды, которые обыкновенно внушают женам необходимость послушания, указывая, что они должны «жить в полном повиновении и послушании»1533. Нередко за непослушание мужьям жены по приговору волостных судов подвергаются наказанию арестом1534, общественными работами1535 и даже розгами1536. Впрочем, мужья прибегают к волостному суду лишь в особо важных случаях неповиновения жены, но обыкновенно они учат жен дома собственноручной расправой. Это учение жен доводится среди крестьян нередко до пес plus ultra [до предела] и доходит до забвения всякого человеколюбия и какого-либо уважения к личности жены.
Жены, как мы видели, признают за мужьями право телесно наказывать их за дурные поступки, но мужья весьма часто безо всяких оснований оскорбляют и бьют жену; муж входит в избу, осыпает жену бранью, сопровождая чуть не каждое слово полновесным ударом, бьет, притом нередко всем, что попадет ему под руку;1537 хотя это есть уже злоупотребление правом, но злоупотребление, на которое никто из общества не обращает внимания, думая иногда, что если муж бьет жену, то, следовательно, есть у него и причина так поступать с нею. В народной поэзии встречаем мы изображения этого несчастного положения жены, умоляющей мужа пощадить ее, не бить без вины, хотя в то же время допускающей, чтобы муж бил ее за вину. Так, в одной великорусской песне жена говорит:
«Ты, мой миленький дружочек,
Ты не бей жену без вины,
Ты бей жену за вину,
За великую за беду.
Мой батюшка далече,
Моя матушка дальше того,
Голосочка мово не слышит,
Горючих моих слез не видит»1538.
Муж вообще старается действовать на жену страхом и время от времени бить ее. «Як чоловж жшки не б’е, вона як колода гше»1539, — говорит малороссийская пословица; в одной великорусской песне жених говорит невесте:
«Ты не бойся, Дарьюшка, не бойся свово батюшки,
Ты не бойся, Дарьюшка, не глумися родной матушки,
Ты побойся молодца Ивана Васильевича:
Как и есть у меня, молодца, шелкова плеточка,
Шелкова плеточка погрозней твово батюшки,
Потульней твоей матушки»1540.
Эта-то шелковая плеть, прежде служившая при заключении брака символом власти мужа над женою, в некоторых же местностях служащая и доныне, сделалась до того обыкновенным и нормальным явлением в глазах народа, что является даже предметом некоторых хороводных плясовых песен, например:
Мой постылый муж Да поднимается,
За шелкову плеть
Принимается...
Плетка свистнула,
Кровь пробрызнула.
Жена просит свекра защитить ее, но
Свекор батюшка Велит больше бить,
Велит больше бить,
Велит кровь пролить.
Жена просит свекровь отнять ее
От лиха мужа,
Змея лютова.
Но и свекровь
Велит больше бить,
Велит кровь пролить.
Жена кланяется мужу, просит прощенья — и они целуются1541. Песня эта, кроме того, что наглядно изображает истязание жены мужем, истязание, поощряемое семьею последнего, еще дает нам ясное понятие о той полной зависимости судьбы женщины от произвола мужа, которая заставляет ее видеть в нем единственное лицо, могущее в случае желанья оказывать ей милости и сделать ей более привлекательною обстановку ее жизни, окружить ее большею гуманностью. Однако эта гуманность в большинстве случаев чужда крестьянскому и вместе с тем мещанскому миру, среди которого проявляются нередкие примеры возмутительной жестокости. Г-н В. Н. Назарьев в своих «Воспоминаниях мирового судьи» передает следующий характерный случай, бросающий достаточный свет на то, что гуманность вообще, за исключением частных случаев, чужда народной массе: «В один из невыносимо морозных декабрьских дней 1870 г. крестьянин Зиновьев, старик крепкий и сбитый как камень