41ально несправедливые, что влечет за собою (в) упадок авторитета духовного суда. Что касается сторон: крайняя трудность и даже полная невозможность ведения подобных процессов и дороговизна их, между прочим, благодаря расходам на приобретение необходимых «свидетелей-очевидцев».
Сравнивая эти особенности процесса о разводе по искам супругов с процессом предшествующего периода, нельзя сказать, чтобы первый выгодно отличался от последнего. Того беспощадного формализма в доказательствах, который господствует теперь, мы там не видели; непременной очевидности свидетельства не требовалось, а равно придавалось значение и другим фактам, так, например, отношениям между подозреваемыми в прелюбодеянии, поведению супругов; равно и неспособность к брачному сожитию доказывалась не одной только экспертизой.
Что касается засим производства дел о расторжении браков по безвестному отсутствию, то оно совершается на основании изложенных выше правил (указа 25 сентября 1810 г.). Поэтому мы останавливаться на них не будем. Это производство, следовательно, отличается теми же особенностями, что и в предыдущий период; в числе их надо отметить крайне неудобный в практическом отношении способ удостоверения в безвестном отсутствии лиц неподатных классов посредством собрания справок во всех губернских правлениях империи: на собрание сведений таким путем может пройти новый срок безвестного отсутствия, в особенности если принять во внимание известную медленность исполнения всяких требований нашими административными инстанциями. Этот повод для указанных классов надо признать едва ли доступным.
П. Расторжение браков вследствие многобрачия, т. е. заключения нового или новых браков при существовании прежнего подсудно консистории той епархии, в которой браки были совершены912. Производство по таким делам двойственное — в светских и в духовных судах. Поступив первоначально в уголовный суд с целью преследования многобрачия как преступления, они переходят на рассмотрение духовного суда, который должен сообщить первому сведения о совершении брака при существовании уже другого913. Затем, после постановления приговора уголовным судом, они возвращаются опять в консисторию для констатирования незаконности второго брака, назначения епитимьи виновным в двоебрачии914 и наказания духовных лиц, венчавших этот брак; отсюда они могут опять стать предметом суждения светского суда (гражданского), когда возникнет речь о правах, вытекающих из второго брака915.
Остальные поводы к разводу в процессуальном отношении не представляют никаких особенностей^ 916.
Существующий бракоразводный процесс есть институт, по справедливости, ветхий деньми917. Все изложенные выше особенности его (смешение суда и администрации, преобладание следственного элемента и письменности, поручение канцелярии судебных функций, отсутствие гласности) суть вместе с тем и давно признанные и наукою, и практикою законодательств, в том числе и нашего, недостатки процесса. Но самую большую язву его составляет формальная теория доказательств, приютившаяся, как бы в насмешку над жизнью, именно в той области судебной практики, где меньше всего должно быть формы918.
Важный изъян бракоразводного процесса — двойственность компетенции властей, духовной и светской. Отсюда коллизия между определениями той и другой, и надо сознаться, не к выгоде духовного суда. Так, уголовный иск о прелюбодеянии, возбужденный в светском суде, может быть выигран, если только общая сумма представленных на суд фактов убедит присяжных в справедливости иска. Но тот же иск в суде духовном (если предположить, что обиженный супруг прекратил дело в последнем и перенес в первый) имеет все шансы на проигрыш, если он не опирается на «очевидцев-свидетелей».
Так, дела по многобрачию сплошь и рядом имеют такую судьбу: суд присяжных оправдывает двоебрачника и косвенно как бы признаёт законным его второй брак; суд духовный обвиняет его, присуждает к церковному наказанию и расторгает брак. В делах о неспособности нельзя не признать крайней стеснительности в доказательствах. Освидетельствование в официальном медицинском учреждении (обыкновенно обоих супругов) единственное и, надо сознаться, крайне тяжелое для сторон процессуальное средство. Старая практика, как мы указывали, была в этом отношении не так формальна. В разводах по безвестному отсутствию, кроме нерационального способа удостоверения отсутствия лиц неподатных классов, представляется непонятным поручение местного исследования об отсутствии органам полиции919, а не суда (как обладающего лучшими следственными средствами, чем полиция), как то установлено для браков раскольников и дел по имуществу безвестно отсутствующего. Ведь тут идея брака ни при чем. Чтобы оценить практическую непригодность действующего бракоразводного процесса, надо взглянуть на те ничтожные цифры разводов, которые указаны в официальной статистике их. <...>
Мы отмечаем здесь важнейшие недостатки духовного процесса с целью уловить только общую мысль его. Детальные недостатки, а равно и вопрос о плане реформы не входят в нашу задачу920.
3. Обычное право
Обращаясь к воззрению нашего простого народа на брак и крепость брачных уз, мы усматриваем у него следующие обычаи и взгляды при регулировании брачных отношений.
Во-первых, относительно свободного выбора невесты женихом и наоборот — невестой жениха. Общим правилом признается, что инициаторами и решителями этого вопроса должны быть родители.
Этого требует общественное приличие, религиозное чувство и имущественная выгода детей: на свадьбы, заключенные без родительского согласия, народ смотрит неблагоприятно; родительское благословение считается священным; вступающие в брак вопреки воле родителей лишаются приданого. Конечно, давление родительского авторитета в этом случае (как и в старину) сильнее на дочерей, чем на сыновей, но и последние далеко не пользуются полной свободой в выборе невест. «Женить сына, — говорит обыкновенно народ, — так же как и выдать дочь замуж». Замечательно, что в некоторых местностях требуется, так сказать, этикетом, чтобы невеста во время брачного торжества заявляла о приневолении ее родителями к браку [заплачка)921.
Немалое подспорье родительский авторитет в рассматриваемом вопросе находит себе и в господствующем почти повсеместно обычае простого народа заключать ранние браки922, обычае, вытекающем как из желания уберечь детей от безнравственной жизни, так и из побуждения поскорее приобрести лишнюю работницу в лице невестки.
Впрочем, по местам свободному выбору невесты и жениха народ придает значение и считается с ним. Нередко от жениха или невесты, выбранных родителями, дочь или сын отказывается, и свадьба расстраивается. Волостной суд санкционирует такой отказ (взыскиваются только имущественные затраты). Но там, где (как в Архангельской губернии, Области Войска Донского, Восточной Сибири) желание детей при вступлении в брак не принимается родителями во внимание, причем родители обыкновенно руководятся имущественными расчетами, встречаются весьма печальные последствия этого обычая: несогласная жизнь между супругами, жестокое обращение мужа с женой, жизнь врозь, иногда дело доходит даже до самоубийства1, 2.
Отчасти благодаря такому способу заключения браков, отчасти вследствие общей грубости нравов и неразвитости нашего простого народа, отношения между супругами отличаются во многих случаях крайне печальным характером: случаи жестокого обращения, побоев, самых зверских истязаний мужьями жен, можно сказать, повседневны923.
Как относится народное правосознание к этим фактам? Вообще говоря, народ живет при мысли, что муж полновластен по отношению к жене. Иногда жена называется «собственностью мужа» в смысле его рабочей силы. Народный суд ставит авторитет мужа высоко и за непослушание жены подвергает последнюю наказанию, иногда даже телесному. В особенности народ убежден, что «учить» жену, т. е. наказывать телесно, составляет неотъемлемое право мужа, лишь бы оно не переходило в крайность — в истязание. Правопредставление об этом предмете народ выразил в поговорках: «Кого люблю, того бью»; «От милого друга мила и пуга924»; «Як чоловпс ж1нки не б’е, вона, як колода, гше».
Был случай в практике волостного суда, что муж, сознаваясь на суде, что «уморился бить жену» за то, что она не живет с ним, в оправдание свое прибавил, что не знал, что закон запрещает бить жену925. В другом случае, уже в камере мирового судьи, вот как отвечал муж судье, решившему дело в пользу жены: «Стало быть, у бабы больше мужичьего разуму, ей нельзя слова сказать?! Это выходит — мужика положить, а бабе розги в руки дать! Нет, уж вы лучше разведите нас»926.
Так смотрит сам народ. Как [же] смотрит представитель его юстиции — волостной суд? В общем, гораздо гуманнее. Он обыкновенно наказывает мужа за жестокое обращение с женой, присуждая его или к телесному наказанию, или к аресту, или к штрафу, или к выговору. Но бывают и другие решения: иногда волостной суд уклоняется от разбирательства таких дел, отсылая жен к «высшему начальству», иногда отказывает сам, мотивируя так: «Кто там разберет, прав ли муж или жена» или: «Муж даром бить свою жену не станет, если бьет, значит, она того стоит»