елости, в интимные отношения утрачивает уже свой raison d’etre1940.
Пересматривая угрозы против обманного обольщения и против посягательств на духовно незрелые существа, попутно следует коснуться вносимых впервые швейцарскими проектами 1894 — 1895 гг. и 1903 г.1941 и цюрихской новеллой 1897 г. составов полового злоупотребления неопытностью и доверием несовершеннолетней девушки. Мы относимся к этим составам отрицательно, полагая, что использование неопытности и доверия еще не заключает в себе явственных признаков такого воздействия, которое, по общему правилу, исключало бы свободное волеопределение неопытной и доверчивой женщины. Признавая девушку, достигшую брачного возраста, настолько духовно зрелою, чтобы, связав себя с мужчиною физиологическими и нравственными узами, распорядиться всей своею будущностью, мы оказались бы в решительном противоречии с этим взглядом на женщину, если бы для безнаказанного вступления с нею в сношения мужчины стали требовать предварительного приобретения ею еще особой жизненной опытности. Сексуальная свобода для девушки, достигшей такого возраста, в котором она правомочна вступить в брак, была бы сведена угрозой против злоупотребления неопытностью к нулю: ведь каждая девушка, впервые вступающая в интимные отношения, должна быть почитаема неопытной в означенных отношениях! То же следует сказать и о злоупотреблении доверием. Всякий раз, когда девица позволяет мужчине известную близость, она уже тем самым проявляет доверие к нему: связывать использование этого доверия с карательной угрозой, это значило бы прикровенно воспрещать сношения с девушкой в таком возрасте, в каком ей явно уже предоставлено свободно располагать своим телом1942.
3. Совершенно иначе относимся мы к вырабатывающимся в тех же проектах общешвейцарского уголовного уложения и в цюрихской новелле 1897 г. карательным угрозам против злоупотребления состоянием нужды или зависимости лиц женского пола. Использование состояния нужды, крайности, связывающей железными путами свободное самоопределение человеческого существа, вынуждающей неимущую женщину продавать себя из-за куска насущного хлеба, не должно оставаться безнаказанным. Уголовная ответственность мужчины, злоупотребляющего для своего полового удовлетворения черной нуждой обездоленной женщины, — это элементарное требование ее защиты, законодательной охраны ее сексуальной свободы, требование, от исполнения которого правообразующие органы современного государства не могут уклониться, если они хоть сколько-нибудь последовательно считаются с возлагаемою на них историческим ходом событий заботой о слабых.
Швейцарские проекты большой комиссии экспертов 1896 г. и малой — 1903 г. вполне основательно избегают ограничения состава злоупотребления экономическим положением женщины условием несовершеннолетия потерпевшей: нужда не щадит, как известно, никакого возраста; она в состоянии сделать беспомощной и совершеннолетнюю женщину. Уклоняясь от ограничения состава по возрасту жертвы, названные швейцарские проекты допускают, однако, его сужение по свойству действия: инкриминируя вовлечение женщины в половой акт, они оставляют безнаказанность мужчине в случаях склонения женщины к любострастным действиям посредством злоупотребления состоянием ее крайности. Считая вынуждение женщины к совершению или перенесению любострастных действий не менее тяжким и даже более гнусным посягательством (ср. минетирование1943) на ее половую свободу, нежели вовлечение ее в нормальное совокупление, мы находим подобный компромисс недопустимым. <...>
Для того, чтобы действие уголовной репрессии в случаях личной эксплуатации на почве разврата было более надежным, более достигающим цели, карательные угрозы против злоупотребления нуждою не должны исчерпываться одним только рассмотренным правилом швейцарских проектов и цюрихской новеллы.
Для пресечения и подавления торговли женщинами мы считаем совершенно излишним введение в состав преступного деяния момента эксплуатации или иного способа принуждения, обусловливающего неправомерность деяния. Признавая названный момент характерным для позорного торга, мы не находим уместным осложнять задачи полиции и суда по обнаружению и уличению зухеров и проксенетов необходимостью устанавливать факт эксплуатации или иного способа принуждения в каждом конкретном случае.
Для купли женского тела использование состояния нужды и беспомощности женщины является столь же характерным моментом, как и для торга женщинами. Признавая определяющее значение экономического фактора в этиологии проституции, мы должны согласиться с этим суждением, как бы резко ни расходилось оно с влиятельными течениями мужской морали. В каждом случае жизни, где экономическое и социальное положение является причиной, вынуждающей женщину проституировать, мужчина, покупая ее тело, уже этим самым принимает участие в ее эксплуатации на почве разврата.
А если это так, то мы должны последовательно допустить для случаев, когда мужчина пользуется услугами женщины как проститутки, такую же широкую конструкцию преступного деяния, как и для торга женщинами.
Возведение позорной купли сексуальных услуг в преступное деяние и уголовное преследование потребителей проституции является настоятельным требованием рациональной борьбы с последней. Исследуя роль личного воздействия в проституировании женщины, мы имели случай отметить то глубокое значение, которое акт личного воздействия потребителя имеет в этиологии проституции, хотя бы означенный акт выражался простой уплатой вознаграждения за оказанные плотские услуги...
Наказание за личное использование женщины как проститутки составит необходимое дополнение мер борьбы с посредничеством в области разврата. Как нам известно, потребитель, оплачивая прямо или косвенно и содержателя притона, и маклера, и торговца-зухера, вербующего женщин, является, благодаря власти денег, той главной и необходимой пружиной, которая приводит в движение всю систему посредничества. Зу-хер, притонодержатель и маклер — это, по существу отношений, вспомогательные орудия, помощники потребителя в деле вербования, вовлечения и удерживания женщины в состоянии проституции. Воспретив под страхом суровых наказаний посредничество в целях разврата, нельзя, не оскорбляя правового чувства, предоставить потребителю безнаказанно пользоваться плодами преступного посредничества. Политика, щедрая на карательные угрозы против сводников и безмолвная перед самим потребителем, рисковала бы оказаться недопустимой политикой двойственности и лицемерия. Точно так же нельзя, не возбуждая соблазна, совместить наказуемость посреднической эксплуатации и со свободой невозбранно проституировать женщину самолично — без посредников: иначе пришлось бы гарантировать каждому зухеру и проксенету, завлек-
881
29 А се грехи злые, смертные Кп '
шему женщину в проституцию, безнаказанность, раз только он вербует и использует жертву для удовлетворения своей собственной половой потребности.
Предлагая для покупщиков женского тела карательную угрозу, которая уравняла бы их в ответственности за проституирование женщины со сводниками, мы не обольщаем себя надеждой на скорое осуществление подобной угрозы: от преувеличенных ожиданий нас ограждает исторический опыт запретительной системы, беспощадной в отношении к павшей женщине и до бессилия мягкой перед ступратором. Против уравнения потребителей с посредниками в ответственности за проституирование женщины вряд ли может быть выдвинуто какое-либо другое возражение, кроме пресловутой ссылки на безудержную «страсть», якобы извиняющую мужчину в его позорном обращении к услугам торгующих телом. Значения научного аргумента эта ссылка, конечно, не имеет: когда известная сдержка половой потребности, свойственной индивидам обоего пола, доступна и по кодексу мужской морали обязательна для «слабого пола», — мужчина, расписавшись в своем нравственном к этой сдержке бессилии, доходящем до оправдания эксплуатации слабейших из слабых, этим самым невольно признался бы в своей неспособности духовно подняться от зверя до человека. Уважая свое человеческое достоинство, мужчина не может серьезно ссылаться на животную необузданность своей натуры. Но мы не смеем скрыть от себя опасения, что, пока созидание права остается под исключительным влиянием представителей одного только мужского пола, животные инстинкты, таящиеся под амальгамой1944 этического и правового чувств, в состоянии проявить себя — и победить — не силой логически обоснованного аргумента, но... насмешкой, игривым намеком или простым умолчанием. А потому, хотя требование карательной угрозы против потребителей проституции является логическим следствием познания причинности проституции, хотя отсутствие этой угрозы в корне подрывает смысл и значение мер против посредничества в целях разврата, ее начертание на скрижалях законодательства останется проблематичным до тех пор, пока творчество права, ограждающего интересы женщины как таковой, не будет изъято из полновластия мужчины.
Если бы возведение в преступное деяние купли женского тела оказалось слишком радикальной ломкой укоренившихся традиций в области разврата, следовало бы признать проституирование женщины для собственного полового удовлетворения виновного наказуемым, по крайней мере, в следующих двух категориях случаев.
С одной стороны, преступным деянием должно быть признано вовлечение женщины в проституцию для удовлетворения собственной похоти. Наказание потребителя, который, самолично вовлекая в сделку честную девушку, принимает на себя, таким образом, в отношении к ней постыднейшую функцию проксенета, вряд ли нуждается в ближайшем обосновании.
С другой стороны, карательная угроза должна быть выдвинута против лица, которое с целью удовлетворения собственной похоти вызвало наказуемые действия сводника