969. Было бы слишком смело на основании приведенных фактов заключать о существовании у наших предков развитого мундиума3 подобно германскому; но из этих фактов, подкрепляемых аналогиею германского права, можно, во всяком случае, заключить о недостаточной обоснованности суждения г-на Загоровского о том влиянии, которое могла иметь купля жен как способ заключения брачного союза на развод. При заключении браков этим способом, говорит г-н Загоровский, не могло быть речи о разводе: развод предполагает в большей или в меньшей степени признание личности в обоих субъектах развода; но купленная невеста есть раба, имущество. История говорит, однако, что с юридическим актом передачи невесты жениху могут связываться представления не только о переходе власти, но и о переходе обязанности защищать невесту и держать ее как жену, хотя бы была выплачена за нее женихом известная денежная сумма. Впрочем, и сам г-н Загоровский оговаривается, что обычаи, господствующие ныне у народов, практикующих куплю жен, показывают, что эта форма брака далеко не исключает «правных» отношений между супругами, основанных на признании за женою личности, что и при этой форме брака муж не остается вполне безнаказанным, если он совершенно произвольно удаляет купленную им жену; мало того, даже за женой признается иногда право на развод вследствие вины мужа970. Знакомство с германским правом могло бы значительно подкрепить неуверенные суждения г-н Загоровского, так как у германцев уже в эпоху legum barbarorum [варварских законов] существовали довольно твердые и довольно развитые бракоразводные нормы, несмотря на практиковавшуюся у них систему купли жен971. К этому предмету, впрочем, придется еще вернуться ниже.
Прежде чем перейти к изложению русского материального бракоразводного права в христианские времена, автор посвящает целую главу, и очень обширную, своего исследования972 истории «источников русского бракоразводного права в христианскую эпоху». Историю эту он начинает издалека, не с канонов и императорских законов, действовавших в Византии в момент принятия русскими христианства, и даже не с учения Спасителя о разводе, а с ветхозаветного брака. Для полноты и цельности понимания той судьбы, которую имел развод в Христианской Церкви, конечно, не лишне было начать и с ветхозаветного брака; но, с другой стороны, стремление очертить слишком продолжительный процесс развития бракоразводного права могло легко повести автора к немаловажным ошибкам и промахам. Это последнее и случилось с г-ном Загоровским. Не останавливаясь на неточностях, вроде, например, таких выражений, что «Основатель христианской религии и Церкви завещал нам свое великое наследство устами своих учеников, а эти последние сохранили его миру в своих творениях, т. е. в Евангелии», тогда как сам же автор приводит потом весьма важное в вопросе о разводе учение апостола
Павла, не помещенное в Евангелии, следует прежде всего обратить внимание на изложение г-ном Загоровским учения Спасителя о разводе. Как известно, учение Спасителя о разводе разно передается евангелистами: евангелисты Марк и Лука передают это учение в смысле безусловного, без всяких исключений, воспрещения развода, тогда как у евангелиста Матфея на случай прелюбодеяния жены делается исключение, т. е. дозволяется развод. Разноречие это, по мнению г-на Загоровского, может быть объясняемо одним из двух способов: или неточным изложением речи Спасителя вследствие изустной передачи ее, или же действительною двойственностию самого учения Христа. Автор принимает второй из этих способов и развивает свою мысль таким образом, что основным и неизменным Спаситель считал закон безусловной нерасторжимости брака, но что, ввиду жестокосердия иудеев, привычки и склонности их к разводам, оказал им снисхождение, в котором должна была миновать надобность впоследствии, когда учение Христово должно было вполне обновить ветхих духом иудеев973. Но этот безусловный закон Христа о нерасторжимости брачного союза, доканчивает свои объяснения г-н Загоровский, был литтть законом религиозно-нравственным, а не юридическим, и поэтому Восточная Церковь гораздо вернее поняла основную мысль учения Христа, допустив для «немогущих вместить» безусловный нравственный закон во всем его объеме целый ряд законных поводов к разводу и кроме прелюбодеяния. Ничего не имея возразить против взгляда на учение Христа как на религиозно-нравственное, а не юридическое, с трудом, однако, можно согласиться на принятие толкования г-на Загоровского, что Христос в одно и то же время и безусловно воспретил развод, и не воспретил его безусловно, допустив на время развод по причине прелюбодеяния, пока иудеи не проникнутся вполне учением Христа, тогда как из дальнейшей истории оказывается, что не для иудеев только, а и для всех христиан Восточной Церкви потребовался даже «целый ряд законных поводов к разводу», помимо прелюбодеяния. Автору, устанавливающему свое собственное толкование, остался, как видно, совершенно неизвестным взгляд Римско-Католической Церкви и римско-католической богословской науки974. По этому взгляду, Христос говорит в данном случае не о прелюбодеянии (fxoix^oc) как нарушении женою супружеской верности в отношении к мужу, а о любодеянии или блуде (rcopvetoc), причем имеет в виду строго каравшийся в Моисеевом праве случай потери девства до вступления в брак, в каковом случае брак с такою потерявшею девство девицею считался несо-стоявшимся, а следовательно, не могло быть речи и о расторжении брака как законно существовавшего. Римско-Католической Церкви можно поставить в вину, что она религиозно-нравствен-ное учение Христа обратила в юридический закон; но принципиальное примирение разноречащих мест Евангелия по этому предмету гораздо лучше достигается толкованием Римско-Католиче-ской Церкви, опирающимся на буквальный смысл слов «ркн^'а» и «Tiopveia» и имеющим за собою 1000-летнюю давность, чем тем толкованием, которое придумал г-н Загоровский. Если же и среди католических ученых есть несогласные с этим господствующим взглядом, то, во всяком случае, может считаться общепринятым то положение, что Христос говорит только о фактическом прекращении супружеского сожития без разорвания юридической связи между супругами и, следовательно, без права вступления в новый брак даже для невинного супруга975.
Изображая затем развитие церковных воззрений и канонического законодательства, а также законодательства императорского по вопросу о разводе (т. е. о расторжении существующего брака без права вступить в новый брак — об этом праве говорится ниже особо), г-н Загоровский следует известному сочинению И. Чижмана [J. Zhishman] «Das Eherecht der orientalischen Kirche»976, причем допускает неточности и ошибки. Закон Константина Великого 331 г., по мнению автора, установил определенные поводы к разводу, и то в небольшом числе, а остальные разводы признал наказуемыми. Но Константин в своем законе имеет в виду собственно только разводы односторонние, т. е. посылку разводного письма или заявления о разводе мужем жене и женою мужу, и, напротив, ни из чего не видно, чтобы законом воспрещались разводы по взаимному, обоюдному соглашению супругов, весьма распространенные между римлянами. Исчисляя затем поводы к разводу, допущенные законом Константина, г-н Загоровский говорит, что для жены развод дозволен был в трех случаях: «если муж обвинялся в убийстве, отравлении и колдовстве (по мнению некоторых, в разрывании ллогил)», для мужа — также в трех случаях: «если жена оказывалась виновною в прелюбодеянии, отравлении и сводничестве»977. Внимательное прочтение текста закона978 могло бы способствовать более точной передаче его содержания. Под «medicamentarii» разумеются не отравители, а составители (по профессии) вредных снадобьев979, а под «sepulchrorum dissolutores», не по мнению только некоторых, а по общему и единственно возможному мнению, разумеются разрушители надгробных памятников и нарушители неприкосновенности могил, а никак не колдуны980. Воспрещение же только односторонних разводов по взаимному соглашению супругов содержится и в законодательстве императора Феодосия П, который колеблется относительно сокращения или расширения законных поводов к одностороннему разводу, о разводах же по взаимному соглашению умалчивает981, и значение этого молчания вполне разъясняется (1) позднейшим законом императора Анастасия, который определил, что если брак расторгается «communi consensu» [«по обоюдному согласию»] (а не по законным поводам, указанным в Феодоси-евском законодательстве), то жена через год может вступить в новый брак982, и (2) даже одним из ранних законов самого Юстиниана, который позднее воспретил разводы по взаимному соглашению за исключением случая пострижения в монашество983.
Перечисляя те основания, ввиду которых между восточными канонистами сложился взгляд о допустимости разных поводов к разводу, кроме указываемого в Евангелии прелюбодеяния, г-н Загоровский ссылается, между прочим, на правило 102 Карфагенского Собора как на одно из таких оснований. При этом автор следует Чижману