ому князю обратиться за разрешением к восточным патриархам, надеясь, что, может быть, они, во внимание к могущественному русскому государю, отнесутся снисходительно к его просьбе. Совет вполне естественный и последовательный. Великий князь действительно обращался с просьбою о разрешении и к патриархам, и на афонские монастыри, но, однако, как в том, так и в другом случае получил решительные отказы. Тогда митрополит Даниил, несмотря на неблагословение восточных патриархов, допустил развод вопреки ясному учению Евангелия и всем церковным правилам... Развод великого князя, дозволенный митрополитом, еще больше возбудил неудовольствие в русском обществе. Он произвел впечатление на всё современное русское общество. Многие видели в нем преступление. Даже один из летописцев назвал второй брак князя прелюбодеянием. Но особенно против несправедливых действий князя и митрополита восстала партия заволжских старцев, всегда более строгих и правдивых в отношении нравственности. Развод и новый брак великого князя осуждали Вассиан Косой, Максим Грек, Симеон Курбский и др. Особенно решительно высказывался в этом случае Вассиан, который называл великого князя прелюбодеем»293. Ввиду этого, слова Олеария надо понимать в другом смысле: разводы и пострижения вследствие неплодия были так часты, что иностранец эту частую практику принял за закон.
Тот же Олеарий указывает еще и на другие мотивы насильственного пострижения: «Если частный человек заметит, что жена не верна ему, и может это доказать, то она также постригается в монастырь, причем часто муж действует более по произволу своему, нежели по справедливости. Так иногда если по одному только подозрению или по другим каким ничтожным причинам муж возненавидит свою жену, то он подкупает двух бедняков негодяев и идет с ними к судье обвинять и доказывать на жену, что она застигнута ими в том или в другом нечестном деле или в любодеянии, и дело доводится до того, особенно если помогают тут деньги, что добрую женщину, прежде чем она догадается в чем дело, одевают в монашеское платье и заключают в монастырь, где ей и придется провести остальные дни своей жизни»294.
Наконец, как мы видели, болезнь супруга считалась по преимуществу уважительным поводом для пострижения больного супруга в монастырь с целью дать возможность здоровому вступить в новый брак.
Но еще чаще дело обходилось, кажется, без всяких мотивов. Муж старался просто избыть нелюбимую жену и для достижения этой цели не брезговал никакими средствами. Так, об одном из таких мужей в делах одного из московских приказов сохранилось следующее сведение: «Жена жаловалась, что муж, избываючи ее, избивал и мучивал, в подполы и в коник295, крапивы настлавши, сажал. <...> Всё это делалось для того, чтобы постричь ее неволею, чего и достиг муж»296. О подобном же средстве с целью добиться пострижения рассказывает и Г. К. Котошихин. Муж, задумавший постричь жену, если она «по доброй воле» не выполнит его желания, «бьет и мучит ее всячески», пока она сама не пострижется297.
Как часто практиковалось это принудительное пострижение жены, показывает цитированная уже нами поручная запись, в которой три поручителя ручаются пред кредитором в том, что должник выполнит договор вместе со своею женою, согласно условию, и что ему, должнику, «той своей жены не замучить, не убить и не постричь без властелина ведома»298. Таким образом, составляется целый юридический акт о том, что муж не имеет права на пострижение жены, — акт, в котором обязательство не постригать имеет характер как бы уступки частного права, и заметим, что всё это происходило в сравнительно позднее время — под конец XVII в. Всё это показывает, как нередки были случаи насильственных пострижений.
Но чтобы иметь более верное представление о распространенности в древнерусском обществе насильственных пострижений с целью расторжения брака, надо считаться еще со следующим важным фактом. Хотя, согласно постановлению Восточной Церкви, пострижение составляло компетенцию игумена, и притом (к тому же. — Ред.) если он был иеромонахом299, и хотя далее посвящение должно было иметь место в монастыре, но в древнерусской практике эти правила зачастую не применялись, как показывают многочисленные свидетельства от тех времен. Так, Фотий в грамоте в Псков угрожает черницам, постригающим жен от мужей без игуменов, заточением «в монастыри, в храмине или в яме»300. Так, Питирим, митрополит Новгородский и Великолуцкий, в грамоте в Иверский монастырь (1668 г.) велит лишать священства «черных попов постригающих»301. Еще меньше соблюдалось предписанное правилами место пострижения. Постригали везде, где представлялась возможность: в частных домах302, в пустой избе303 и вообще вне монастыря304 или же и в монастыре, но не в храме305.
Судя по двум разводным, сохранившимся в «Актах юридических...», при нормальных пострижениях водилось обыкновение, что пострижению предшествовала запись, составляемая при родственниках и свидетелях306. Московский Собор 1666 — 1667 гг. так описывает порядок пострижения: «А мирских людей, мужей и жен, желающих прияти монашеский образ, в до-мех отнюдь не постригати, постригати же таковыя в монастыре со свидетелем при искушении многим временем во всяких монастырских работах; а без искушения монастырские страдь-бы307 и в монастырех не постригати»308.
Но постановление это, равно как и другие свидетельства, показывает, что жизнь была далека от исполнения этих правил. Стригли нередко вне монастыря, без присутствия родственников и вообще без свидетелей309, причем обряд пострижения в подобных случаях часто сопровождался самым грубым насилием, примеры которого мы уже отчасти приводили. Приведем еще два. Вот как описывает С. Гербериггейн пострижение Со-ломонии, супруги великого князя Василия Ивановича: «Огорчаясь бесплодием супруги, он заключил ее в один монастырь в Суздальском княжестве (1526 г.). Она плакала и кричала, когда митрополит в монастыре резал ей волосы, а когда он подал ей кукуль, она не допускала его на себя надеть и, бросив его на землю, топтала ногами. Иоанн Шигона, один из первостепенных советников, негодуя на этот поступок, не только сильно бранил ее, но ударил плетью, прибавив: “Смеешь ли ты противиться воле государя и медлить исполнением его приказаний?” Когда Соломония спросила, по какому праву он ее бьет, он отвечал: “По приказанию государя”. Тогда с растерзанным сердцем она объявила пред всеми, что надевает монашеское платье не по желанию, а по принуждению и призывала Бога в мстители за такую несправедливость»310. А вот как постригали раскольники своих жен: «Крестьянина Омельки Михайлова Овчинникова жена Степанидка, Лукьянова дочь, в допросе сказала: “Муж-де ее Омёлька взял-де ее из дому своего силою и с детьми и связал, и посадил в сани, и свез на заимку к Па-хомку Решетникову в нынешнее воскресенье, и тут-де ее в избе связали и постригли-де ее, Степанидку, силно’V.
Конечно, указанные сейчас случаи представляют собою нарушение принятых правил и обычаев пострижения. Но не надо, впрочем, думать, что изложенные выше постановления оставались неизменными во весь рассматриваемый период. Общекультурные причины развития не проходили бесследно (по крайней мере, относительно высших классов) и что касается пострижения как повода к разводу. И прежде всего выработалось ограничение для оставшегося в миру супруга относительно заключения нового брака. Вначале такой супруг имел несомненное право вступить в новый брак311. Но впоследствии устанавливается запрет брака для непостригшегося супруга. Затем ограничение идет дальше: само пострижение начинает воспрещаться от живых жен или от живых мужей, причем сначала, кажется, обращалось внимание на возраст супругов и на семейное положение их, т. е. запрещалось пострижение без согласия родителей, в молодых летах и имеющих непристроенных детей312. Впрочем, судя по тому, что подобные же запрещения встречаются, как увидим ниже, и в следующем периоде, надо прийти к заключению, что они плохо исполнялись.
Кроме этого ограничения, существовало еще, кажется, и другое, впрочем, по-видимому, для одних лишь бояр. Так, в 1673 г. била челом Алексею Михайловичу вдова Авдотья Федоровская, жена Иванова сына Погожева, на зятя своего стольника Льва Иванова Салтыкова, «что он, Лев, дочь ее, а свою жену, постриг, не бив челом Великому Государю», за что Лев был посажен в тюрьму «до указу»313.
Но всё сказанное доселе о пострижении в монашество как поводе к разводу не даст еще достаточного представления о степени распространенности этого повода, если мы не примем в расчет один из могущественных факторов древнерусской культуры. Мы разумеем влияние Византии. Известно, что влияние это испытывала в особенности русская семья и в ней, по преимуществу, женщина. Конечно, не все слои общества в равной мере подпали воздействию принесенных к нам византийских идей; но несомненно, что ни один слой не остался вполне чужд этого воздействия. Мы не станем воспроизводить здесь подробно воззрений наших византийствовавших и ови-зантиевшихся книжников на женщину и на брачную жизнь — они достаточно обследованы в нашей литературе. Для нашей цели будет достаточно лишь напомнить в немногих словах об этих воззрениях.