Le Fort говорит, что полиция обязана охранять уличный порядок и предупреждать провокацию. Но она бессильна делать последнее. Арест за провокацию на улицах очень труден. Никто не любит деспотической и произвольной власти, даже тогда, когда она хлопочет о благе населения. Известно, что жители Парижа мало симпатизируют полиции нравов. Последняя встречает в них главное препятствие. Многие жалуются, что вечером невозможно гулять по бульварам с женой или дочерью, и укоряют полицию в бездеятельности. Но лишь только агент вздумает арестовать одну из самых предприимчивых из гуляющих, всё сразу изменяется. Женщина отказывается следовать за ним, сопротивляется, взывает к прохожим о помощи. Тогда те, которые только что жаловались на индифферентизм полиции, оказываются еще более недовольными ее действиями. Так как агенты обыкновенно одеты в гражданское платье, то нередко они считают себя счастливыми, если уцелеют от ярости толпы, которая считает долгом чести освободить пленницу из их рук.
«Существующая система доказала свое бессилие, — говорил в академии только что упомянутый автор. — Последняя будет всё более увеличиваться порицанием общества. Будем просить вмешательства судебной власти, будем просить издания закона. Только в нем наше спасение. Как бы ни была полезна цель, преследуемая дискредиционной властью, действующей во тьме, без контроля, она всегда будет казаться подозрительной. Я уважаю закон и ненавижу произвол. Для охраны народного здравия я требую издания закона! Для защиты женщины, которая может быть несправедливо обвинена, я требую судей».
Д-р А. И. Федоров говорит, что в Петербурге уличная провокация одно время, благодаря градоначальнику, была подавлена. Прежде, лет десять тому назад, достаточно было мужчинам пройти один раз через Пассаж, чтобы найти у себя в пальто добрый десяток адресов проституток. Так они были назойливы и дерзки.
Но мы сомневаемся, чтобы действительно провокация исчезла в Петербурге. Благодаря строгости мер она, наверное, сделалась более утонченной, более осторожной, перешла в квартиры, в дома терпимости, видоизменилась, обратилась на более юных, которые менее способны от нее защищаться и на нее жаловаться. Наверное, петербургские проститутки изобрели новые способы, употребляют иные средства, чтобы завлекать и удерживать у себя мужчин. И надо сознаться, что падшие действуют в этом направлении очень искусно и успешно. Они сделались необходимыми мужчинам. Последние настойчиво твердят, что без проституток они жить не могут.
Подобный успех совершенно понятен. Ведь для парий современного общества разврат мужчин составляет вопрос жизни и смерти. Чем сильнее и в большем количестве развращаются последние, тем лучше живется первым. Так как поднадзорные проститутки, дома терпимости и притоны занимаются развращением молодежи с позволения властей, то, понятно, им церемониться с последними нечего, особенно когда с ними конкурирует тайная проституция, и на сцену выступает голод.
На деятельную провокацию в настоящее время в столице указывает мой анонимный корреспондент. Он говорит, что на Невском она сильно практикуется. Проститутки раздражают ею мужчин и тем заставляют посещать их ежедневно.
Выше мы уже сказали, что официально признанные дома терпимости способствуют развращению женской молодежи. То же они делают и с юношами. Об этом <...> д-р Архангельский говорит следующее.
В домах терпимости пьют вино, затеваются танцы. Это привлекает туда молодежь. В Туле многие молодые люди обучаются танцам именно в этих учреждениях. Тут ежеминутно им представляется соблазн к разврату. Проституткам нужны деньги. Поэтому они завлекают юношу, который с ними учится также и пить, что делает его более податливым. «Алкоголь не тем только силен, — говорит д-р Архангельский, — что распаляет половое чувство, но и тем, что ослабляет самообладание человека. Ведь не редкость, что мужчины образованные, семейные, попавшие с подвыпившей компанией в дом терпимости и здесь еще выпивши, несмотря на твердое намерение, взятое заранее, не иметь сношения в доме терпимости, под конец, под влиянием винных паров, соблазняются и, бывает, что заражаются той или другой венерической болезнью и даже сифилисом».
Д-р Д. Д. Ахшарумов говорит, что с домов терпимости надо снять, легальность, чтобы не гарантировать этим безопасность, которая так важна для людей. Сюда идет несравненно больше посетителей, нежели к одиночкам. Д-р Чаныкаев заметил, что всякая коллективная, санкционированная проституция, и притом обставленная весьма привлекательными соблазнами в виде музыки, танцев, вина, положительно развращает общество, особенно если с этим связана уверенность в невозможности заразиться благодаря существующему надзору. <...>
Кроме местной, развращающему влиянию проституток подвергается и приезжая молодежь. Попадая в столицу из разных глухих городков, из деревень, где ведут более скромную жизнь, провинциалы подвергаются ее тлетворному влиянию.
На съезде по сифилису д-р В. Ф. Шолковский говорил, что наибольшая цифра заражений сифилисом в армии падает на 3-й и 4-й год (50%), затем на 1-й и 2-й (37%). То же и относительно других венерических болезней. Д-р Сухов указывает на то же самое и во флоте. Он объясняет это таким образом.
На первом году службы мало заболевают вследствие того, что новобранцы усиленно учатся, имеют мало свободного времени. Кроме того, они еще не знакомы с окружающей местностью и сравнительно нравственно неиспорчены. Побывав лето в плаваниях, они начинают действовать смелее. И на второй год число заболеваний увеличивается. В последние три года оно уменьшается. «Может быть, — говорит автор, — это зависит от того, что матросы, зная по заболевшим товарищам о серьезности половых заболеваний, воздерживаются от половых сношений или относятся к ним благоразумнее, не желая возвращаться домой больными. По крайней мере, мне приходилось встречать среди матросов таких, которые воздерживались от половых сношений и во время всей службы, боясь заразиться».
Таким образом, провинциальный юноша, сделавшись солдатом, при помощи своих товарищей, явных и тайных проституток постепенно развращается и заражается. А начальство, вместо того чтобы употребить все усилия для сохранения его скромности, неиспорченности, говорит ему: «Посещай публичные поднадзорные дома. Там ты меньше рискуешь заразиться, так как женщины, живущие в них, подвергаются врачебным осмотрам, и больные удаляются». Вместо того, чтобы увеличить его самоуважение и самодеятельность, его подвергают унизительным осмотрам. Вместо того, чтобы позаботиться о развитии у него нравственного чувства, стараются развести как можно больше проституток и тем увеличить шансы его развращенности и заразы.
Мне приходилось слышать, что в Петербурге гимназисты часто заражаются сифилисом. Как они попадают к проституткам, показывает следующий случай.
Один четырнадцатилетний гимназист шел вечером по улице. Его нагнали две девушки и спрашивают: «Есть у тебя рубль?» Тост ответил отрицательно. «А есть пятьдесят копеек?» — допытывались они. Эта сумма у него имелась. Тогда они увлекли его с собой, и с этих пор он узнал проституток.
Мой анонимный корреспондент, о котором я уже упоминала выше, говорит следующее. Проститутки сами сообщали ему, что они с особенным удовольствием зазывают к себе гимназистов и берут с них втрое дешевле, желая приучить их к приятному занятию.
В этом развращении мальчиков обвиняют проституток. Но мы думаем, что винить тут надо общество, создавшее и поддерживающее врачебно-полицейский надзор! Он тут виноват, так как способствует увеличению явной и тайной проституции и тем увеличивает между ними конкуренцию. Он виноват тут тем, что всеми способами стремится заглушить у женщины стыд и совесть, превратить ее в подобие скотины, которая не может быть разборчива в выборе средств.
Материальное положение многих петербургских проституток очень печально. Д-р А. И. Федоров говорит, что одна часть из них живет в довольстве, а другая — в крайней бедности, едва может существовать, ютится в ночлежных домах. Судьба последних ужасна. Иногда они поступают на полное содержание к какой-нибудь квартирной хозяйке, желая облегчить свое существование, но попадают при этом к ней в полное рабство.
Удивительно ли, что при подобных условиях они не церемонятся даже с четырнадцати-пятнадцатилетними мальчиками, лишь бы добыть денег? Многие из них вынуждены довольствоваться 20 — 30 коп., а у какого подростка в Петербурге, например, не найдется таких денег. Современной парии цивилизованного общества терять нечего. Она и без того потеряла право быть человеком, сделалась полицейской вещью, стойт вне закона. Ей нечего церемониться с обществом, которое употребляет все усилия, чтобы как можно глубже затолкать ее в помойную яму. Ведь положение поднадзорной проститутки, в сущности, почти безвыходно. «Чаще же всего алкоголь, — говорит д-р П. Е. Обозненко о женщинах, попавших из комисс-ных в поднадзорные, — праздная и развратная жизнь доканчивают дело, начатое нуждою. Женщина свыкается со своей участью и превращается в привычную проститутку».
«Русские женщины редко обогащаются от проституции, — говорит д-р А. И. Федоров. — Большая часть их оканчивает грустно свое существование. Правда, многие, особенно подходя к климактерическим годам, принимаются за честный труд, идут в услужение, поступают на фабрики, но большая часть погибает в больницах и ночлежных домах».
Несомненно, шестидесятилетний опыт научил петербургских проституток, что, попавши под надзор, им приходится погибать таким образом. Потому они, махнув на все рукой, стараются устроить себе сносную жизнь какой бы то ни было ценой.
Тайную проститутку считают в высшей степени вредной и главной распространительницей сифилиса. Негодуют, что многие молодые работницы, занимаясь тайной проституцией, вместе с тем занимаются и честным трудом. Желали бы их всех изловить, подчинить надзору и превратить в профессиональных проституток. Но мы, со своей стороны, радуемся, что, несмотря ни на какие ухищрения, ни на какие западни и облавы, это до сих пор не осуществилось. Если бы все тайные проститутки сделались явными, профессиональными, занятыми исключительно своим промыслом, то это было бы настоящее общественное бедствие.