1549. Вообще русские женщины этого класса были не особенно стыдливы; напротив, в них видится молодечество, которое, вероятно, очень нравилось мужчинам. «Москвитяне не имеют стыда, который возбуждается различием пола; старость обще с невинным возрастом плавает в реках, нагие мужчины вместе с женщинами. С не меньшим бесстыдством, не обращая никакого внимания на проходящих, москвитяне без всякого покрова выскакивают из воды на траву, причем даже самые девушки соблазняют их, показывая им нескромно все свое нагое тело»1550. До такой степени публично свободно держали себя русские женщины и так не церемонились в обществе мужчин! По свидетельству И. Г. Корба, нравственность русского народа была испорчена до последней степени. «Блуд, прелюбодеяние и подобный тому разврат существуют в Москве вне всевозможных размеров»1551. Женщины в Москве представляются Корбом самой свободной нравственности, даже более: совершенно безнравственными. «Женщины не уступают мужчинам в невоздержании, весьма часто они первые, напившись чересчур, безобразничают, и почти на каждой улице (в праздник) можно встретить эти бледно-желтые, полунагие, с бесстыдством на челе существа»1552. Не отличался даже нравственностью и сам двор Петра I; в нем придворные женщины распутничали с дьячками и т. п. «Веру (довереннейшую из прислужниц царевен Софии и Марфы) спросили, известна ли ей ее беременность? Не запираясь, объявила она, что один дьячок (cantor) был тому причиной»6. Русское монашество вовсе не старалось служить примером нравственности для мирян и, не стесняясь, предавалось всем безнравственным порокам и невоздержно упивалось сладострастием самого разврата. «В пост русские монахи и монахини до того умерщвляют свое тело, что даже больные не принимают лекарств; но, как скоро кончился пост, они погружаются во всякого рода распутство, причем более на гуляк, чем на монахов, похожи; пьяные шалят на улицах и, лишившись всякого стыда, нередко предаются там же сладострастию»1553. Что касается нравственности монахов и монахинь допетровской Руси, то вполне возможно допустить, что нравственность эта была в большом упадке; даже духовному начальству небезызвестно было это. Так, в грамоте Евфимия, митрополита Новотор-жского и Великолукского, данной им в августе месяце 1695 г. на имя протопопа Ивана Афонасьева, делается прямое указание на упадок нравственности в монастырях и на существование разврата между русскою монашествующею братией. «Ведомо нам, преосвященному митрополиту, учинилось: нашие епархии в монастыри приезжают богомольцы на праздники и, кроме праздников, в святые обители молиться, мужеский пол и женский, и, будучи в монастыре на праздники, жены и девы ночуют в келиях и обедают в келиях у властей и рядовой братии; и се зело не пристойно иноческому чину и не благочинно, наипаче же грешно, ибо от того диаволи сети простираются к блудному похотению и зело зазорно иноческому чину... [далее следует наказ). Также и в девичьих монастырех игуменьям и строитель-ницам с сестрами учинить наказ с великим подкреплением, чтоб они в келиях своих мужеска полу отнюдь не держали ж»1554. Само собою разумеется, что невозможно было ожидать высокой нравственности от русских монахов, если принять во внимание, что часть их вовсе не чувствовала в себе никакого призвания к исполнению требований монастырской жизни и поступала туда по воле своих родителей, принадлежа между тем всем своим существом тому обществу, от которого их отлучили.
В таком положении нашел нравственность на Руси Петр I в конце XVII столетия, и в таком состоянии, по всей вероятности, она существовала не одно столетие. Разврат существовал в допетровской Руси во всех его разнообразных, необузданных формах; даже отцы иногда не щадили своих малолетних дочерей и растлевали их. Один капитан, например, имел связь со своею восьмилетнею дочерью, за что, впрочем, был осужден на смерть. «Зачем ты не искал удовлетворения своих прихотей на стороне? Ведь ты бы имел столько непотребных и развратных, сколько бы уплатил копеек и алтын», — сказал этому капитану воевода по окончании над ним суда1555.
Но существовала ли на Руси проституция? Вот вопрос, за решением которого следует обратиться к приведенным здесь фактам из указанных исторических источников. Факты говорят сами за себя, что в допетровской Руси проституция существовала в полной ее силе и развивалась совершенно свободно. Если на Руси «блуд, прелюбодеяние и тому подобный разврат существовал вне всевозможных размеров; если женщины, напившись чересчур, безобразничали и почти на каждой улице можно было встретить эти существа, бледно-желтые, полуна-гие, с бесстыдством на челе; если девушки соблазняли мужчин, показывая им нескромно всё свое тело; если, наконец, было возможно иметь столько же непотребных и развратных женщин, сколько в состоянии уплатить копеек и алтын», то, конечно, все эти факты не могли существовать при несуществовании проституции. Но проституция того времени далеко не могла быть такою, какою мы ее встречаем в настоящее время; она развивалась при началах свободной воли, при богатстве натуры русской женщины, имевшей «рост стройный и лицо красивое»;1556 играла, конечно, не последнюю роль нужда или даже недостаточность средств на покупку простых нарядов, так как русские женщины не прочь были пофрантить и не лишены желания понравиться, для чего непомерно румянили свое лицо1557. Затем исключительное положение в обществе русских женщин различных слоев тоже имело большое влияние на развитие проституции; запертые в своих домах, бездеятельные боярыни, вышедшие замуж за неизвестного человека, которого потом редко видели, или боярские девицы, долго не выходившие замуж, надо полагать, и от страшной скуки и от естественно развивавшегося в них полового стремления, не прочь были при всяком возможном случае отдаться первому попавшемуся мужчине; а женщины среднего и низшего сословия, в среде которых мужчины искали удовлетворения своих страстей, без сомнения, гордясь своею свободой и связями со знатными мужчинами и понимая притом превосходство своего положения пред знатными женщинами, предавались проституции, конкурируя между собой в выборе поклонников. Но при всем том на Руси проституция не была официально признана терпимою, следовательно, не имела никаких связывающих ее границ, что, в свою очередь, представляло немало выгод для развития ее и удобств в положении развратных женщин.
Петр I, приступая к преобразованию России с целью поставить ее в уровень с другими европейскими державами, без сомнения, искал средств, которые могли бы облегчить и ускорить окончание предпринятой им задачи преобразовать Древнюю Русь. Великий реформатор в числе прочих мер избрал главным орудием женщину, которая, без сомнения, должна иметь громадное влияние на смягчение нравов; но для того, чтобы сделать женщину орудием этого смягчения, необходимо было вырвать ее из-под гнета мужчины. Много, конечно, стоило труда преобразователю возвысить положение женщины в обществе и семье; конечно, находились поборники всех нововведений, и старому русскому боярскому роду трудно было отказаться от своих привилегий и видеть себе подобного человека в лице каждой 6а6ы\ но железная воля Петра сломила наконец все преграды, и ему удалось снять с женщины связывавшие ее цепи неволи. Тяжелые запоры, охранявшие безвыходное положение женщины, спали, и для нее открылись двери общества, где ей суждено было играть не последнюю роль. Женщина же, только ждавшая себе избавителя, вполне оправдала надежды Петра и под его руководством и при его содействии делала неимоверные успехи в деле преобразования себя и изменений в общественном складе. Дело было поведено так круто, что через несколько лет русское общество было неузнаваемо, а тем более неузнаваема была в нем женщина; так изменилось и возвысилось ее положение. «Русская женщина, еще недавно грубая и необразованная, — говорит Ф. В. Берх-гольц, — так изменилась к лучшему, что теперь мало уступает немкам и француженкам в тонкости обращения и светскости, а иногда в некоторых отношениях имеет пред ними преимущество»1558. Этот отзыв о русской женщине относится к 1721 г. Без женщины не устраивался ни один праздник, ни одно общественное собрание; сам царь и его семейство подавали к этому высокий пример. Женщина не только стала участвовать во всех вообще увеселениях, но являлась в них главным действующим лицом; она становилась душою общества. Прежде русские бояре только некоторым из посещавших их гостей показывали своих вечно безмолвных жен; при Петре же гости уже непременно представляются хозяйке, даже и тогда, когда она не может по болезни выходить из своей спальни. «Князь Кантемир Валахский повел герцога в спальню своей жены, обитую красным сукном, где княгиня, его супруга (урожденная княжна Трубецкая), лежала одетая на парадной постели; она уже несколько времени чувствовала себя нездоровою. Когда герцог сделал ей реверанс, его просили сесть в кресла противу нее, князь же и тайные советники поместились у нее в ногах на обыкновенных стульях»1559. Женщина уже не показывалась мужчинам как безмолвный истукан, а, напротив, мужчины стали искать ее общества и беседовали с нею. В 1699 г. Петр I давал в Москве в своем дворце бал, и на этом балу впервые показалась женщина в качестве не участницы увеселений, а только зрительницы. «Сегодня, — говорит И. Г. Корб, — обнаружилось в русском обществе