1656. <...>
ЗАКРЕПОЩАЮЩИЙ ХАРАКТЕР НАДЗОРА ЗА ПРОСТИТУЦИЕЙ В РОССИИ
Исключительный режим врачебно-полицейского надзора за проституцией является системою прикрепления женщины к позорному промыслу. Лишая женщину, подозреваемую в проституции, гражданской полноправности и отнимая у нее возможность участия трудом в экономическом обороте, институт
полиции нравственности превращает подсобное, временное обращение к торговле своим телом в ремесло главное, исключительное, постоянное. Режим регламентированной проституции — это тяжелый привесок, который для женщины невладеющих общественных групп усиливает общий гнет социальных условий: когда она, обессиленная нуждою, попадает в зловещий омут, он, словно камень на шее, парализует ее последние усилия противостоять мрачной пасти волн и неудержимо увлекает ее ко дну.
В выяснении закрепощающего характера исключительных -мер врачебно-полицейского надзора за проституцией в России и состоит ближайшая задача, которую ставит перед собой автор настоящего исследования.
Прежде, чем приступить к решению этой задачи, уместно выдвинуть вперед то положение, что в основе надзора за проституцией в нашем отечестве лежат не столько какие-либо специальные регламенты, сколько личное усмотрение того полицейского агента, который оказывается в деле надзора исполнительным органом.
Положим, при циркуляре министра внутренних дел от 26 октября 1851 г. за Nq 39, возложившем на начальников губерний обязанность сделать зависящие от них распоряжения о том, «чтобы во всех городах составлены были полные и верные списки публичным, т. е. обратившим распутство в промысел женщинам <...> чтобы значащиеся в списках женщины подвергаемы были повременному свидетельствованию <...> чтобы состоящие в списках женщины, которые по свидетельству окажутся зараженными, были отправляемы до излечения в больницы» и пр., были приложены «для соображения» и особые «Правила для публичных женщин и их содержательниц»1657. Это были правила, утвержденные министром внутренних дел раньше, 29 мая 1844 г., к руководству Петербургского врачебно-полицейского комитета. Однако названные правила ни словом не касались таких существенных моментов врачебно-полицейской деятельности, как вопросы об условиях административного подчинения женщины надзору и ее освобождения из-под надзора; их параграфы безмолвствовали относительно таких важных полномочий, усвоенных в действительности полицией нравственности, как лишение женщины, на которую
распространяется контроль, общегражданских документов, удостоверяющих личность, и пр. Все эти пробелы в практике врачебно-полицейского надзора должны были неизбежно восполняться личным усмотрением исполнительных органов.
В Петербурге, для которого правила 1844 г. собственно и предназначались и где они прежде всего и были введены в действие, место этих правил, с изданием 28 июля 1861 г. нового «Положения» о Петербургском врачебно-полицейском комитете, занял более или менее обстоятельный регламент 1868 г., действующий в столице с некоторыми изменениями до настоящего времени1658. Но этот регламент, насколько нам известно, отнюдь не был распространен каким-либо министерским циркуляром и на провинции. Здесь агенты врачебно-полицейского надзора продолжают сообразоваться с правилами 1844 г. По крайней мере, д-р К. Л. Штюрмер, почтенный докладчик всероссийского противосифилитического съезда 1897 г. по отделу о проституции в городах, на основании представленных к этому съезду в Медицинский департамент врачебно-полицейских отчетов утверждает, что правила 1844 г., уже отжившие свой век в столице, в провинции «для всех вообще публичных женщин обязательны» и что этими правилами «руководствуются везде, где нет Врачебно-полицейских или городских санитарных комитетов»1659.
В особом положении, как можно уже судить по оговорке д-ра Штюрмера, оказываются города, которые, подобно Петербургу, имеют специальные учреждения по надзору за проституцией. Согласно примечанию к ст. 155 Устава о предупреждении и пресечении преступлений:1660 «учрежденные для врачебно-полицейского надзора за женщинами, промышляющими развратом, Врачебно-полицейские комитеты в действиях своих руководствуются особо изданными для сего правилами» (ср. ст. 164 Устава врач<ебного>)1661. Однако, как видно из врачебнополицейских отчетов, представленных к съезду 1897 г. и как это авторитетно подтверждается комиссией Медицинского департамента по делу о преобразовании надзора за проституцией 1901 г., в громадном большинстве городов России нет ни врачебно-полицейских, ни соответствующих последним по своим функциям городских санитарных комитетов или каких-либо других особых учреждений по надзору за проституцией, но этот надзор сосредоточивается всецело в вёдении чинов общей полиции1662. Соответственно данным названных отчетов, д-р Штюрмер насчитывает, правда, до шестидесяти уездных и губернских городов, обладающих специальными учреждениями по надзору за проституцией; в целом ряде этих городов, однако, как и он сам предупреждает, врачебно-полицейские комитеты существуют «только по названию». «Деятельность их ограничивается только тем, что изредка они собираются и обсуждают меры, касающиеся вообще прекращения распространения сифилиса, но не надзора за проституцией. Всё же дело надзора в таких городах сосредоточено в руках полицейского чиновника, который совершенно самостоятельно вершит все дела»1663. Города, где специальные учреждения по надзору за проституцией имеют к руководству особо изданные для сего правила, оказываются совсем малочисленными. <...>
Поэтому мы вправе настаивать на том, что в России собственно регламентация позорного промысла занимает второстепенное место: доминирующим моментом в исключительном режиме врачебно-полицейского надзора у нас является не норма, хотя бы и административная, но личное усмотрение исполнительных органов.
Тем не менее в уяснении поставленного нами в начале настоящего исследования вопроса о закрепощающем характере надзора за проституцией в России мы разбору регламентов посвятим значительную долю внимания. В то время, как конкретные факты, отлагающиеся на почве системы личного усмотрения, большею частью не оставляют по себе и следа в такой определенной и устойчивой форме, в какой они могли бы составить для исследования доступный материал, норма действующего регламента, поскольку она лежит в основе врачебно-полицейской практики, оказывается более или менее твердым опорным пунктом для суждения о действительном характере надзора за проституцией. К тому же факты, которые дает система личного усмотрения, ввиду ее крайней гибкости, рассыпаются перед исследователем целым калейдоскопом разнородных проявлений произвола: между тем как в одних городах, при преобладании момента личного усмотрения, «надзор сводится — мы цитируем заявление комиссии Медицинского департамента 1901 г. — к пустой формальности, фактически не существует или же ограничивается только надзором за проституцией домов терпимости»1664, в других он проявляется в таких чудовищных формах, как известный приказ о заарестовании женщин целой части города1665 или как категорическое запрещение поднадзорным жить на частных квартирах1666 и т. п. Оперируя с таким разнообразием трудно установи-мых фактов, исследователь принципиально не огражден от упрека в неправильном освещении всей врачебно-полицейской практики, в сгущении красок, в искусственном подборе фактов соответственно тому тезису, который он защищает. Регламенты выручают его из этого затруднения. Так как всякая норма — общее правило, не рассчитанное непосредственно на данный конкретный случай, в известной степени отрешенное от интересов, от настроения момента, обращенное к личности исполнительного органа в объективной форме внешнего веления, является уже по самому существу своему ограничением личного усмотрения, то вполне допустимо рассматривать слой регламентированного надзора за проституцией в России, как такой режим, который в среднем представляет несравненно меньшую степень стеснений, чем порядок надзора в его характерных формах личного усмотрения исполнительных органов. А чотому если при преобладании усмотрения над регламентом в России режим, определяющийся нормами регламента, и не характеризует еще системы личного усмотрения, то этот режим, во всяком случае, является объективным показателем низшей степени того давления, которое при личном усмотрении уже не сдерживается гранью норм регламента.
Приступая после этих предварительных замечаний к выяснению закрепощающего характера надзора за проституцией, мы сделаем попытку разобрать, из каких важнейших звеньев слагается иго врачебно-полицейского прикрепления к позорному промыслу в России и как, собственно, проявляется оно на гражданском и экономическом положении женщины и особенно женщины неимущей?
Отобрание у женщины, подчиняемой надзору, общегражданского документа, удостоверяющего ее личность, и замена последнего специальным медицинским билетом являются первым грозным орудием прикрепления.
По «Положению врачебно-полицейского комитета в С.-Петербурге» 28 июля 1861 г. (§ 21), «для преграждения публичным женщинам возможности укрываться от врачебного надзора паспор-ты их хранятся в канцелярии врачебно-полицейского комитета». «Посему, — продолжает § 38 входящих в названное положение “Правил для содержательниц домов терпимости”, — содержательницам наблюдать, чтобы женщины, у них живущие, отнюдь не имели при себе таковых паспортов». «Паспорты женщин, — поясняет § 39, — вновь поступающих в число публичных и не имеющих еще медицинских билетов, содержательницы обязаны в тот же день, как придут к ним на жительство таковые женщины, представлять в комитет лично вместе с женщинами, не прописывая видов этих ни в конторе надзирателя, ни в домовой книге»