одруг, а сам кланяется в ноги отцу и матери и просит благословения жениться. Когда родители невесты узнают о побеге дочери, то обыкновенно мать, редко отец, едет к дочери и всегда безуспешно уговаривает ее возвратиться. Невесту и родственников угощают чаем и ужином. Водка в этот день почти никогда не подается гостям, а только знахарю. Рано утром выборный и отец жениха отправляются уламывать отца невесты: они привозят с собою четверть водки, которую ставят в большой угол. Кончается всегда тем, что отец соглашается на брак дочери и назначает большею частью привезти еще четверть водки потчевать соседей и родственников и рубля три, чтобы было чем угостить вора-зятя, когда он с женой приедет просить прощения. Жених по возвращении отца едет вместе с тысяцким просить благословения на вступление в брак. Возвратясь от священника, он отправляется с дружками зазывать на свадьбу. Зовут родственников как жениха, так и невесты, но последние в первый день свадьбы не гостят, так как это не принято. Приглашаемые дарят два-три яйца или 2 — 3 копейки, которые и промениваются на вино. Так как на невесте только то платье, в котором она приехала, то к венцу она одевается в платье, выпрошенное у другой девицы; на голову она надевает непременно перевязку; если не имеет собственной, то выпрашивает у других; имеющая собственную, если она осталась у родителей, посылает за нею. Родители считают себя обязанными прислать перевязку, составляющую собственность девицы, так <же> как и все ее наряды, всегда почти приобретаемые ее собственным трудом. По обычаю, весь заработок девушек на стороне составляет их собственность, так же как и всё ими купленное на заработанные деньги. По благословению родителями едут в церковь. Едет к венцу и отец жениха, приезжает и отец невесты для рукоприкладства к брачному обыску; но ни тот, ни другой в церковь не входят, считая грехом быть при венчании детей. Женщины, за исключением сватьи, в поезде не участвуют. Когда едут к венцу, сватья сидит на левой руке, давая предпочтение невесте, как девице. На обратном пути сватья садится на правую руку, как старшая женщина и как крестная мать. Кучером садится тогда молодой князь и сидит непременно на коленях жены; этим выражается понятие о подчинении жены мужу. По возвращении молодых из церкви, родители молодого встречают их с хлебами. После того как на молодую наденут кокошник704, родители, жених и родственники дарят молодую. Молодые не ужинают вместе с другими, а после, когда разойдутся все гости; во время ужина они едят одной ложкой. Свадьба кончается хлебинами (угощением); на хлебинах гостят родственники с обеих сторон, бывают также и хорошие знакомые, но родители молодой не приезжают и в этот день, хотя дружки всегда считают долгом звать их. Собираются на эту гостьбу мужчины обязательно с женами, а вдовцы, вдовицы, холостяки и девицы в столах не участвуют. Женщины одеваются в самое лучшее платье и каждая садится против своего мужа. Исключение составляют молодые, сидящие обыкновенно рядом. При подаче на стол кушанья женщины все встают и каждая низко кланяется мужу до тех пор, пока кто-нибудь не начнет есть поданное, но начинает почти всегда тысяцкий. Поклонов иногда приходится отвесить до 20-ти и во всяком случае не меньше 10-ти. Кланяются женщины все вместе, как будто по команде. Обыкновенно в первое после бракосочетания воскресенье молодая с мужем едет к родителям просить прощения и получить свое имущество.
II. Свадьба сватовством. Ряговцы прибегают к сватовству в таком только случае, когда невесте не нравится жених. Неудачное сватовство вызывает сильные насмешки, во избежание которых стараются сначала окольными путями удостовериться, будут ли иметь успех, и тогда только посылают сватов. Сваты, отправляясь в дом невесты, запасаются восковой свечкою и бутылкою водки. При согласии родителей невесты на брак, сваты вместе с ними молятся Богу при затепленной, привезенной сватами свече. Если родители невесты люди небогатые, то они просят у сватов денег и водки на прием свадебных гостей и затем уже молятся Богу. На другой день после сватовства жених с тысяцким, которым бывает крестный отец, и с несколькими друзьями приходят к невёсте и приносят гостинцы — пряники, орехи, конфеты. Невеста выносит жениху на тарелке платок. В день венчания после благословения в доме невесты как она, так и жених отправляются в церковь. Жених на руках поднимает невесту и сажает в сани, куда с нею садится сватья. На свадьбе гостят в первый день родственники жениха и невесты, а на другой день хлебины бывают у родителей невесты.
1592. Похищение невест. (Ст. без загл.) // Русские вед. М., 1875. № 33 (из «Биржевых ведомостей»).
«Из Шадринска Пермской губернии пишут, что во время ежегодной ярмарки, именно 18 января, в день святого Афанасия, там совершается кража невест. Это, кажется, исключительно местный и крайне оригинальный обычай. В этот день огромное число деревенских девушек, сгорающих желанием быть похищенными, являются в город в лучших своих нарядах и выстраиваются на одной из площадей около гостиного ряда, где и ожидают своей очереди быть похищенными. Тут же собирается, обыкновенно, толпа посторонней публики. Вот появляются глубокие и большие сани (“кошева”), запряженные парой, а то и тройкой бойких лошадок; в санях сидит два, три и больше молодых парней. Сани подлетают к рядам невест, парни выскакивают, схватывают одну из девушек, без всякой церемонии бросают ее в сани, сами прыгают туда же, гикают на лошадей, и сани исчезают. Через несколько времени та же история повторяется, только действующими являются уже новые лица, и т. д., чуть не целый день. Похищаемые невесты, разумеется, кричат, очевидно, не столько от неожиданности нападения, сколько от физической боли, так как деликатностей здесь не соблюдается; публика, естественно, хохочет, хотя вся эта сцена имеет вид довольно пошлого фарса. Этот старинный обычай объясняется отчасти заимствованием его от живущих в Шадринском и соседних с ним уездах инородцев, преимущественно татар, но, главным образом, он обязан своим существованием своеобразной находчивости крестьян. Дело в том, что если женить сына или выдать дочь с соблюдением всех принятых порядков, то это требует много времени и относительно больших издержек в угощении, тогда как при похищении невесты свадьба совершается немедленно после увоза, и, таким образом, денежные траты если не совершенно устраняются, то значительно сокращаются. В этих видах и похититель, и похищаемая уже заранее сговариваются, и эти сговоры не остаются тайной и для родителей; по заключении предварительного условия происходит уже самое похищение».
1673. Из Купянского уезда Харьковской губернии // Неделя. СПб., 1884. № 25 (перепечатано в: Новое время. СПб., 1884. № 2984).
«Учащающиеся в последнее время в крестьянской среде случаи расхождения супругов по тем или другим поводам прибавили к обычной деятельности органов крестьянского самоуправления — волостных и сельских сходов и волостных судов — еще новую функцию: разлучение супругов и устройство нового сожительства. Привожу в подлиннике [, сохраняя орфографию и пунктуацию,] один из актов этого рода, опуская имена участвовавших в составлении его лиц. “1884 года, мая 20-го дня мы нижеподписавшиеся крестьянин собственник -ан-ской волости М-го общества А. Р. сын К-ко и солдатка той же волости слободы Д-ки М. И. дочь по мужу прежнему А-ва заключили между собою сие условие на нижеследующем: я, К-ко, с своего доброго согласия и позволения родителя моего Р. Кю. К-ко беру на свое и родительское хозяйство М. А-ву с сыном ее 5-летним Д. вместо жены. С тем условием чтобы А-ва почитала меня как мужа Своего и повиновался би Родителю моему исполняла все хозяйственные работы как хозяйка Дома моего и повиновалося и мне и как мужу Своему я же К-ко Должен чтить Ее и уважать Как жену Свою До скончания моей жизни и в случай не дай Бог моей Смерти то А-ва имеет право получить наследство От моего Родителя какое принадлежит мне. За исключением принадлежащего имущества Сину моему от первой жены моей П. Н. так как моя Другая жена У. бросила Дом мой и хозяйство и пошла в развратную жизнь. Но так как у меня Отец при старости лет и малолетнего Сына моего так и меня некому присматривать и одевать и обмивать То ми полное право Твоем родителям Даем Ей А-ой право распоряжаться в нашем хозяйстве и преобретать к нему. Если в Случай моя жена У. прийдет к моему хозяйству то я К-ко не должен щитать ее хозяйкою а щитать А-ву вместо законной, Сина же ее Д. Должен одевать обувать кормить поить и щитать как родного Своего Сина и Если в Случай между мною К-ковым и А-вой видет какая неприятнесть То должен усматривать Соседи и Стареста чья же Сторона Развращает нашу между нами жизнь То Должны Делать нам Кару какая сторона останется виновная Если же от меня К-ка видет что-либо противозаконное Дело то я К-ко Обязуюсь уплатить ей в год А-вой пятьдесят рублей и Если же от А-вой что-либо то же зде-лается противозаконное То должна вийти от меня без ничего в одной верхней одежде и лишается всех прав состояния и не-щитать ничего заслуженным и никаких непроизводить Судо-производств и ншцитать Сей Договор Действительным. К сему Договору Крестьяне А. К-ко и М. А-вая А вместо их неграмотных по их личной прозьбе подписали Крестьянин Т. М-в При етом договоре били свидетели крестьяне той-же волости хутора М-ки Ф. М-ко М. М-в Ф. М-в П. Ш-ко П. С-ко деревни Д-ки вместо их неграмотных подписался Т. М-в. При заключении сего договора присутствовали М-кий сельский староста И. Н-н Своеручно подписался”. В конце акта приложена черная печать с изображением слов: “сельский староста М-го общества К-го уезда”. Любопытно, что в “договоре” принимали участие родные обоих участников: со стороны К-ко — отец, со стороны А-вой — два родных дяди, поставленные последними в списке свидетелей».
2116. Малышев П. Письмо к издателю //Mb. 1876. № 153; СПв. 1876. № 168.
Корреспондент «Московских ведомостей» из села Малышева пишет: «Считаю не лишним сообщить вам факт из крестьянских нравов и жизни, а именно: какой крестьяне имеют взгляд на телесное наказание. У меня в экономии шесть человек работников. Известно, что у русского человека постоянно прорываются между разговорами непечатные слова, что и у моих рабочих было сильно развито. Но они сознавали, что это дурно; только никак не могли отвыкнуть. Теперь же по инициативе одного из них постановили между собою следующий договор: если в избе или на дворе во время трапезы кто-либо из них произнесет неприличное слово, то того наказывают розгами, в первый раз — двумя ударами, во второй — шестью ударами, а в третий и последующие разы — по двенадцати ударов; правило это распространяется и на всех поденщиков, какие бы ни были на работах. Для наблюдения за этим рабочие избрали одного из среды своей, с тем чтоб он следил за нарушением договора и собственноручно наказывал, и чтоб при наказаниях не жалел, то, как они выражаются, “привели его к присяге”, т. е. дали ему 25 розог — и всё это исполняется с замечательною аккуратностию, и сквернословие исчезло. Я сам сначала ничего об этом не знал и узнал только по совершении нескольких операций».