Записки иностранцев о России того времени свидетельствуют о разврате русских, но говорят более о половых извращениях мужчин — содомском грехе и скотоложестве1663. На распространение этих пороков указывают и другие сведения1664. Что касается внебрачных рождений, то о редкости таких случаев в рассматриваемую эпоху отчасти свидетельствует документ, помещенный в томе 12 «Русской исторической библиотеки» — «Дело заказа архиерейских дел Яренскаго уезда по донесению Жешерской волости ильинскаго попа о незаконном прижитии нищею девкою ребенка 1690 г. 12 февр.». Поп Яков, донося о внебрачном рождении, спрашивает, может ли он крестить младенца. Очевидно, такой случай в практике был редким явлением, если священник не знал, как ему поступить. Ему было указано в ответ, чтобы он крестил ребенка и допросил девку. Та показала «на Евдокимова сына Елизара» как на отца ребенка: он изнасиловал ее в бане. Оговоренный не винился. Обоих били батогами нещадно. Однако оба настаивали на своих показаниях. Дело кончилось примирением — уплатой оговоренным (т. е. Елизаром Евдокимовым. — Ред.) девке 23 алтынов и 2 денег1665.
Народные песни, сказания и другие памятники народного творчества того времени также дают некоторый материал для решения поставленного вопроса. В «Памятниках старинной русской литературы» мы нашли притчу «О женской злобе». Содержанием ее является поучение, сказанное отцом сыну, проникнутое глубокою злобою к женщине, в которой поучающий видит лишь одни пороки, а среди последних указывает на истребление плода и детоубийство: «Слыши, сыне мой, про ехидну. Такова суть, ибо своих чад ненавидит; аще хощет родити, подшится их съести, они же погрызают у нее утробу, и на древо от нея отходят, и она от того умирает. Сей же уподобиша-ся ехидне нынешния девицы многия: не бывают мужем жены, а во утробе имеют, а родити не хощет, и помышляет: егда от-роча от чрева моего изыдет, и аз его своими руками удавлю. Аще девическую печать разорит, а девицею имянуется; образ бо яко девица, а нравом яко окоянная блудница, ибо кому прилу-чится таковою женитись. Виждь и разумей: та бо ходит быстро, и очима обзорлива, и нравом буя, и во всем несчастлива»1666.
К этому поучению близко подходит по духу сетование отца, заявляющего, что «лучше в доме коза, чем взрослая дочь; коза по елищу ходит — молоко принесет; дочь по елищу ходит — стыд принесет отцу своему»1667.
Можно думать также, что некоторые народные празднества, оставшиеся от языческой эпохи, могли благоприятствовать половому разврату. Так, игумен псковского Елеазарова монастыря Памфил в своем послании 1505 г. к наместнику г. Пскова писал о праздновании ночи под Ивана Купала и указывал на разврат, сопровождавший эти празднества.
Мы укажем также на русские исповедники XVI и XVII вв., к которым, однако, надо относиться с осторожностью. Являясь переводными с греческого языка, они не всегда могут дать верную картину нравственности русского общества. Мы находим в них вопросы, задаваемые женщинам о детоубийстве и вытравлении плода: «Блудя отрочати оу себе не уморила ли еси; или велела еси кому рабе уморити <...> или, пив зелие, извергла еси детя; или некрещено детя оуморила еси; или заворожила еси в себе дети; или пила еси зелие и коре-ние»1668.
Если мы встречаем мало указаний на случаи внебрачных рождений, то еще менее находим сведений о детоубийствах, суде над виновными в этих преступлениях и об их казнях. В напечатанных документах почти совершенно не встречается интересующих нас указаний. В случае нахождения трупа новорожденного иногда следствие производилось духовенством. Об этом, между прочим, свидетельствует одно дело «устюже-ского архиерейского приказа 1685 — 1687 гг. о найденном в бане мертвом младенце»1669.
Во всяком случае, постановления Уложения царя Алексея Михайловича, требовавшего казнить детоубийц «без всякой пощады», показывают суровое отношение законодателя к этому преступлению.
На фоне мрачной жестокости Уложения 1649 г., не знавшего жалости к детоубийцам и видевшего в смертной казни для них средство восстановить чистоту нравов и унять блуд, особенно знаменательными являются два указа Петра I1670. Борясь со злом во всех проявлениях русской жизни широкими реформами, посредством изменения условий государственной и общественной жизни, Петр I понял главнейшую причину, которая толкала внебрачных матерей на убийства их детей: это были их позор и страх перед осуждением общественным мнением. Петру I принадлежит честь принятия возможных для того времени мер предупреждения детоубийства, отличных от наказания, — этой излюбленной меры борьбы Уложения 1649 г. и более позднего законодательства, к которой они обращались так охотно, мотивируя ее применение целями устрашения, «дабы другим было не повадно». Первый из названных указов относится к 4 ноября 1714 г., а второй — к 4 ноября 1715 г. Оба указа предписывают в целях борьбы с детоубийством устройство особых домов для воспитания внебрачных детей. Второй из названных указов является особенно интересным, так как дает мотивировку принимаемой меры и развивает ее основания. Устройство означенных домов («гош-питалей», как называет их указ) предписывается в городах и в столицах (в столицах — «мазанок», а в других городах — деревянных) «для сохранения зазорных младенцев, которых жены и девки рождают беззаконно, и стыда ради отметывают в разные места, от чего оные младенцы безгодно помирают, а иные от тех же, кои рождают, и умерщвляются». Внебрачные матери могли приносить своих детей в эти дома. От них не только не спрашивали никаких документов, но и не спрашивали их имени — им дозволялось приносить детей тайно, с закрытыми лицами. «Но ежели такие незаконно рождающие, — добавлял указ 1715 г., — явятся во умерщвленьи тех младенцев, и оные за такие злодейственные дела сами казнены будут смертью».
Петр I следовал в данном случае примеру новогородского митрополита Иова, который открыл в 1706 г. первый воспитательный дом для зазорных младенцев1671. Император, как ум в высшей степени практический, издавая эти указы, не был чужд преследования, таким образом, целей увеличения населения России и, в частности, ее воинской силы. Впоследствии воспитанники этих домов при императрице Анне Иоановне все, а при Елизавете лишь годные к военной службе, отдавались в гарнизонные школы и по достижении совершеннолетия определялись в военную службу.
Постановление Уложения царя Алексея Михайловича оставалось в силе в продолжение почти двухсот лет лишь с изменениями относительно наказания детоубийц.
Изданию Свода законов предшествовали попытки составления проектов уголовных уложений. Последние не обходили вопрос о детоубийстве молчанием и в некоторых случаях останавливались на нем даже очень подробно.
Проекты 1754 — 1766 гг. отвели детоубийству место среди преступлений против жизни в 29-й главе: «...о таковых отцах и матерях, которые детей своих убьют, также ежели жена мужа или муж жену убьют или беззаконно прижитаго младенца вытравят». Но обе редакции проектов ничего не говорят о лишении внебрачного ребенка жизни его матерью посредством положительного действия. Соответствующая статья Уложения 1649 г. оказалась выключенной, несмотря на то что большинство статей этого Уложения или Воинских артикулов перешло в проекты. Проекты лишь говорят о вытравлении плода незаконно зачавшей женщины и о подкинутии или оставлении в опасных местах таких младенцев. Различие в постановлениях обеих редакций весьма существенно лишь относительно наказаний. Первая редакция определяет самой «беззаконно беременной» за вытравление плода наказание кнутом и пожизненную каторгу, а вторая различает сословное положение виновных и предписывает женщин привилегированного класса «отсылать в дальние женские монастыри на два года, где их употреблять во всякие монастырские тяжкие работы»; возлагать на них обязанность посещения церковной службы («во всякие дни в церковь Божию ходить им как к вечерне, заутрени, так и к святой литургии»); по прошествии этих двух лет они должны были подлежать публичному церковному покаянию в продолжение двух месяцев. Женщины же непривилегированных сословий, кроме всего этого, подлежали наказанию плетьми.
О подкинутии или оставлении ребенка обе редакции говорят неодинаково. Статья 4 первой редакции ничего не говорит, что ребенок должен быть «беззаконно прижит», как об этом говорит ст. 8 второй редакции. Но так как обе редакции называют мать «беззаконной», то, очевидно, в обоих случаях имелись в виду внебрачные дети. Если такой подкинутый или оставленный ребенок умирал, первая редакция проекта назначала матери отсечение головы, а вторая отсылала привилегированных, как и за истребление плода, в монастыри, но на три года с продлением публичного покаяния до 6 мес<яцев>, а непривилегированных, по наказании плетьми, приказывала «ссылать вечно в казенную работу»1672.
Постановления обеих редакций заставляют весьма многого желать относительно их ясности. Остается неизвестным, какие кары должно было влечь убийство матерью ее внебрачного ребенка, совершенное посредством положительного действия или посредством упущения, как, например, неперевязание пуповины, лишение пищи и пр. Относительно второй редакции, еще более неудачной, чем первая, возникает вопрос: является ли преступным вытравление плода или подкинутое и оставление ребенка со смертельным исходом для последнего, если эти действия совершены лицами нехристианского исповедания, но привилегированного сословия (сюда проект относил жен и дочерей лиц первых рангов, дворян неслужащих и купцов первой гильдии). Так как ссылка в монастыри к ним не могла быть применена, так же как и церковное покаяние, то они или должны были оставаться безнаказанными, или наказываться телесно, как непривилегированные, но то и другое противоречило бы тексту статей проекта.