1695, а также и из лежащего исторически в основании этой статьи сенатского указа от 20 мая 1763 г1696.: «...приказали: <...> однако ж в непотребстве обличающихся женщин осматривать и по излечении на поселение отсылать только таких, кои подлые и бродящие».
Была ли воспринята эта точка зрения администрацией, можно судить по следующему циркулярному предписанию министра внутренних дел губернаторам от 17 января 1844 г. за No 29, это одно из тех распоряжений, которым установлялся современный надзор за проституцией в России: «Само собой разумеется, что действию мер, которые могут быть признаны нужными в этом случае, должны быть подвергаемы только лица, которые как по своему образу жизни, так и по званию и другим общежительным отношениям могут подлежать оным»1697.
Этот принцип вошел и в специальные регламенты для отдельных городов. Положим, в некоторые из местных регламентов он введен не без отступлений. Однако уже исключительный характер таких отступлений и неразрывно связанные с ними особые послабления и гарантии для женщин более или менее состоятельных являются, в сущности, подтверждением этого принципа.
Образцом регламента, по которому мероприятия полиции нравственности ограничиваются всецело, без каких-либо отступлений, одними лишь невладеющими слоями населения, могут служить правила Рижского врачебно-полицейского комитета. Согласно § 158 этих правил, — об открытии источников сифилитической заразы, — комитет «по получении сведений об источнике заразы <...> входит в рассмотрение обстоятельств дела и, если имеются достаточные к тому поводы, вызывает к себе указанное лицо» только в том случае, «если оно принадлежит к низшим классам населения, т. е. к числу ремесленников, служителей, рабочих, работниц и т. п.».
В других регламентах интересующий нас момент проводится с некоторыми отступлениями. Так, по медико-полицейским правилам г. Варшавы (§ 10, п. 7), освидетельствованию («ревизии») «должны быть подвергаемы <...> все праздношатающиеся, не имеющие верного способа к жизни женщины моложе 50 лет, хотя бы они были и беременны». Что же касается женщин, которые, «снискивая себе пропитание приличными трудами или службою, вместе с тем проводят жизнь распутно», то они подчиняются надзору, лишь если «по доброй воле пожелают сами подвергаться ревизии» (§ 10, п. 4). Та же черта проявляется ярко и в позднейшей инструкции для смотрителя варшавского полицейского ареста1698 «относительно осмотра половых органов женщин, содержащихся в аресте». Параграф 5 определяет подвергать освидетельствованию, по поручению смотрителя — врачу, «женщин, арестованных за бродяжничество, пьянство, воровство, разврат, найденных спящими на улицах или замеченных в подозрительных местах, работниц или служанок без службы, также (?) состоящих в контроле врачеб-но-полицейского комитета». Предполагая, что под арестом могут оказаться женщины не одного только низшего класса, автор инструкции спешит предупредить о том, что «задержанные женщины среднего класса по делам, не касающимся их дурной нравственности, не осматриваются» (§ 10) и «в исключительных случаях, если будет задержана женщина среднего класса, не подлежащая, согласно инструкции, осмотру, но наводящая подозрение и дающая повод сомневаться в ее здоровье, смотритель (властный сам решать вопрос об осмотре женщин низшего класса!) представляет обер-полицеймейстеру [решение] на его усмотрение» (§ 18). Правда, и в среде, не поднявшейся до уровня среднего класса, «женщины, задержанные за маловажные проступки, не подающие повода подозревать их в дурной нравственности, а также и по наружному виду не вселяющие этого подозрения», также не осматриваются (§8). Но достаточно, кажется, оценить по достоинству административное значение одного лишь условия располагающей наружности, чтобы не упустить из виду различия в положении перед угрозой врачебно-полицейского осмотра женщины низшего и среднего класса...
Устанавливая гарантии для женщин среднего класса на случай, если, оказавшись почему-либо под арестом, они столкнутся с опасностью предоставить свое тело осмотру, варшавские инструкции, однако, отнюдь не ставят розыска проституток среди них задачей сыскной агентуры врачебно-полицейского надзора. Напротив, по силе § 4 «Инструкции» для участковых приставов варшавской полиции относительно наблюдения за проституцией, названный пристав «приказывает доставлять в дни осмотра в участке женщин простого класса, которые хотя и не внесены в списки, но ничем не занимаются, пьянствуют и ведут предосудительный образ жизни». Вместе с тем, старший околоточный надзиратель варшавской полиции, по § 7 особой «Инструкции» относительно наблюдения за проституцией и задерживания подозрительных женщин на улицах, доставляет в участок для осмотра «женщин самого простого класса, проживающих в околотке, кои не имеют занятий, пьянствуют и ведут дурную жизнь». Принадлежность к невладеющим группам общества, как условие сыска и подчинения женщины надзору, остается красною нитью варшавских инструкций: по той же «Инструкции» для старших околоточных надзирателей (§1), женщины, проживающие в околотке, «навлекают на себя подозрение в развратной жизни» тем, что они «не имеют определенных занятий и средств к жизни, живут одни, что квартиры их часто посещаются разными мужчинами, что сами они возвращаются домой поздно или иногда не ночуют дома и что в квартирах их бывает шум или какое-либо сборище». Вместе с тем, по § 4, околоточный надзиратель «в случаях подозрения служанок в дурной нравственности, старается проверить, сколь возможно, справедливость этого и докладывает приставу». По циркулярному предписанию варшавского обер-полицеймейсте-ра от 8 августа 1885 г. за № 71612, участковым приставам предложено обратить строжайшее внимание на этот параграф «Инструкции» «с предварением при этом, что все случаи заболевания венерическою болезнью служанок, которые будут непосредственно доходить до сведения пристава врачебно-полицейского комитета, послужат для обер-полицеймейстера, с одной стороны, доказательством плохой служебной деятельности старших околоточных надзирателей, а с другой — доказательством ненадлежащего за ними надзора участковых приставов...». Помощники пристава Врачебно-полицейского комитета, согласно § 6 данной им «Инструкции», «следят самым осторожным и негласным образом за поведением женщин, состоящих в секретном контроле, а также ничем не занимающихся и не имеющих собственных средств к содержанию себя, и о всякой замеченной в дурном поведении доносят приставу». Вместе с тем, они «строго и постоянно следят за тайными притонами разврата и поведением женской прислуги в кофейнях, бавари-ях, шинках, дистрибуциях1699 и т. п., а также за швеями и занимающимися на различных фабриках, и о всем замеченном докладывают приставу» (§7). Пристав комитета, по данной ему «Инструкции» (§ 27), представляет обер-полицеймейстеру для записания в контроль и снабжения ревизионными книжками «о женщинах, не имеющих никаких занятий и средств к жизни, ведущих разгульную жизнь, часто встречаемых на улицах и в подозрительных местах, а также заболевших сифилисом».
Момент классового разграничения, выясненный нами на правилах варшавского надзора, не менее отчетливо проявляется и в высочайше одобренном проекте учреждения в Кронштадте комиссии для разбора бродячих женщин: «Собственный круг действий комиссии — простой народ; к лицам благородного сословия они могут быть обращены только в случаях ясной и несомненной улики насчет распространения венерической болезни женщинами сказанного сословия...» (§7).
По «Инструкции врачебно-полицейскому надзору в Петербурге и полиции для надзора за бродячими женщинами развратного поведения» (28 июля 1861 г., § 2) «этого рода женщины разделяются на два класса: к первому принадлежат самого низшего разбора женщины, кои большею частью не имеют постоянного пристанища, а бродяжничают по кабакам, харчевням и другим подобным местам и сообщают заразу преимущественно солдатам и простолюдинам; другой же класс составляют женщины, занимающиеся развратом с людьми разных сословий в тайных притонах, содержимых особыми хозяйками, или же живущие на собственных своих квартирах, куда принимают для непотребства посетителей». Облава — общий сбор для осмотра полицейским обходом, наиболее грубая форма привлечения к надзору — рассчитана на женщин «низшего разбора»: «как принадлежащие к низшему разбору, бродячие распутные женщины сосредоточиваются более в питейных домах, харчевнях, портерных лавках и других подобных заведениях, состоящих под ближайшим наблюдением местной полиции, то комитет каждый раз относится к приставу исполнительных дел о сборе в известное время, не менее одного раза в неделю, из сказанных заведений и других мест посредством полицейских чинов и местных участковых смотрителей комитета бродячих непотребных женщин...» (§6).
Проходя, таким образом, красною нитью через ряд местных регламентов, момент классового разграничения строго соблюдается и практикой полиции нравственности. В сводном докладе съезду 1897 г. д-р Штюрмер заявляет, что «в Петербурге и Варшаве <...> есть изрядное число одиночек среднего и высшего разряда». Однако он тотчас замечает, что эти женщины оказались под врачебно-полицейским надзором вовсе не потому, что на их подчинение были направлены особые усилия комитета: «...по крайней мере, в Петербурге почти все они явились в комитет добровольно, желая таким путем обеспечить себя от неприятностей. Многие из этих женщин так скрыто ведут свои дела, что даже агенты комитета не могут выследить, что заставило их подчиниться»1. Это явление, объяснимое в известной степени применением к одиночной проституции Петербурга и Варшавы смягченных форм секретного надзора (без отобрания документов), очевидным характером своей исключительности резко оттеняет руководящие тенденции практики. Для характеристики последних позволим себе обратиться за сведениями прежде всего к инспектору врачебнополицейского комитета в Петербурге, к д-ру А. И. Федорову. В своем «Описании деятельности» названного комитета, представленном в Медицинский департамент к съезду 1897 г., почтенный врач сообщает следующее.