– Стой, холоп! – оскалившись, ему навстречу вылетел подоспевший к парню литовец. – Молись! – широко замахнувшись мечом, тот медленно, словно в заторможенной съемке, двинулся в атаку. Чувствуя, как знакомая боль волнами растекается по затылку, трудовик, сделав несколько широких шагов навстречу, ловко перехватил кисть неприятеля и, коротко полоснув клинком по податливой шее, выхватил меч у обмякшего ратника.
– Прочь, – оскалился пенсионер, в глаза глядя следующему летящему на него воину. Уже на бегу тот, не выдержав яростного взгляда, стушевался, и преподаватель, пользуясь моментом, мощным ударом снес тому голову, краем глаза успев подметить, как зверем рычащий и мечущийся туда-сюда Некомат, уронив смертоносное свое орудие, вдруг выгнулся дугой и, закинув руки назад, волчком завертелся на месте, пытаясь дотянуться до ужалившей в спину стрелы. На секунду замерев, он, вдруг расслабившись, бухнулся на колени и через мгновение, раскинув руки, расстелился на утоптанном снегу.
– А ну, Никола! – вернул пришельца к действительности чей-то мощный рык. Мгновение, и кто-то в охапку сгреб разошедшегося трудовика, оттаскивая назад. – Поднимайся! – прямо в харю проревел верный Тит, не пожелавший остаться безучастным и бросившийся на выручку.
– Пусти! – Николай Сергеевич попытался вырваться. – Княжич!!!
– На частоколе княжич! И ты – туда же! Живой нужнее! – охнув, Тит вдруг разом осел, точно в висок пораженный литовской стрелой.
– Наверх, Никола! Отвлечем окаянных! – на помощь замешкавшемуся мужчине со стен слетели Плющ с Микулой. – Во славу Божию! – откинув в стороны щиты, дружинники ринулись навстречу атакующим.
– Никола!!! – проорали сверху пенсионеру.
Не медля ни секунды более, пенсионер ухватился за спущенную вниз веревку, махом оказываясь на стене. Уже там, в относительной безопасности, трясучка напала, лишь только сообразил пенсионер, что сейчас вытворил; дрожь проняла, да такая, что в лихорадке не во всякой пробьет.
– Не боись, Никола! – азартно проорал рыжий бомбардир, перекрикивая вой атаки. – Работают! Работают науки твои, милый!
Толпа ягайловцев, дрогнув, начала откатываться, и защитники крепости, азартно свистя и переругиваясь, ринулись догонять воинов.
– Назад!!! Назад!!! – бросился за ними Николай Сергеевич, но было поздно. Выманив оборонявшихся лжеотступлением, литовцы рванули в атаку, грозясь смести к чертям тонкую цепь защитников.
– А ну, вниз все! – в секунду одну оценив обстановку, Иван Родионович принял единственно верное решение и, увлекая за собой всех остальных, очертя голову[107], ринулся в атаку.
– Конница!!! – взревел один из воевод, тыча в сторону летевшей на противоположные ворота города крупной группе всадников, облаченных в литовские кафтаны.
– У, православные! За мной все! Костьми ляжем!!! – Видя, что дружина попала в ловушку, Дмитрий Иванович сиганул с частокола вниз и с такой яростью ринулся в самую гущу сражения, что, казалось, один только его напор способен остановить любую, даже самую мощную армию. Вслед за ним, ни на шаг теперь не отставая от отца, бросился малолетний княжич, наотрез отказавшийся схорониться и занявший свое место в рядах защитников крепости. Этот порыв удесятерил силы попавших в капкан дружинников, и те, поняв, что терять уже нечего, последовали за правителем, атакуя и выдавливая назад ошалевшего от такой ярости противника.
– Владимир Андреевич!!! Он, родной!!! – сам не ведая как, пенсионер разглядел летящего в голове отряда человека, одетого в черную футболку с аляпистым пятном на груди: Iron Maiden[108].
Литовцы, увлекшись маневрами и не подозревая о готовящейся ловушке, получив подкрепление, снова ринулись в атаку. Не обращая внимания ни на то, что конница, на всем скаку изменив траекторию, готовясь к лютой сшибке, полетела прямо на увлеченно спускающиеся с обрыва части неприятеля, ни на то, что воины Дмитрия Ивановича, воодушевленные нежданной подмогой, с удесятеренной силой и яростью бросились в бой, ошалело рубя и кромсая вражеских воинов, ягайловцы снова двинулись в бой.
А конники, молча нацелив копья на атакующих, с бешеной скоростью приближались к цели. Лишь за несколько секунд до столкновения, почуяв неладное, ягайловские всадники попытались перестроиться, чтобы лицом к лицу встретить новую опасность, однако было поздно! На всем ходу врубившись в неровный строй неприятеля, конники, круша щиты и вспарывая тяжелыми копьями доспехи, разносили не успевших прийти в себя литовцев. Матерки, крики и свисты участников сшибки, яростное ржание прущих в атаку боевых коней, грохот вновь проснувшихся московских пушек, ударивших по оставшимся на том берегу атакующим. Задорные вопли и витиеватые матерки рыжего как сам черт бомбардира. Все, все смешалось в одну бешеную симфонию, имя которой – сама смерть!
Владимир Андреевич, налево и направо круша противника мечом, неумолимо прорубался в самый центр литовского соединения. За ним, яростно орудуя обагренными кровью клинками, шли несколько сотен всадников в островерхих шлемах. Не ожидавшие столь свирепой атаки ягайловцы дрогнули. Кто полетел с пригорка на лед, кто, развернувшись, побежал назад к шатрам. Остальные же, затянутые в воронку лютой сечи, очумело вращая головами, пытались отбиваться от молниями сверкающих тут и там клинков. Удар! Меч Владимира Храброго, не выдержав, разломился, но это ни на секунду не задержало ратного мужа. Что-то крича следовавшим за ним воинам, тот принялся крушить щитом, помогая себе обломком меча, сея смерть среди вражеских рядов, а затем, на секунду поднырнув, выхватил из гущи новый клинок и, творя им страшный вред, двинулся дальше.
Видя все это, оставшиеся в резерве ягайловцы, открывая тыл, бросились на подмогу. Впрочем, опасаться было нечего. Из леса им на подмогу уже бежали два отряда человек по сто пятьдесят. Даже на бегу прикрываясь выгнутыми, почти во весь рост, щитами, они, держа на плечах длинные копья, нацелились вроде как на самую гущу лютой сшибки.
Почуяв неладное, шедшие последними возрастные воины войска Ягайло принялись, отчаянно жестикулируя и крича, махать мечами в сторону надвигающихся частей. Пытаясь привлечь внимание легких конников, пешие, валко развернувшись, двинули наперерез пополнению, целясь в центр надвигающимся силам. Чуть пометавшись, словно бы решая, двинуться на немногочисленные полки пеших или же атаковать дерзких конников, литовские всадники решительно ринулись в самую гущу отчаянной сшибки, где люди Владимира Храброго уж слишком уверенно перли, работая мечами и щитами, кромсая, оглушая и проламывая мечущихся туда-сюда воинов войска Сигизмунда, оставив самозванцев на пеших воинов.
У стен крепости дело также начало принимать неприятный для жмуди оборот. Увлекшись атакой, те сгруппировались и, вместо того, чтобы растягивать немногочисленные силы защитников Вязьмы, наоборот, сбились в кучу, словно бы одним мощным броском планируя прорвать оборону, разметав во все стороны людей Дмитрия Донского. И разбросали бы, если бы не посыпавшиеся с крутого берега их же товарищи по оружию! Давя на задние ряды, те создавали сумятицу, в результате которой идущих впереди буквально силой выбрасывало прямиком на не знающих жалости мечи и копья пришедших из Москвы. А тут еще и бомбардиры Дмитрия Донского, с удовольствием растрачивавшие остатки пороха, поливали литовские полки смертоносными ядрами, разнося тех в прах.
Бросив силы на удержание рвущихся в бой людей Владимира Храброго, ягайловцы совсем упустили из внимания приближающиеся с тыла соединения. Те, сблизившись с литовцами, резко перестроившись, построили три детинца. Секунда! И укрывшиеся в самом центре лучники, прицелившись, отправили навстречу идущим рваной цепочкой литовцам первый залп, выбивая приличное количество человек, с короткими криками повалившихся на снег, пораженных беспощадными стрелками. Остальные, сбавив ход, тут же сгруппировались, сбившись в четыре шеренги и закрывшись щитами, боевым строем продолжили движение вперед, готовясь массой проломить защиту детинцев. Короткий свист разом оживил фигуры, и те, раскрывшись, огрызнулись еще одним залпом теперь уже по прямой траектории. Две из подошедших почти вплотную шеренг неприятеля с воплями рассыпались на десятки отдельных воющих фигурок, но это не остановило остальных, благо расстояние до детинцев уже позволяло жмуди броситься в атаку.
По команде свистка замки снова закрылись, а из их центра в сторону летящих в атаку литовцев полетели увесистые мешочки, в которых Булыцкий признал те самые картечные гранаты, начиненные порохом. Заряды те, впрочем, даже и не долетели до цели, тяжко приземлившись в снег на пути у неприятеля, даже раззадорив последних. Так, что за несколько шагов до ощетинившихся копьями боевых строев те, рассыпавшись в цепь, рванулись вперед.
С десяток коротких взрывов в самой гуще наступающих разметали цепь, заметно ее проредив. Не понимая, что произошло, оглушенные, в мясо посеченные чугунными черепками разорвавшихся мешков наступающие, вмиг смяв боевой строй и забыв про атаку, рассыпались в стороны, пытаясь спастись от рвущих доспехи и плоть чушек, становясь легкой добычей московских лучников.
Очередная трель свистка, и, рассыпавшись, ратных дел мастера яростно ринулись в атаку на обезумевших от страха и боли литовцев. Не щадя никого, кромсали потрепанного деморализованного противника, буквально опрокидывая оглушенных бойцов, валя на снег и мощными ударами вспарывая доспехи, щедро поливая кровью утоптанный снег.
Видя очередной провал, побежавшие из-под русских ядер воины с воем ринулись на обидчиков, ведомые целью поквитаться с относительно немногочисленным противником. Подчиняясь очередной команде свистка, те, выстроившись в одну шеренгу и держа щит к щиту, плотной стеной ринулись на жмудь. Окончательно запаниковав, атакованное со всех сторон войско Сигизмунда, озадаченное больше целью выжить, принялось рассыпаться на отдельные тикающие с поля боя фигурки. Развернувшись в шеренгу, мужи, до того действовавшие плотным строем, с радостными воплями ринулись прямиком на дезориентированного противника, тесня и действуя вместе с конницей Владимира Андреевича Храброго, сбрасывая остатки неприятеля с крутых берегов Вязьмы.