Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 3 — страница 167 из 195

. При этом угроза в отношении профессионального непотребства направляется только против лиц женского пола: хотя составители проекта Уложения и указывают определенно, как на основание данной угрозы, на ст. 226 (ст. 228 по изд. 1832 г.) Устава о предупреждении и пресечении преступлений и на ст. 453 Постановлений о благоустройстве в казенных селениях, однако, ограничив круг ответственных за обращение непотребства в ремесло лиц одними ^женщинами, они этим самым решительно отступают от исторической преемственности с названными законоположениями, рассчитанными как на женщин, так равно и на мужчин1817.

В тех же сороковых годах в России было положено начало организации терпимости позорного промысла при подчинении его полицейскому регламенту.

4 марта 1843 г. министр внутренних дел гр<аф> Л. А. Перовский признал за нужное поручить особому комитету при министерстве изыскание мер борьбы с любострастными болезнями и между прочим составление правил надзора за публичными женщинами. 15 сентября гр<аф> Перовский представляет в Комитет министров записку с указанием на то, что им испрошено минувшего 10 августа высочайшее соизволение на открытие особой временной больницы в С.-Петербурге и на учреждение здесь врачебно-полицейского надзора за женщинами, занимающимися непотребством. «Приступая к исполнению высочайшей воли, — говорилось в этой записке, — я полагал бы... в видах тщательного врачебно-полицейского надзора за женщинами, промышляющими развратом, учредить при Медицинском департаменте особый врачебно-полицейский комитет... Ведению комитета предоставить всех женщин, занимающихся непотребством». Представляя эти предположения, равно как и проект штата женской больницы и врачебно-полицейского комитета на усмотрение Комитента министров, г<раф> Перовский испрашивал разрешение на приведение их в исполнение в виде опыта на два года.

Комитет министров полагал: «Предположения министра внутренних дел, в настоящем представлении изложенные, и проект штата, как временный, привесть в действие в виде опыта на два года, поднеся оный на Высочайшее Его Величества благоусмотрение. По истечении же сего срока штат для означенных комитета и больницы, сообразно с указанием опыта, представить на окончательное утверждение установленным порядком через Государственный Совет».

6 октября 1843 г. положение Комитета министров было высочайше утверждено в том смысле, что предположения министра внутренних дел должны осуществиться «на первый случай в одной столице, впоследствии же, по мере представляющихся к тому удобств, они должны распространиться и на другие местности Империи»1818.

Изучение этой начальной страницы из истории врачебнополицейского надзора за проституцией в России раскрывает тот характерный факт, что введение у нас регламентации позорного промысла еще отнюдь не заключало в себе попытки юридически согласовать обусловленную вновь вводимым режимом терпимость поднадзорной проституции с запретительными нормами уголовно-полицейского законодательства: в высочайше утвержденном положении Комитета министров 6 октября 1843 г. мы не находим решительно никаких указаний на отмену или изменение, ввиду учреждения врачебно-полицейских комитетов для надзора за женщинами, промышляющими развратом, действующих законов о пресечении и репрессии непотребства.

29 мая 1844 г. министром внутренних дел были утверждены к руководству Петербургского врачебно-полицейского комитета особые правила для публичных женщин и даже для содержательниц борделей — правила, исходившие из недвусмысленного признания терпимости поднадзорной проституции1819. Однако и сама высшая администрация, кажется, не верила в закономерность допущения начала терпимости. В подтверждение этой мысли мы сошлемся на следующую мотивировку высочайше утвержденного положения Комитета министров от 4 июля 1844 г.1820. Когда при учреждении врачебно-по-лицейского комитета в Москве было предположено не достававшие на его содержание средства добывать, между прочим, путем установления (адресного) сбора с публичных женщин, Комитет министров признал эту меру неудобной «...в особенности по той причине, что учреждение какого бы то ни было сбора с публичных женщин не согласовалось бы с духом наших узаконений, ибо сие могло бы показаться как бы дозволением со стороны правительства промышлять непотребством, тогда как по законам1821 оно строго воспрещено и преследуется». А так как проектируемый сбор был рассчитан именно на тех публичных женщин, которые были бы внесены в проституци-онные списки комитета и, следовательно, приобретали бы подчинением его надзору терпимость, то оказывается очевидным, что эта «терпимость» даже в глазах самой администрации не встречала должного кредита.

Поучительно, однако, что, добившись учреждения комитетов для врачебно-полицейского надзора за проституциею, гр<аф> Перовский не особенно стесняется тем противоречием, в котором оказывалась комитетская деятельность при переживании законов, остающихся на почве строго-запретительной системы в отношении профессионального непотребства женщин. Наглядным доказательством тому может служить его циркулярное предписание начальникам губерний от 4 декабря 1846 г. Характер этого предписания (его подлинный текст оказался нам, к сожалению, недоступным) уясняется по следующей выдержке из позднейшего циркуляра министра внутренних дел от 30 июля 1861 г. за Nq 97: «...согласно точному смыслу циркулярного предписания Министерства от 4 декабря 1846 г., те только женщины могут быть освобождены от взыскания за разврат, которые не обвиняются судом и не оставлены им в подозрении ни в каком другом проступке или преступлении, кроме промысла развратом, и которые соблюдают в точности все предписанные им врачебно-полицейские правила, не уклоняясь от врачебного освидетельствования и надзора; в противном же случае приговор над ними суда за разврат должен быть приводим в исполнение».

Циркуляр 4 декабря 1846 г., видимо, вызвал такие замешательства на практике, что год спустя гр<аф> Перовский обращается со всеподданнейшим ходатайством о смягчении уголовного закона в отношении к поднадзорным проституткам. На это ходатайство, как нам известно по случайному знакомству с подлинными документами, последовало высочайшее соизволение: допускалось уменьшение виновным следуемых наказаний за непотребство, если они принадлежали к числу лиц, подчинявшихся врачебно-полицейскому надзору; для окончательного же выяснения вопроса о соответствующем изменении уголовного закона министру внутренних дел предлагалось войти в соглашение с министром юстиции.

На последовавший затем запрос Министерства внутренних дел министр юстиции гр<аф> Панин ответил в том смысле, что он в принципе ничего не имеет против предполагаемого изменения. Однако при рассмотрении судом, наряду с делом о непотребстве, дела о каком-либо совокупном преступлении того же лица вопрос об отмене наказания за непотребство должен, по мнению министра юстиции, разрешаться не раньше как после окончательного разбора совокупных дел в порядке ревизии.

Гр<аф> Перовский соглашается с этою точкою зрения. 8 марта 1848 г. имеет место всеподданнейшее ходатайство обоих министров об освобождении поднадзорных проституток от наказаний и взысканий за непотребство, раз они не повинны ни в каком другом преступлении. Как видно из доклада министров, имелось в виду освобождать проституток от наказаний, назначаемых судебными приговорами, таким путем, чтобы отмена наказания происходила по соглашению министров внутренних дел и юстиции, представляющих свои распоряжения по сему предмету губернским и уездным полицейским управлениям. Николай I ответил на это ходатайство министров согласием.

Впоследствии, как это видно из объяснительной записки к проекту Устава о взысканиях за проступки, подведомые мировым судьям, [от] 15 мая 1865 г., высочайше утвержденным

6 апреля 1853 г., однако не обнародованным, мнением Государственного Совета было постановлено: «Публичные женщины, состоящие под врачебно-полицейским надзором... не подвергаются определенному, собственно за непотребство, наказанию даже и в тех случаях, когда они привлекаются к суду во второй, третий и следующие разы, если только они не изобличаются ни в каком другом преступлении; в тех же случаях, когда означенные женщины будут изобличены в совершении другого какого-либо, кроме непотребства, преступления, они подвергаются наказанию и за это преступление, и за разврат по установленным в законе правилам о совокупности преступлений»1822.

По сообщению Н. А. Неклюдова, на практике вопрос об ответственности поднадзорных проституток разрешался при этих условиях следующим образом: «низшие инстанции присуждали женщин за непотребство к определенному в ст. 1342 (Улож<ение> [о наказаниях...] изд. 1857 г.1823; ст. 1287 изд. 1845 г.1824) наказанию; губернатор же обыкновенно не утверждал этих приговоров и ходатайствовал перед министром внутренних дел

об освобождении осужденных от наказания; министр внутренних дел всегда удовлетворял такому ходатайству»1825.

То обстоятельство, что Уложение о наказаниях продолжало угрожать карою за обращение женщиною непотребства в ремесло, между тем как «непотребство в виде ремесла было не только терпимо правительством, но даже распоряжениями его, хотя и негласными, дозволено под условием лишь соблюдения известных правил», обратило на себя внимание составителей проекта Устава о взысканиях за проступки, подвёдомые мировым судьям. «Такой порядок едва ли согласен с достоинством закона, который ни в каком случае не может наказывать за то, что им же самим разрешается». Однако и совершенное молчание закона о непотребстве, по мнению составителей Устава, также «нельзя признать полезным». «Если, с одной стороны, не подлежит сомнению, что закон не должен требовать не