<...>, то к допустимости такого ограничения следует отнестись с особой осмотрительностью. Положим, согласно нашей исходной точке зрения на задачи защиты женщины от воздействий, вызывающих ее к проституции, мы не имеем основания требовать кары посредника, влиянию которого женщина подчиняется совершенно непринужденно. Но в то же время мы опасаемся, как бы с ограничением области наказуемого торга условием принуждения интересующие нас ближайшим образом случаи посреднического злоупотребления экономическим положением женщины, при известном толковании понятия принуждения, не остались совсем за пределами пресечения и репрессии. Когда состав угрозы, направленной против вербовки, ограничивается условием учинения деяния «посредством обмана, насилия, угроз, злоупотребления властью или всякого иного принуждения» <...> — признак «принуждения» легко может быть истолкован ограничительно в смысле активного, деятельного воздействия посредника на волю потерпевшей: эксплуатация, поскольку она осуществляется пассивным использованием состояния нужды и крайности, под понятие принуждения в таком случае не подойдет1891.
При таких условиях, раз законодатель уклоняется от определенного упоминания об эксплуатации как средстве наказуемого вербования женщины в сексуальных целях, следует предпочесть ту широкую постановку состава этого деяния, при которой оно карается независимо от характера средств, использованных посредником.
Более того, с точки зрения процессуальных интересов эту широкую постановку состава изучаемых деяний следует предпочесть даже и той конструкции, при которой состав торга женщинами ограничивается явственным указанием на эксплуатацию, как на способ завербования женщины зухером для проституции или вовлечения ее проксенетом в проституцию. Пусть злоупотребление нуждою, крайностью в положении женщины составляет самый обычный способ ее вербования и вовлечения в проституцию — необходимость установления момента эксплуатации или иного способа принуждения в каждом конкретном случае торга все же означает весьма значительное осложнение задач полиции и суда. При тех затруднениях, с которыми на практике связано дело обнаружения и уличения зухеров и проксенетов, и при отсутствии достойных уважения интересов, которые рисковали бы пострадать от наказуемости вербовки, осуществляемой посредником без употребления каких-либо способов принуждения в отношении вовлекаемой в проституцию женщины, вполне целесообразно, по процессуальным соображениям, обсуждать момент эксплуатации как законное предположение угрозы (praesumptio juris et de jure), не подлежащее доказыванию в каждом отдельном случае вербования или вовлечения в проституцию1892.
Эти соображения и выводы распространяются, конечно, и на удерживание женщины в состоянии проституции.
Далее, как отнестись к введению в состав деяний, обнимающих торг женщинами, признака корыстной цели (ср. <...> наше Уложение 1903 г. и т. д.) и признака привычки (ср., напр., романские кодексы в правилах о склонении несовершеннолетних к разврату) ?
Ввиду того, что посредник сексуального рынка, злоупотребляющий экономическим положением женщины, по обыкновению преследует не что иное, как цель обогащения, наживы, ограничение состава вербования моментом корысти, на наш взгляд, существенно не противоречит интересам защиты женщины.
Совершенно иначе мы смотрим на введение в состав вербования момента привычки: какое бы решающее значение не имел признак привычки для определения характера и меры ответственности посредника, сама запрещенность деяния не должна оказываться в зависимости от наличности или отсутствия этого признака, а тем более от доказанности или недоказанности последнего в действиях зухера (ср. новый невшатель-ский кодекс 1891 г., выбросивший признак привычки из состава «возбуждения к разврату»).
Изучение целесообразной постановки угрозы против торга женщинами выдвигает, наконец, вопрос о том, следует ли карать вербование и вовлечение посредником женщины не только в проституцию <...>, но и в «непотребство» и вообще в половые отношения? С точки зрения интересов защиты женщины этот вопрос решается совершенно определенно: чем всестороннее ограждается женщина от эксплуатации, тем лучше. Сомнение может возникнуть лишь о допустимости презумировать (т. е. предполагать. — Ред.) эксплуатацию в случаях вовлечения женщины и не в проституцию? Принимая во внимание интересы сексуальной свободы, мы считаем возможным предполагать эксплуатацию в случаях вербования женщины для половых отношений, не носящих характера корыстной сделки между участниками последних, лишь постольку, поскольку посредник сам обсуждает вербуемую или вовлекаемую в эти отношения женщину, как товар, предназначаемый для продажи участнику названных отношений. Это — случаи, когда посредник, не предпринимая действий, направленных к тому, чтобы женщина сознательно продавала себя, сам ее проституирует — обращает на рынок, как товар, ее тело.
Несовершеннолетие жертвы, факт отправки ее в чужие края и привычный характер деятельности виновного следует обсуждать при вербовании, вовлечении и удерживании женщины в состоянии проституции как квалифицирующие обстоятельства. Возведение в такое обстоятельство признака непорочности жертвы мы не считаем уместным ввиду того, что установление или оспаривание этого признака в конкретных случаях оказалось бы по необходимости связанным с совершенно нежелательным вторжением в интимную жизнь потерпевшей.
Устанавливая карательную угрозу в отношении позорного торга, следует вместе с тем озаботиться и надлежащей организацией надзора за вербовщиками «живого товара». Этот надзор не должен ограничиваться областью одной только международной торговли: наблюдение и меры пресечения должны с одинаковой энергией распространяться как на случаи вербовки женщин для занятия проституцией за границею, так равно и на случаи завербования женщин для проституирования у себя на родине. Соответственно этому, надзор, организуемый в видах предотвращения и пресечения торга женщинами, должен, наряду с агентствами, занимающимися приисканием мест за границею, <...> захватить и все те разнообразные конторы, которые выполняют посредническую функцию для труда на внутреннем рынке1893.
Полицейские меры, устанавливаемые в видах предупреждения позорного торга, не должны, во всяком случае, идти настолько далеко, чтобы посягать на свободу передвижения и вообще на свободу распоряжения своею личностью самой женщины. <...> При оценке означенных мер следует неуклонно иметь в виду, что они должны ложиться своею тяжестью на посредника, толкающего женщину к проституции, а отнюдь не на несчастную жертву этого позорного посредничества.
Зато следует приветствовать каждую попечительную меру, начиная с простого осведомления и предупреждения, которая предназначена к тому, чтобы оградить женщину от воздействий торговца живым товаром. Особенно целесообразно предоставление женщине, подпавшей под влияние такого торговца, материальной возможности вернуться на родину — и притом не только из-за границы (ср. международное соглашение
18 мая 1904 г.), но и вообще из чужой местности, куда она была увлечена происками посредника из своего обычного места жительства.
2. Переходим к пересмотру мер против притонодержатель-ства в целях проституции.
Ввиду того, что для содержания притона злоупотребление экономическим и социальным положением женщины со стороны притонодержателя так же характерно, как и для торга женщинами, безусловное подавление притонов, содержимых для целей проституции, столь же необходимо, как и меры в отношении позорной торговли.
Допущение притонов разврата неизбежно дискредитирует правовые нормы, рассчитанные на пресечение и подавление позорного торга. Для удовлетворения спроса потребителей содержателю притона необходимо добывать, непосредственно или через посредников, «свежий товар» и удерживать втянутые в проституцию жертвы до тех пор, пока они, исковерканные нечеловеческою жизнью, не будут им перепроданы в притоны более низкого пошиба или за негодностью выброшены совсем на улицу. Притон разврата вызывает и прикрывает позорный торг женщинами.
Состав содержания притона для проституции в достаточной степени определяется признаками маклерства и доставления помещения: этот состав, другими словами, налицо, если, доставив помещение женщине, притонодержатель вместе с тем сближает, сводит последнюю для целей проституции с мужчинами.
Для реакции против притонодержательства с интересующей нас точки зрения защиты женщины от эксплуатации безразлично, имеем ли мы дело с публичным притоном или с притоном, доступным только для избранных, а также, живет ли проститутка в притоне постоянно или является туда только для свиданий с клиентами; не имеет значения, далее, и то обстоятельство, многих ли женщин эксплуатирует содержатель притона или только одну. Не существенно также, находится ли женщина в формальной зависимости от притонодержателя, будучи нанята для целей проституции, или состоит в притоне «свободной квартиранткой». Меры против содержания притона должны распространяться и на те случаи, когда женщина эксплуатируется посредником как проститутка под видом использования ее в каком-либо другом качестве (в качестве прислуги, работницы, актрисы и т. п.)1894.
Наконец, преследование притонодержательства отнюдь не должно останавливаться у порога поднадзорного притона. Терпимость, выношенная в условиях развития реакции против сводничества на почве запретительной системы, совершенно несовместима с задачами пресечения и репрессии посредничества в целях проституции: подчиняется или нет женщина требованиям врачебно-полицейского регламента, это нимало не изменяет тех черт в характере притонодержательства, которые нетерпимы с точки зрения интересов защиты женщины от эксплуатации в целях разврата. Использование в своекорыстных видах экономического и социального положения женщины в качестве проститутки составляет ближайшую задачу действий содержателя и дома терпимости, и тайного притона; поэтому «дом терпимости» должен так же подлежать упразднению, как и тайный притон.