Ввиду, вероятно, этого указа, консистория при решении дел
о разводе вследствие безвестного отсутствия собирала, между прочим, сведения о поведении супругов во время совместного сожительства их и об отношениях их друг к другу — не было ли между ними ссор и вообще семейных несогласий661. Как эти сведения, так равно и сведения о сроке отсутствия собирались на месте жительства супругов от священников, церковнослужителей, венчавших брак, родственников и соседей супругов662. Иногда предписывалось также проверить: где венчаны супруги, по обыску ли, не было ли к бракосочетанию от кого принуждения663. Впоследствии суд стал добывать указанные сведения двумя путями: 1) «от местного начальства: а) было ли подано в свое время явочное прошение о пропавшем без вести супруге,
б) какое было сделано распоряжение со стороны гражданского начальства о сыске пропавшего и в) что по розыску оказалось; 2) от местных жителей под присягою: а) действительно пропавшее без вести лицо отлучалось в то время, как показано в прошении, б) нет ли о нем слухов по отсутствии его из постоянного местопребывания, в) какого были поведения супруги во время совместного жительства, не было ли между ними ссоры и драк и т. п.»664. В 1810 г. Синод, ввиду разнообразия производства по этим делам, о чем мы и упоминали665, издал единообразные правила, о которых мы скажем в отделе процессуальных постановлений. Здесь заметим только, что просьбы о разводе от лиц, находящихся в военной службе, не принимались без представления дозволения от начальства; [от] крестьян помещичьих — без дозволения помещиков; от крестьян удельных — без дозволения удельного ведомства666.
В 1812 г. относительно жен солдат сделано исключение из общего правила, по силе которого «никакая давность в уважение не приемлется», если по вступлении их во второй брак возвратятся к ним их мужья солдаты667, что согласно вполне с вышеизложенными чисто каноническими постановлениями нашей Церкви668.
Если оставленный супруг удовлетворял изложенным выше условиям, то, по выполнении предписанной законом процедуры розыска, ему дозволялось вступать в брак, на что и выдавался ему указ;669 а лицо, пропавшее без вести, хотя бы и возвратилось, осуждалось на всегдашнее безбрачие670. Правило это не известно было предшествовавшему периоду; в практику оно вошло в позднейшее время и, по-видимому, под влиянием вышеприведенного указа 1723 г., в котором воспрещение брака, как мы видели, не имело абсолютного характера, а зависело от невиновности оставленного супруга, причем в случае виновности первого бежавший не только мог заключить новый брак, но и уже самовольно заключенный им в бегах оставался в силе.
Ссылка. В противоположность законодательной и судебной практике предшествовавшего периода ссылка в настоящем периоде стала законным поводом к разводу. В этом вопросе русское правосознание пошло дальше Кормчей. Достойно внимания, что, вводя и применяя этот повод к разводу, русское законодательство и русская духовно-судебная практика не встречали затруднения в согласовании этого повода с постановлениями Кормчей как в канонической, так и в неканонической части ее и, что еще существеннее, с учением евангельским и апостольским об этом предмете. Вернее сказать — она и не задавалась вопросом о таком согласовании.
В первый раз о значении ссылки как поводе к разводу говорит указ Петра Великого [от] 16 августа 1720 г. В этом указе речь идет о ссылке в каторжные работы (в работы на галерах), причем относительно влияния такой ссылки на брак сделано различие между «каторжными невольниками», сосланными на «урочные годы», и сосланными в «вечную каторжную работу». Только браки последних расторгались и, что важно, расторгались ipso jure, без ходатайства невинного супруга. Браки же невольников первого рода (временных) сохранялись в полной силе671.
Это нововведение характеристично еще и в другом отношении. В допетровское время при расторжении брака на первый план обыкновенно выдвигались интересы мужей. В рассматриваемом случае мы видим обратное явление: отправная точка — интерес жен. Это заметный результат общего подъема социальной роли женщины, цель, которую, как мы указывали, преследовал великий преобразователь России.
Охранительница Петровых законов дочь его Елизавета подтверждает вышеизложенный указ отца своего о расторжении брака вследствие ссылки мужей в вечную работу. Но в указе этой государыни есть и кое-что новое. В нем говорится: «Женам <...> осужденных в вечную работу или ссылку и заточение <...> давать свободу, кто из них похочет жить в своих приданых деревнях, буде же из таковых жен пожелает которая идти замуж, таковым с позволения Синода давать свободу, а для пропитания их и детей их давать из недвижимого и движимого мужей их имения указную часть»672. Таким образом, согласно этому указу, присуждение не только к каторге («работам»), что было прежде, но и к простой ссылке и заточению одного из супругов давало возможность другому расторгнуть брак, но с новым ограничением — относительно вступления в последующий брак: требуется позволение Синода. Следовательно, окончательное разрешение второго замужества было поставлено в зависимость от усмотрения судебной духовной власти — обстоятельство существенное. В судебной практике от этого могли обнаружиться последствия, стеснительные для просителей2,3. Это постановление отразилось и на дальнейшей законодательной практике. Все последующие узаконения ведут речь уже не об уничтожении браков, а о разводе, который разрушает брак не ipso jure, а лишь в силу постановления, изданного компетентною властью.
Так как случалось, что «жены некоторых преступников», сосланных за вины вместо «смертной казни на каторги», выходили замуж, не прося о том епархиальных архиереев (на что они и имели право по букве указа 1720 г.), то Синод 6 июля 1767 г. определил: все дела о дозволении браков вследствие ссылки предоставить на окончательное суждение епархиальным архиереям (вместо Синода, как требовал указ 1753 г.), с тем чтобы такое дозволение давалось не прежде, как «ежели то достоверным с присутственных мест справками окажется, что мужья (просительниц) сосланы в ссылки вечно». О таком разрешении епархиальный архиерей обязан был всякий раз доносить Синоду «немедленно и со всяким обстоятельством», чьей именно жене и за кого позволено выйти замуж673. Из решения Московской духовной консистории видно, что архиереи действительно выполняли сейчас приведенный синодский указ: прежде выдачи разрешения невинному супругу на вступление во второй брак они делали запрос судебному учреждению, постановившему решение — за что, когда и куда сослан супруг-преступник. Судебные места присылали ответы, как кажется, с точными прописаниями состоявшегося приговора. Но это не всегда удовлетворяло членов консисторий — видимо, плохих законоведов. Если в решении не было упомянуто, категорически сослан ли преступник вечно или же только обозначено место ссылки и род преступления, то консистория или обращалась за дополнительными сведениями, или же для разрешения своих сомнений прибегала к каноническим постановлениям и, комбинируя эти последние с доставленным ей приговором, делала постановление674.
Это затруднение епархиальной практики в решении вопросов — какую ссылку считать временною, а какую вечною — заставило Синод, вследствие одного представленного на его разрешение частного случая (епископом Смоленским Дмитрием), обратиться в Сенат за разъяснением указанного вопроса. Ответ от Сената получен был — что ссылка на поселение, по наказании и без наказания, почитается всегдашнею, а не временною, хотя бы те ссылочные и возвращены были на прежние жилища по высочайшему благоволению. В силу этого Синод предписал епархиальным архиереям дозволять вторые браки женам всех ссылочных вышеуказанных категорий, «по учинении по вступающих судебных надлежащих справок, хотя бы в решении Уголовных Палат и не означено было, что преступник осужден к вечной ссылке»675.
Из этого же указа мы узнаём, что хотя издававшиеся до сего узаконения имели в виду жен сосланных мужей, но что те же правила прилагались и к мужьям сосланных жен. Решительно постановление это было выражено в ст. 31 Свода законов (1-е издание): «Когда один из супругов осужден в каторжную работу или в ссылку на поселение, то другому по просьбе его Духовное Начальство имеет власть разрешить вступление в новый брак676».
Мы видели, что со времени Елизаветинского указа для развода вследствие ссылки требовалось непременно разрешение соответственной власти. До получения такого разрешения брак остается в силе, а до подачи просьбы о разрешении предполагается желание у невинного супруга оставить его в силе. Результатом этого правила был указ 1807 г. августа 10 дня, изданный по одному частному случаю: «Впредь же на основании Святейшего Синода мнения, обоего пола преступников женам или мужьям, кои в продолжении ссылки их не подали еще просьб о вступлении в другие браки, оставаться неразлучными с первыми женами или мужьями, ежели оные возвращены будут по милосердию Нашему»