Оставаясь тайной проституткой, женщина имеет возможность сохранить некоторую порядочность и более способна отказаться от разврата. Имея некоторый честный заработок, она будет искать себе более достаточных клиентов, которые могут хорошо ей заплатить. Сделавшись явной и потерявши право на честный труд, она не может быть разборчивой. Голод не тетка и заставит радоваться даже мальчугану, имеющему в кармане 20 — 30 коп.
Д-р Усас <...> говорил, что проститутки домов терпимости принимают большее число мужчин, нежели остальные. Такая проститутка принимает 10—12 человек в ночь, а тайная — не более двух.
Следовательно, если бы все тайные проститутки превратились в явных, то каждая, вместо одного-двух, принимала бы большее число человек. Само собою понятно, развращение молодежи увеличилось бы в такой же степени.
Очень часто защитники врачебно-полицейского надзора указывают на тот, другой, третий случай заражения тайными проститутками; указывают на преобладания подобных случаев над заражением явными, приводят в доказательство статистику, требуя изловления всех тайных проституток. Но я бы спросила их, сколько из заразившихся от тайных — напомним мимоходом, созданных тем же надзором — сначала развратились с позволения властей у явных, а потом уже пошли к тайным и заразились сифилисом? Я спросила бы их, сколько молодых людей, привыкших, благодаря регламентированной проституции, легкомысленно относиться к важным делам или вконец развращенных, начинают развращать и заражать невинных молодых девушек, подготовляя таким образом проституток? Эту статистику, конечно, не собрать. Но мы не сомневаемся, что этот взаимный обмен развращением и заразой между молодежью обоего пола играет громадную роль в распространении сифилиса. Некоторое представление о величине этого зла дают вышеприведенные цифры насильственного заключения поднадзорных проституток в больницы.
Обращая главное внимание на сифилис, пренебрегая нравственностью молодежи, совершенно упускают из виду, какую преобладающую роль тут играет последняя. Чем выше нравственность населения, тем меньше заражений данным путем; чем больше его развращенность, тем больше заражений. Нравственность в данном случае — лучшая охрана от заразы и должна быть поставлена на первый план. А мы главные условия направляем на борьбу с сифилисом, принося всё в жертву последнему. Неудивительно, что целые десятки лет подобной борьбы с ним дали отрицательные результаты. Наверное, цифрами никто не докажет, что благодаря существованию врачебно-полицейского комитета в Петербурге с 1843 г. уменьшилось число заражений венерическими болезнями. Будь точная статистика, несомненно, мы получили бы совершенно обратное. Париж это доказывает. Emile Richard1651 говорит, что там за период 1876 — 1881 гг. замечено увеличение заражений венерическими болезнями.
Сто и шестьдесят лет — большой период времени, слишком даже большой, чтобы убедиться в значении той или другой системы. Как у нас, так и в Париже врачебно-полицейский комитет доказал свою несостоятельность по отношению к борьбе с венерическими болезнями. Мало того, он, несомненно, способствует их распространению, искусственно увеличивая число тайных и явных проституток и развращая население. Потому следует отказаться от него и бороться с заразой иным путем, путем поднятия нравственного уровня молодежи. К счастью для нашей родины, врачебно-полицейский надзор за проституцией настойчиво применяется только в немногих городах. В большинстве он мало применялся или вовсе отсутствовал. Этому мы должны радоваться.
Вера в действительность надзора за проституцией для охраны народного здравия основана исключительно на соображении, что если запереть больную проститутку в больницу, то она не будет распространять сифилис. Несостоятельность подобного принципа выяснена в достаточной степени вышесказанным. Что касается до статистических доказательств действительности регламентации, то, насколько мне известно, их не существует. <...>
На съезде по вопросу о борьбе с сифилисом в Петербурге выяснилось, что более образованные классы общества страдают не только не меньше, но даже больше, нежели простой народ. Указывалось на распространение сифилиса в одном городе среди фабрикантов и их конторщиков (до 40%), у студентов (24 — 50%). У простого народа, наверное, мы не найдем такого сильного распространения его. В доказательство мы заимствуем следующие цифры у д-ра А. И. Федорова.
По доставленным в Петербургский врачебно-полицейский комитет ведомостям от врачей, фабричных, заводских, тюремных оказалось, что всех освидетельствований с целью обнаружения сифилитиков ими было произведено в 1889 г. 505 423. Найдены больными венерическими болезнями только мужчины — 205 чел., а в 1890 г. — 493 384 освидетельствований, больных — 170 мужчин. Предполагая, что половина всех осмотренных были женщины, — на самом деле их, наверное, было меньше, — мы получим только 0,08% и 0,07% больных венерическими болезнями.
К этому я добавляю еще следующее. Мне пришлось слышать от одного военного врача, что среди офицеров сильно распространены венерические болезни, а среди солдат их встречается мало. <...>
Говорят, что Франция вырождается, потому что супруги не желают иметь много детей. Это нежелание может иметь двоякую подкладку: материальную и моральную. В первом случае супруги не хотят иметь много детей, принимая в соображение свое материальное положение. По их мнению, последнее не позволяет им иметь более двух-трех детей. Этим они и ограничиваются, уменьшая таким образом общее число деторождений. Во втором случае супруги вовсе не принимают во внимание свое материальное положение, но просто не желают стеснять себя детьми и предпочитают легкомысленные мимолетные связи правильной супружеской жизни. Если в первом случае проституция не имеет никакого значения, то во втором оно огромно. Муж с юношеского возраста привык к тому разнообразию, которое ему доставляют проститутки. Женщина, сделавшаяся его женой, сначала внушала ему интерес, а затем он к ней охладел и возвратился к своим холостым привычкам. Дети мешают ему отдаваться последним, и он входит с женой в соглашение относительно ограничения числа детей. Может случиться также, что он возьмет себе жену под пару, и оба, надоевши друг другу, начинают развлекаться мимолетными связями. Для подобных супругов дети — лишнее бремя.
Легализированная проституция имеет в высшей степени деморализующее влияние на население. На нее перестают смотреть как на позор не только мужчины, но и женщины. Она начинает представляться всем не уродливым явлением, но нормальным. Д-р О. Commenge в своей книге о тайной проституции в Париже1652 рисует прямо ужасающую картину господствующей в нем деморализации. Он говорит, что тайной проституцией там занимаются не только женщины низшего сословия, но и среднего и высшего. Жена, которой муж не дает достаточно денег на наряды, отправляется к содержательнице тайного притона и при ее помощи добывает себе необходимую сумму. Дочь порядочных родителей втихомолку от них поступает таким же образом. Великосветская дама идет туда же не из-за денег, но для разнообразия. Понятно, что такого рода женщины не пожелают иметь детей.
Проституция создает также немалое число мужчин, которые до того втягиваются в разврат, что не только дети, но и жена представляется им излишней обузой. Они совсем отказываются от семьи или женятся в таком позднем возрасте и с таким разрушенным здоровьем, что даже при желании не в силах иметь здоровых детей. <...>
В то время как проституция в больших городах и столицах давно уже представляет из себя предмет изучения для врачей и подлежит довольно тщательной статистике, проституция в деревне есть пока для всех terra incognita [нечто совершенно неизвестное].
В настоящем очерке мы и намерены поделиться своими наблюдениями по данному предмету, произведенными в Ярославской губернии.
Под проституцией в тесном смысле этого слова понимают обыкновенно «занятие развратом как промыслом при неимении других средств к жизни».
Проституция в таком узком смысле этого слова в наших деревнях развита крайне незначительно. Вещь вполне понятная: деревни наши по большей части весьма малочисленны (дворов 20 — 30 самое большее). Большинство мужчин в этих деревнях люди женатые, что же касается до холостой молодежи, то они большую часть времени проводят на отхожих промыслах. Очевидно, что, если бы какая женщина и вздумала заняться развратом как промыслом, она не заработала бы себе не только на хлеб, но даже и на соль. Женщины, желающие добывать себе «легким путем» хлеб, идут обыкновенно в города, где и поступают сначала в прислуги, а затем постепенно нисходят до дома терпимости или же прямо поступают в разряд «гулящих».
То, что в нашей деревне может быть названо проституцией, есть нечто совершенно иное: это или занятие развратом как «подсобным промыслом», «между делом», или же занятие развратом без всякой корыстной цели, «искусства ради», вследствие развращенности натуры.
К первой категории принадлежит, главным образом, прислуга. Повсеместно в бедных крестьянских семьях есть обыкновение посылать лишних в семье женщин и девушек на зиму (а иногда и на лето) в прислуги в уездные города, в села, в помещичьи усадьбы и т. д. и т. д.
Живя по прислугам, деревенская девушка в большинстве случаев быстро теряет свою невинность. Она обзаводится «другом», с «другом» этим вследствие различных обстоятельств, чаще всего вследствие перемены места, она расходится и обзаводится новым, и т. д. и т. д.
Переменив несколько таких «друзей», девушка зачастую приобретает уже довольно своеобразный взгляд на женское целомудрие. «Всё равно тело червяки в могиле съедят — зря пропадет», — рассуждает она, и, имея у себя постоянного «друга» или даже мужа, она при удобном случае не прочь продать себя не раз за деньги или подарок и другому лицу, подвернувшемуся ей, не порывая связи с мужем или «другом». Такое проституирование «под раз» прислугою практикуется зачастую даже и замужними женщинами. «Не лужа — достанется и мужу», «Не мыло — не смылится», — говорят в свое оправдание такие женщины.