еперь. Точно так же до проведения железной дороги из Москвы в Нижний Новгород менее проституток отправлялось на Нижегородскую ярмарку для торговли собою. Число умерших от венерических болезней в Москве с 1834 по 1840 г. ограничивалось лишь 234 человеками; в настоящее время, невзирая на значительное улучшение медицинской части и полицейского надзора за домами терпимости, число смертных случаев от подобных болезней за такой же период времени будет гораздо значительнее. <...>
Говоря о развитии проституции вообще и о причинах, содействующих этому развитию, мы заметили, что это развитие идет наряду с усилением пролетариата, нищенства и чрезмерного скучивания народонаселения в больших городах. К числу этих причин принадлежит также и развитие торговых международных сношений, особенно большой наплыв матросов в больших приморских городах и торговых портах. Современная нам проституция исходит именно из этих источников. У нас в России проституция сосредоточилась преимущественно в обеих столицах и особенно в Петербурге, где ее громадная распространенность вызвала наконец серьезное внимание администрации, принявшей в последнее время ряд мер для предупреждения скандалов, производимых публичным развратом. Но меры эти должны остаться и, вероятно, останутся бесплодными до тех пор, пока не изменятся общественные и социальные условия, в которые поставлена в настоящее время женщина, пока женский труд не будет достаточно вознаграждаем и пока она не будет поставлена в обеспеченное положение и вне необходимости эксплуатировать собою, чтоб доставить себе кусок насущного хлеба. До тех пор, пока положение женщины в семье не улучшится и она станет равноправной с мужчиной, дотоле явная и потаенная проституция будет распространяться с тою поразительной быстротой, которая замечается в последнее время во всей Европе. Мы в этом отношении не отстаем ни на шаг от западных государств. Едва ли не самый разительный пример представляет нам в этом случае Одесса, население которой состоит преимущественно из иностранцев и которая, как один из главных торговых портов, ежегодно посещается громадным количеством моряков всех наций. <...>
Более 2/3 публичных проституток приходится на долю туземных женщин, что, конечно, зависит также и от того, что большинство иностранок принадлежит к разряду потаенных проституток. Они обыкновенно бывают содержанками богатых негоциантов, камелиями1514 и т. п. Но нет никакого сомнения, что в Одессе, как в портовом городе, иностранных проституток даже более, чем в Петербурге, куда со всех концов стекаются эти искательницы приключений. <...>
Контингент проституции преимущественно пополняется несовершеннолетними. Это будет совершенно понятно, если мы возьмем в расчет всю тяжесть ремесла публичной женщины, вследствие которого она преждевременно стареет и дряхлеет. Бессонные ночи, попойки, часто насильственная отдача себя первому встречному — всё это не может не влиять самым гибельным образом на здоровье проститутки, которая к тому же <...> в большинстве случаев начинает свою ужасную жизнь, не достигнув еще полного развития физических сил. К этому следует еще присоединить заразительные болезни, которым так часто подвергаются проститутки, и поэтому для нас станет понятно, почему так сильна между ними смертность и почему редкая достигает значительной старости. Да и кому нужна дряхлая, изможденная, истасканная женщина? Беспросыпному пьянице, солдату, матросу или какому-нибудь бедняку. Вот почему большинство состарившихся проституток, если они в течение своей позорной жизни не успели скопить себе состояния или сделаться содержательницами заведений, обыкновенно поступают в разряд нищих и становятся подругами таких же оборванцев, как они сами, оканчивая свою постыдную жизнь в грязной каморке, на клочке гнилой соломы, быть может, часто проклиная ту минуту, в которую нужда, голод и холод заставили ее вступить на тот путь, который ведет в безысходную бездну разврата и преступлений.
В Одессе, как и везде во всех больших городах, проституция делится на несколько разрядов вследствие различия потребителей. В ней есть и блистательные maison de tolerance [дом терпимости], и самые грязные, самые отвратительные притоны разврата, в которые заходит только крайняя нищета, беспробудное пьянство да изредка, может быть, любопытный наблюдатель.
Дома терпимости, или публичные дома разврата, обыкновенно скучены вместе группами. В конце Дерибасовской улицы их около двенадцати. Дома Папудова на Ланжероновском спуске и знаменитый дом Мольера около Пале-Рояля переполнены этими заведениями. Целый квартал Нежинской улицы в линию сплошь занят публичными домами. То же самое представляют Кривая, Дегтярная и Успенская улицы, повторяя в этом случае знаменитый Соболев переулок в Москве, Лиговку, Чубаров переулок и т. д. в Петербурге.
Самый низкий разряд проституции, какой, например, можно встретить только на Сенной в Петербурге или на Дербенов-ке в Москве, ютится в погребах на Старом Базаре и в окрестностях; там помещаются притоны самого страшного разврата, там существуют такие места, куда даже не заглядывает полиция. Никакое человеческое воображение не может представить себе той поразительно безобразной картины цинизма и грязи, какую возможно встретить только в этих вертепах и которая заставляет невольно содрогаться от ужаса. <...>
Хотя мы и не имеем положительных статистических данных о числе заболевших венерическими болезнями в среде фабричных, но с большою вероятностью можно заключить, что число это довольно значительно, ибо устройство большинства наших фабрик и легкость сближения между двумя полами, при крайней нечистоплотности, представляет весьма благоприятные условия для развития этих болезней.
Из больших городов и промышленных сел, при легкости путей сообщения, венерические заражения разносятся и по маленьким городам, местечкам и деревням, большею частью фабричными, прибывающими ежегодно в свое время к себе в деревню, а также и солдатами, приходящими на «побывку». В этих-то маленьких городах и деревнях, при несовершенстве медицинской части и невежестве масс, венерические болезни и получают дальнейшее развитие. <...>
Женщина, тайно занимающаяся проституцией, заболев венерическою болезнью, нередко скрывает это, чтобы не попасть в Калинкинскую (в Петербурге) больницу или в Московскую полицейскую; ибо, по правилам врачебно-полицейского комитета, в списки развратных женщин вносятся не одни лишь женщины, (1) разврат которых открыт и доказан смотрителями, (2) записанные по собственному желанию, (3) по сведениям, представленным полицией, но и те, о коих доставляются в комитет сведения из вышеозначенных больниц, что они пользовались в оных от сифилиса и еще не находились под врачебно-полицейским надзором. Наконец, ложный стыд удерживает многих не только женщин, но даже и мужчин. Доктор медицины г-н Э. Ф. Шперк в статье своей «О мерах к прекращению распространения сифилиса у проституток»1515, между прочим, говорит: «Занимаясь в продолжение 10 лет болезнями половых органов, я имел случай часто производить исследование как мужчин, так и женщин различных слоев общества; я свидетельствовал в продолжение нескольких лет проституток, партии солдат, ссыльных и проч. и потому имел случай наблюдать проявление чувства стыдливости в различных степенях; вот выводы, к которым я пришел: очень многие мужчины стыдятся показывать свой половой член, в особенности если это приходится им делать в первый раз. Проявление этого чувства бывает, конечно, разнообразно, смотря по индивидуальной впечатлительности, воспитанию, положению в обществе и пр. Я очень хорошо помню один случай из студенческой жизни, где один молодой товарищ, получив в первый раз шанкр, долго не решался пойти к врачу. Со стороны товарищей нужно было сделать много серьезных увещаний и подтруниваний над его добродетелью, свойственною красным девушкам, чтоб заставить его идти просить совета у врача. Конечно, подобная возвышенная стыдливость у мужчин бывает только в первой юности и при известном воспитании. Гораздо чаще при первом исследовании пациентов мужского пола замечается проявление чувства стыдливости в выступлении краски на лице и торопливых, часто доходящих до бесцельности движениях при расстегивании брюк; некоторые мешаются до того, что начинают бессвязные извинения. Может быть, многим покажется странным, но я осмеливаюсь уверить, что стыдливость можно наблюдать даже в самых низших классах — у крестьян, солдат, даже у поселенцев и ссыльнокаторжных. Врачи, имевшие случай часто производить осмотр партий нижних чинов, рабочих и поселенцев, хорошо могут отличить по краске в лице и по бесцельным, суетливым движениям новичков в этой операции. Привычка к освидетельствованию притупляет одинаково чувство стыдливости как у мужчин, так и у женщин».
Нам рассказывал один господин следующий забавный случай. В городе М. живет врач С., известный своим искусством и экцентричностью. Однажды к нему приходит весьма почтенный человек и просит полечить его от болезни. «Что с вами?» — спросил его С. «Да вот что, милостивый государь мой, случилось со мною неведомо что; я полагаю так, что ехал я на тележке, так ссадил как-нибудь». С. осмотрел его детородный член, оказалось, что это был шанкр1516. Почтенный человек знал сам хорошо, отчего приключилась эта беда, да признаться-то ему было совестно. «Хорошо, не беспокойтесь, — сказал С. — Я помогу вам, только вы непременно должны исполнить один мой совет». — «Какой совет, батюшка?» — «Продать вашу тележку». — «Да я ее недавно купил только, — заметил пациент, — зачем же продавать-то ее?» — «А затем, — шепнул ему С., — что тележка ваша — непотребная женщина, так вы уж как-нибудь избавьтесь от нее».
О стыдливости женщин доктор Шперк говорит следующее: «Женщина вообще впечатлительнее мужчины, поэтому и чувство стыдливости у ней выражается сильнее.