и лица могли заключать брак другим способом, например, посредством формального брачного договора, как это и установлено было относительно лиц высших сословий. Лица низших классов (поселяне, низшие военные
Параллельно с невенчанными браками практиковалось многобрачие, т. е. многократно повторявшиеся браки один за другим — четвертые браки заключались часто534. Но бывали браки пятые, шестые и до десятого535. Причем заметим, что уже на вторые браки Церковь смотрела неодобрительно, а третьи иногда даже воспрещались536.
Это нарушение церковных правил происходило благодаря содействию низшего духовенства, нравственный и умственный уровень которого был невысок537. Духовенство это, не стесняясь каноническими правилами, венчало «и в роду и в племени» (т. е. в воспрещенных степенях родства) жен при жизни мужей и наоборот538. Так поступали священники, легально поставленные.
Еще менее, надо думать, стеснялись в своих действиях самозванные — не ставленные — и беглые попы, каких было немало в старой Руси539.
Параллельно со всем этим среди народа жили еще старо-русские привычки многоженства и наложничества — и замечательно, что эти привычки сохранялись не только в начале рассматриваемого периода, но и в конце, и даже пережили старую Русь540.
После сказанного естественно поставить вопрос, легко ли было к русской жизни прививаться каноническим постановлениям нашей Церкви о разводе и канонизованным греческим законам, рассчитанным на более сдержанные нравы и на просветленные уже христианством умы. Надо думать, что угол отклонения от всех этих постановлений и правил был немалый. Не надо забывать при этом, что, при всем желании cq стороны духовенства контролировать брачные дела, выполнить это желание было не под силу как по самому свойству этих дел, так и по слабости всех тогдашних официальных органов.
Переходим к рассмотрению влияния на бракоразводное право другого фактора — строя древнерусской семьи. В этом строе решительное влияние на прочность брака имела власть отца семейства и власть мужа. Остановимся сначала на первой.
Отец семейства в Древней Руси располагал, несомненно, громадною властью по отношению к домочадцам — это свойство всякой патриархальной семьи. У нас эта власть деятельно поддерживалась как старой языческой религией, так и новой христианской, а эта последняя черпала свою мораль как из книг Ветхого Завета, так и из учений византийских книжников — оба источника необыкновенно высоко ставящие родительский авторитет541. Можно спорить о крайних пределах этой власти — о праве на саму жизнь детей, но если она и не достигала до этого предельного пункта, то, во всяком случае, принимая во внимание, что родители располагали легально свободою детей, что за одно принесение жалобы детьми на родителей Уложение велит бить первых кнутом, что даже за лишение жизни детей назначалось наказание, имевшее больше характер кары за грех, чем за преступление (по Уложению Алексея Михайловича, год тюрьмы и церковное покаяние)2, надо согласиться, что влияние родителей и, главным образом, отца семейства на заключение браков детьми не могло не быть существенным. Быть может, это влияние не всегда было равномерным и, по-видимому, в начале нашей истории оно было слабее, чем позже, но тем не менее оно было постоянно действующей силой. Сохранилось множество свидетельств, показывающих, что при заключении браков деятельная роль почти исключительно доставалась на долю родителей или родных брачащихся, а не самих брачащихся.
Так было не только тогда, когда браки заключались между малолетними, что не было редкостью542, но и тогда, когда вступали в брак совершеннолетние. Субъектами брачного договора являлись родители, а жених и невеста — объектом. Замечательно, что в древнерусском чине венчания нет указаний на необходимость осведомляться о непринужденном согласии на брак вступающих в него543. Насколько в старину браки были результатом воли родителей и насколько — воли детей, показывает известное свидетельство Г. К. Котошихи-на. Согласно этому свидетельству, инициатива брака принадлежит родителям. Желающий женить своего сына или родственника посылает свата или сваху к родителям невесты; эти последние дают ответ, подумав между собою и с родичами, а «дочери о том не скажут и не ведает до замужества своего». От жениха, правда, не скрывали, что его женят, но знакомство с невестой ему позволялось только чрез представителя — чрез смотрильщицу, причем представительству придавалось своеобразное действие, не гарантировавшее представляемого от обмана. А именно: если заходил спор о том, что выдана замуж не та невеста, которая значится в брачном договоре (зарядных записях), и если по обыску оказывалось, что, напротив, выдана та самая, то брак оставался в силе, хотя бы на смотринах одно лицо было показываемо за другое, что и случалось: показывали вместо больной здоровую, вместо дочери — служанку, и т. п.544. Положение женихов и невест при подобном способе заключения брака было тем фатальнее, что договор о браке облекался в акт с назначением срока и неустойки на случай невыполнения договора, причем неустойка доходила иногда до крупной цифры — 5 и 10 тыс. руб. с прямой целью отклонить всякую попытку нарушить договор.
Какова судьба могла быть таких браков — понятно. Котошихин говорит, что мужья старались отделаться от таких жен, насильно постригая их в монастырь. Духовные власти, которые ведали все дела семейные, принимали меры против этой профанации христианского брака. Еще в Уставе Ярослава находим постановление: «Если девка не захочет идти замуж, а отец и мать отдадут ее насильно, а она что сделала с собою — то отец и мать в ответе перед епископом» (ст. 21). Собор 1667 г. в числе дел, подведомственных Патриаршему приказу, указывает и дела о насилии родителей над детьми и господ над рабами1. (Очевидно, что и последние играли не последнюю роль в браках по принуждению.)
Но если даже при заключении браков всё велось честно, без обмана и без принуждения, трудно предположить, чтобы такие супружества наугад, где невеста должна полюбиться жениху по «словам» свахи или по росписи приданого, были достаточно прочны. Те частые «пущания» жен и те обычные насильные пострижения их, которыми так богата была старая Русь, находились в несомненной связи с этой системой заключения браков. Те же последствия должны были иметь и браки между малолетними.
Переходим к влиянию на разводы жужней власти. Мы уже касались этого вопроса. Сделаем еще несколько дополнительных замечаний к сказанному. Власть эта и по характеру, и по объему весьма напоминает отцовскую власть. И здесь может быть сомнение только относительно самого крайнего проявления этой власти — относительно права мужа на жизнь жены. Во всяком случае, как мы видели, закон и обычай народный относился снисходительно к женоубийце. Но если не жизнь, то свобода жены находилась в руках мужа: жены в древнее время шли к победителю вместе с прочим имуществом545. Бывали случаи продажи жен546, временной уступки и заклада (о чем было говорено выше).
Но самое неоспоримое право мужа было наказывать или, по-тогдашнему, «учить» жену. Уже при самом заключении брака символически напоминалось об этом праве мужа, и таким символом была плеть547. Этим символом мужья пользовались довольно часто и в действительности. «Обращение мужьев с женами было таково: по обыкновению, у мужа висела плеть, исключительно назначенная для жены и называемая “дурак”; за ничтожную вину муж таскал жену за волосы, раздевал донага, привязывал веревками и сек “дураком” до крови. Это называлось “учить жену”; у иных мужьев вместо плети играли ту же роль розги, и жену секли, как маленького ребенка, а у других, напротив, дубина — и жену били, как скотину. Такого рода обращение не только не казалось предосудительным, но еще вменялось мужу в нравственную обязанность548.
Мы говорили о целом кодексе битья по «Домострою» — кодексе, где всё дышит какой-то благодушной жестокостью, если можно так выразиться. Иностранцы, посещавшие Россию, поражались этими атрибутами власти мужа и утверждали, что русская женщина того времени не только мирилась с таким обращением мужа, но даже считала ненормальным обращение человечное549. Конечно, это преувеличение. Во всяком случае, истязание мужьями жен было делом обыкновенным550. Каков был авторитет мужа с точки зрения закона, наглядно показывает та страшная казнь, которая полагалась жене за убийство мужа — закапывание живой в землю551. После всего этого легко понять, как трудно было жене устоять против желания мужа расторгнуть неприятный для него брак. Все власти были на его стороне — родственники, Церковь и светское правительство; все поддерживали его «учительский» авторитет, а прикрывшись этим авторитетом, можно было добиться многого — и легче всего упрятать нелюбимую жену в монастырь, обвинить ее в преступлении, в котором она неповинна, и т. п.