Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 1 — страница 68 из 163

636. Самосуд. (Ст. без загл.) //СПв. 1875. N о 201 (из «Одесского вестника»).

«Недавно в одном селении собралась по обыкновению молодежь на вечерницы. На вечерницах этих между девушками затеялась ссора, вследствие которой восемь девушек напали на одну и стали ее колотить. Когда этого показалось им мало, то они вымазали все [ее] тело ниже пояса дегтем».

«Крестьяне заподозрили в связи с одною крестьянкою сельского писаря. Однажды они его поймали в огороде с предметом любви. Так как у крестьян всё было заготовлено заранее, то они немедленно связали веревками пойманную пару, не давши не только ей оправиться, но обнаживши женщину еще более. В таком виде, в сопровождении не только взрослых, но и детей, при общих насмешках и хохоте пойманных водили по всему селению».

678. Наказание через посрамление. (Ст. без загл.) // Русский курьер. М., 1879. Nq 64 (из «Молвы»).

«Елизаветградский уезд. <...> В селе Новоукраинке солдатка в отсутствие мужа слюбилась с крестьянином, и родственники ее мужа застали ее с возлюбленным в шинке; опасаясь мести с их стороны, она убежала домой и залезла в сундук, но была вытащена оттуда, раздета донага и вымазана вся дегтем; затем ее одели и с криками торжественно провели по селу. Когда возникло по этому поводу дело, то при следователе стороны помирились, причем обидчики уплатили пострадавшей 15 руб.».

694. Наказание женщины за колдовство по приговору схода в Черкасском округе. (Ст. без загл.) // Русские ведомости. М., 1880. № 171 (из «Донского голоса»).

«<...> в одном из поселков Черкасского округа в мае месяце была высечена с единодушного согласия целого общества вдова-солдатка. По рассказам местных жителей, потерпевшая была женщина дурного поведения, и главное ее занятие заключалось в сводничестве, которое она так ловко и успешно практиковала, что в целом поселке благодаря ее стараниям ни одна девушка, ни замужняя женщина не остались без искушений. Вследствие этого общество, возмущенное ее поведением, пригрозило вдове ссылкой в Сибирь, если только она не уймется и не бросит своего позорного ремесла. Тогда потерпевшая решилась сделать своих врагов безопасными, а средством для этого избрала “при-сушение”. С этой целью она в присутствии одной свидетельницы обмылась в воде, слила эту воду в казанок и просила свидетельницу отнести ее на сход и напоить ею всех членов схода; но свидетельница от этого небезопасного поручения отказалась; тогда с этим казаном вдова-солдатка отправляется сама, незаметно ставит его в общественной избе и удаляется. Действительно, разгоряченные члены схода, не подозревая ничего, выпивают принесенную воду без остатка. На следующий день, однако, сход узнал, какою водою он был напоен, а потому собирается снова, призывает солдатку и тут же постановляет приговор о наказании ее и сам же приводит этот приговор в исполнение».

723. Наказание посрамлением. (Ст. без загл.) // Русские вед. М., 1882. Nq 210 (из «Русского курьера»).

«Из Кадникова <...> пишут, что на прошлой неделе в дер. Дор, расположенной в пяти верстах от этого города, случилось оригинальное и в некотором отношении замечательное проявление народного самосуда. Дело в следующем: крестьяне названной деревни застали с замужней женщиной одного из духовных лиц, проживающих в соседнем Лопошовском монастыре, и устроили над ним церемонию всенародного срамления. Поверх рясы на него надели женский сарафан и громадной толпой, состоящей из мужчин, женщин и детей, повели в монастырь. Мальчишки били в печные вьюшки, заслонки и тазы;

мужики насмехались, острили и ругались, женщины разговаривали, обсуждая дело, но вообще вели себя сдержаннее. Общий говор, крик и лязг стояли над толпой».

842. Заметка для нравственной статистики / П. П. [псевд.] // Современник. СПб., 1858. Т. ЬХХП, [1858, № XI, нояб.] С. 105 — 109 (отд. П).

Свобода половых сношений в одной из сибирских губерний, не названной автором.

«В “Современном обозрении” “Современника” за июль месяц настоящего года при разборе статьи “Журнала Министерства внутренних дел” “Нижегородская губерния в хозяйственно-статистическом отношении” говорилось, между прочим, о неправильности вывода о нравственности народа, по количеству браков и подкидышей.

Мне кажется, что автор статьи о Нижегородской губернии г-н Варадинов, указывая на число подкидышей, бывших в этой губернии в 1856 г. в количестве 204-х, хотел указать этим именно нравственную сторону народа, а не выставить эту цифру, — может быть, меньшую против прежних лет, — как улучшение народной нравственности с уменьшением подобных случаев. Где есть подкидыши, хотя бы и в значительных количествах, там, я смею думать, есть и нравственность, ибо, как уже замечено было в “Современнике”, иногда самая главная и самая твердая опора женской нравственности, стыд, бывает первым побуждением к совершению преступлений подобного рода, тогда как потеря стыда матерью-девушкой и снисходительность к ее поступку лиц, окружающих ее, дает ей возможность удержать при себе свое незаконнорожденное дитя.

Если же г-н Варадинов, указывая на незначительную цифру подкидышей, и в самом деле хотел выразить ею чистоту народной нравственности, то это едва ли справедливо. В доказательство я хочу сказать о некоторых сторонах нравственности простолюдинов одной из отдаленных сибирских губерний, в которой я долго служил и, находясь в беспрерывных столкновениях с низшим классом народа, имел возможность изучить его нравственность. Буду говорить здесь о нравственности женщин, которая, как мне хорошо известно, по статистическим отчетам всегда обозначается форменным одобрением, списываемым ежегодно каждым земским исправником с ведомостей своего предместника. Буду описывать ту только сторону ее, которая подходит в настоящем случае к делу.

В ...ской губернии примеры выхода в замужество девиц Целомудренных редки, как солнечные затмения; легкость поведения и между замужними и между незамужними доведена до высшей степени, и между тем подкидыш — неслыханное дело. Да и нет никакой надобности подкидывать, потому что здесь на разврат девицы смотрят как на дело обыкновенное, и смотрят так не только посторонние, но даже сами отцы и матери. Незаконнорожденный ребенок у дочери-девушки нисколько не бесчестит ни ее, ни ее родителей, и этими последними — в особенности, если это мальчик — воспитывается охотно и пользуется такою же любовью, какою пользовался бы и законноприжитый внук. Правда, бывают случаи, что девицы отдают своих детей на воспитание в другие деревни, бывает и то, что желание скрыть свой стыд заставляет решаться на детоубийство или истребление младенца в утробе матери; но случаи эти чрезвычайно редки, и если мы видим их, так только между некоторыми почетными или богатыми крестьянами или же исключительно нравственными семействами. Однако же и в них сомнительное поведение дочерей нисколько не тревожит большую часть родных, и власть родительская, дремлющая во все время, просыпается только тогда, когда становится невозможным скрыть долее интересное положение дочери.

Нравственность замужних женщин если не везде, то большею частию одинакова с нравственностью девиц; только последствия их разврата скрываются за именами мужей, искусно обманываемых, а большею частию очень равнодушных к похождениям своих жен, по той простой причине, что немногие из них сами добровольно откажутся от нарушения святости брака, если к тому представится случай, и потому, что каждый из них в своей холостой жизни бывал не раз виновником семейного позора своих собратов-мужичков.

Часто случалось мне, видя дочерей-невест у какой-либо крестьянки, говорить ей:

— А что, хозяюшка, ведь пора бы девок-то и замуж?

— И, ваше благородие, — отвечала мать, — девки молодые, пусть их погуляют еще и соберут на лапоть.

Не забудьте, что не единицы, а десятки и сотни таких матерей встречал я и, вероятно, встречали и встречают и другие.

Из множества приведу только два примера, особенно поразительных для людей, не знакомых с нравственностью жен-щин-крестьянок ...ской губернии.

Как-то для производства следствия я должен был быть в деревне К-ой. Утром, пока собирали людей, нужных для спросов, я сидел и пил чай. Входит десятник и докладывает, что крестьянин Мартемьян П. желает меня видеть. Я приказал ввести его.

Вошел П., почетный мужик, отец большого семейства, весьма зажиточный хозяин, и, помолившись по обыкновению на образа, раскланялся.

— Ну, что скажешь, любезный П.? — приветствовал я вошедшего.

— Да вот к тебе, ваше благородие, за советом: хочу сына Ивана женить, так что ты скажешь?

— Что ж я скажу тебе? Дело хорошее. Сын уж парень хоть куда. Жени, брат, жени.

— Оно бы вестимо женил, да все вот езжу по деревням, приискиваю невесту — не натекаешь ли ты какой, ваше благородие: ведь ты наш начальник, так уж кому лучше тебя и знать-то, кого взять в невестки.

Разумеется, это подчинение в выборе невестки рассмешило меня.

— Чего же тебе, любезный П., советоваться? Мужик ты богатый, хороший, сын у тебя молодец и, верно, сам уж выбрал невесту. Так прямо туда и ступай: отказа не получишь.

— Так-то так, ваше благородие, — начал опять П., — да все мне не по сердцу, вот я хочу здесь в Кы-ле сватать Василису, ты ее знаешь. Так к&к посоветуешь, ваше благородие?

— Что ж, Василиса — девка хорошая, работящая, красивая и сыну твоему под пару; только ведь вот что: говорят, Васили-са-то погуливает)...

— И, Бог с тобой, выше благородие! Что ж за беда, что погуливает). Ведь плевок моря не портит.

Что мне было сказать на такое оригинальное и новое для меня возражение отца, приискивающего для своего сына невесту?

Это было в 185* году.

В том же году, когда я приехал в первый раз в село А-ское, квартира моя была в доме крестьянина В-ки. Надобно заметить, что в описываемое мною время мне было 26 лет от роду; и что в этой губернии как-то странно и даже подозрительно смотрят на тех чиновников, которые скромно держат себя с деревенскими красавицами. В село со мною приехал также служивший у меня писарем молодой чиновник, товарищ 3.