. У егигггян закривленная палка пастухов, считавшаяся талисманом против злых духов, имела своим первообразом стопу Осириса227. В Новороссийском крае пастухи в случае появления волка надевают на палку228 шапку и, поднявши ее вверх, бегут к волку, думая испугать его этим.
Многие из славян при выгоне в первый раз скота на пастбища окуривают его и зажигают огни для предохранения от волков и нечистой силы229. Разведение огней будет понятно, если мы скажем, что огонь служил символом солнца, т. е. Ярилы («Юри-ка палити»). Огонь прогоняет темноту и холод, а темнота и холод олицетворялась в виде волков и нечистых духов. Поэтому огонь разводили для отогнания темноты и холода и их олицетворений, особенно же в зооморфический период язычества — для отогнания волков и злых духов от стад и для очищения стад от болезней. Подтвердим это фактами. В Великороссии на Святой неделе берут огонь из кадильницы и высыпают его в печь, думая, что он непременно выгонит всю нечистую силу из покоев, и считают его за некоторого рода святость230. В Ирландии огонь, возжигаемый
24 июня, называется добрым огнем, потому что он прогоняет беду и несчастье. Так называемые «огни необходимости», Nodfyr, Noth-feuer, возжигались для уничтожения повальной болезни231. У индусов огонь считался богом очищения и истребителем зла: «Он одолевает черную ночь и изгоняет злых духов». У персов он считался самым надежнейшим покровителем против злых духов232.
Так как скот выгоняли поутру, в праздник утреннего или весеннего божества, на поля, покрытые еще росою, которая посылалась божеством, то поэтому роса, как божественная, считалась очень здоровым средством для ската. Божество весеннего солнца, только что возродившегося от смерти, причиненной ему зимой и ночью, еще не окрепшее, могло подвергнуться внезапному нападению холода и тьмы; следовательно, и Ярило (сначала в виде коня, потом — человека), как олицетворение солнца, был далеко не безопасен от нападения олицетворений холода и тьмы, волков и злых духов. Вот причина, почему для наших предков была страшною ночь перед днем Ярила; вот почему боялись они тогда усиливающейся злости волков и нечистых духов. Поэтому-то и молились Ярилу о сохранении стад от волков и злых духов.
Белорусский обычай искать в Егорьев день конскую голову и, найдя ее, натыкать на кол для предохранения от скотского падежа, существует в измененном виде у малорусов, великорусов, литовцев, немцев и пр. Эти народы поднимают конские головы, но уже не на Юрьев день, а всегда, как только попадется такая голова, и натыкают их на колья огородов или вешают на домах для привлечения счастья и для отвращения всяких бедствий, падежа, болезней, неурожая и пр. Этот обычай и верование объясняются тем, что конская голова, как мы сказали выше, была символом восходящего утреннего и весеннего солнца, или Ярила, бога счастья и отвратителя бед всякого рода. Замечательные верование и обычай существуют у белорусов: по мнению их, лошади имеют особого покровителя, Вазила, заботящегося о размножении их и предохранении от болезней; Вазило живет в хлевах лошадиных и присутствует на ночлегах лошадей в поле; вследствие такого поверья, пастухи вколачивают на месте ночлега огромный шест и втыкают на него костяк лошадиной головы, будучи уверены, что это изображение бога Вазила спасет лошадей от нападений волков и Кумельгана, божества, враждебного лошадям, а сами беззаботно проводят ночлег в гулянках или спят, вовсе не присматривая за вверенным им табуном; в случае нападения на табун какого-нибудь зверя или даже самого Кумельгана лошади как бы по инстинкту сбегаются на то место, где вколочено изображение Вазила, и здесь находят себе спасение233, потому что сюда не смеют подойти ни зверь, ни злобный бог.
ОБЩИЕ ВЫВОДЫ
Обобщим все вышеизложенные факты, относящиеся к Юрьеву дню. У языческих предков наших день 23 апреля праздновался как торжество в честь Ярила, божества утреннего и весеннего солнца, покровителя людей, животных и растений, защитника домашних животных от хищных зверей, подателя всяких благ, отвратителя всевозможных несчастий, бога любви, силы и храбрости. Праздник начинался ранним утром, до солнечного восхода, выгоном скота в первый раз на подножный корм «на Ярилову росу». Скот выгонялся священною палкою, представлявшею изображение бога Ярила. Праздник состоял в торжественном жертвоприношении новорожденных животных в честь Ярилы. Обряд жертвоприношения совершался старцами; молодые люди пели гимны в честь Ярилы и молитвы, в которых описывались его подвиги и заключалась просьба о сбережении стад и о зарождении хлебов. Старцы совершали заклинания. На этом празднике угощались все, преимущественно же пастухи. В этот день в первый раз воздвигали изображения бога Ярила: палку с шаром или с конской головой и др. В эту ночь и в этот день, в первый период язычества, боялись нападения тьмы и холода (в образе волка или черта) на солнце — Ярила; поэтому разводили огни, символ Ярила, для отогнания от животных тьмы и холода и нечистых духов. Во второй период язычества огни эти разводили для отогнания волков от стад, для предохранения последних от первых и от колдунов и для очищения от болезней. Очень может быть, что эти очистительные огни не разводились отдельно, а были только остатками жертвенных огней. Так как в Ярилин день вся община собиралась в одно место, то поэтому тут же совершались разного рода торговые сделки и условия между членами общины. Со времени же принятия христианства судьба бога Ярила была такова: его имя, образ, деятельность и празднование в честь его раздвоились и распались на две главные части. Одна часть, менее нравственная, осталась собственно за Ярилом, другая часть, не заключающая в себе ничего предосудительного, отнята от него и перенесена на св. Георгия. Соединивши ту и другую части, мы, насколько позволяли нам материалы, восстановили главные черты Ярила в таком виде, в каком он был известен в эпоху язычества.
Холмогоры 23 апреля 1865 г.
UUUUCXXXXXJUUUUUUUU
A. H. Веселовский
Хронологические гипотезы I
Периоды летнего солнцестояния, когда жизненные силы природы, видимо, в полном расцвете, а уже склоняются к смерти, могли вызвать на одной из простейших стадий религиозного сознания одни и те же представления и сходную обрядность: образы смерти и сетования, усиленное чествование всего жизненного, продуктивного, что грозило иссякнуть вместе с начинавшим дряхлеть солнцем. Купальские огни символически поддерживают его гаснущую силу; эротизм купальской обрядности ответил тому же наивному взгляду.
В основе этих «годичных» представлений лежит ежедневное наблюдение смены света и мрака; в результате — мировой миф, приурочивший к началу и концу истории роковые противоречия, обобщенные из простейших наблюдений дня и года. За чертой этого натуралистического мифа могли находиться бытовые отношения, которые миф выразил и прикрыл своим символизмом; к концу развития относятся христианские воздействия и усвоения.
Эти общие точки зрения на содержание и значение купальской обрядности235 следует иметь в виду, чтобы не увлечься в частные, областные толкования какой-нибудь бытовой черты
или суеверия, получающего смысл лишь на почве более широкого сравнения. Так, например, Треде236 утверждает, что Церковь перенесла праздник Иоанна Крестителя на 24 июня с целью устранить языческий обиход, совпадавший с поворотом солнца, но что в Италии это ей будто бы не удалось, ибо на то же число падало в Риме народное чествование Fors-Fortuna237, что и отразилось в итальянской Ивановской обрядности элементов — гаданий о судьбе. Значение этого вывода ослабляется существованием того же элемента в славянских, финских, латышских, немецких, греческих, армянских, абхазских238, испанских и итальянских купальских обычаях, устраняющих специальное влияние Fors-Fortuna. В Греции, например, Иванов день — день гаданий (xXrjSovocs):
KXeiBwaaxe tov xXrjBova [хе т ai-riavvioo ttj
’AvoiljeTe tov xXrjBova W at- Гtavvioo ttj —
[Гадайте гадания с милостью св. Иоанна...
Начинайте гадания на милость св. Иоанна.]
поют девушки, гадая о судьбе, о женихе239.
Важнее другой вопрос, уже не раз представлявшийся мне в течение моих работ над христианской или христиански окрашенной легендой и обрядом. В приложении к купальским обрядам этот вопрос может быть сформулирован таким образом: насколько над их праевропейским субстратом возможно обособить еще нечто общее, уже христианизованное, указывающее на вероятность распространения некоторых суеверных представлений и формул если не церковным путем, то по стезям церковного влияния? Теоретически можно представить себе, например, что известная языческая обрядность перешла где-нибудь на имя Иоанна Крестителя и в этом соединении районировала далее, что и объяснило бы ее совпадение в разных областях христианского фольклора. Разумеется, можно попытаться объяснить это совпадение и другим путем: сходством форм языческого культа не только в идее и общих очертаниях, но и в подробностях, причем сходство привзошедших в него христианских элементов было бы лишь следствием совершившегося повсюду самостоятельного их приурочения.