[420]. Обратившись к изданию 1808 г., обнаруживаем в упомянутом издании следующую цитату с указанием на Соловецкий монастырь, «которому в лето 1578, царь Иоанн Васильевич пожаловал две пищали девятипядныя медныя, две пищали полуторных медных…». Дальнейший поиск установил, что в основу этих сведений легла царская грамота игумену Варлааму «с братьею». 2 августа 1578 г. царь велел для Соловецкого монастыря послать «сто ручниц, да пять затинных пищалей, да с Вологды две пищали полуторные да две девятипядных, а к ним по двесте ядер да четыре человека пушкарей…»[421].
Полуторные пищали – это бронзовые орудия до 6–7 фунтов калибром, длиной до полутора десятков пядей (до 284 см). Девятипядные – пищали до 4 фунтов калибром и длиной ствола в 9 пядей. Затинные пищали – по сути, крепостные ружья, имевшие «гак», который упирался за тын для уменьшения отдачи ствола. Таким образом, первоисточник сведений вообще не подтверждает, что Иван Грозный дарил монастырю эти 18-фунтовые орудия, экспонируемые ныне в ВИМАИВиВС.
А может быть, все же две пищали когда-либо хранились в Соловецком монастыре? Прорабатываем и эту версию. Вначале обратимся к Описи Соловецкого монастыря 1597 г. В ней фиксируются и подарки царя («Государева жалованья 6 пушек медных полуторных, да две пушки девятипядные медные же»), и трофеи русско-шведской войны – «полонянки» («Да немецких четыре пушечки полонянки сороковых железные… Да немецких полонянок четыре волконейки»), и орудия местного производства («Да монастырьского кованья пять пушек скорострелных железные… Да затинных пищалей монастырьского кованья дватцать пищалей»), и закупленное у торговых людей вооружение («Да монастырские купли две пушечки медных скорострелных»). Но вся перечисленная в описи артиллерия была небольшого калибра, самые крупные орудия – полуторные 6-фунтовые. Все остальные – пушечки медные скорострельные, девятипядные, сороковые, вальконейки – стреляли ядрами еще меньшего веса.
Следующий этап – обращение к описям артиллерии Соловецкого монастыря XVII в. «Роспись, сколко в Соловецком монастыре по башням и по городовой стене, пушек медных и железных, болших и затинных»[422] не фиксирует ни одной пищали с весом в 31–34 пуда и калибром от 12 фунтов и более. Подобных орудий мы также не находим в «Росписи артиллерии на башнях и воротах Соловецкого кремля» 1702 г.[423]
С учетом того, что 12-фунтовые пищали поступили в «Артиллерийский зал» в 1808 г. из Архангельска, появился резон искать упоминание орудий в описях артиллерии Архангельска, Холмогор и других близлежащих городов. Но в описи от 23 января 1683 г. мы также не нашли стволов, хоть как-то соответствовавших размерам, весу и калибру экспонатам ВИМАИВиВС[424].
В «Двинском росписном списке 1702 года»[425] мы снова не обнаруживаем искомые орудия. Некоторые пушки встречаются похожего веса (32 пуда 10 фунтов, 35 пудов 10 фунтов, 30 пуд 5 фунтов и т. д.), но калибр в 2–5 фунтов (но не в 12 фунтов) и разная длина (от 2 до 3 аршин) никак не позволяет соотнести их с питерскими музейными экспонатами.
И только в 1800–1801 гг. в Архангельске инженер-генералом П.К. фан Сухтеленом были отмечены 18-фунтовые орудия, среди которых, возможно, были и два будущих экспоната Артиллерийского музея[426]. К 1808 г. их отобрали для доставки в Достопамятный зал Петербургского Цейхгауза.
Итак, можно выделить несколько моментов:
1. Все три орудия, тем не менее, можно уверенно датировать XVII в., скорее всего, второй его половиной. На петербургских экспонатах имеются русские чеканные отметки – на первой под титлом «Л п Г +ВА», а рядом – «34 пу(д) 3 фу(нта)». На второй под титлом – «Л п В», рядом – «31 пу(д) 37 фу(нтов)». Чеканные буквы под титлом согласно цифровому значению кириллицы обозначают вес – 33 п (уда) и 32 п (уда) соответственно, и выбиты они были до перехода на арабские цифры, т. е. до начала XVIII в. Очевидно, когда два орудия попали в Россию, их взвесили на весах-векшах, а полученные результаты нанесли кириллицей на ствол. Обычно так насечками «клеймили» привозные орудия, что подтверждается описями (например: «пищаль железная галанка… весу по насечке пуда»). Значительно позже, уже в XVIII в., орудия перевесили на векшах, и результаты перевеса нанесли несечками по новой уже арабскими цифрами (отсюда и разница в фунтах). На кобленцовском орудии никаких русских букв не имеется, а только цифры «(3) 57».
2. Стилистика украшений не соответствует русскому орнаменту. Аналогов подобного «геометрического» орнамента мы не найдем ни на одной пушке русского происхождения – он явно европейский.
3. Отсутствие крышки на запальных отверстиях пушек и форма дульных утолщений могут косвенно свидетельствовать о принадлежности к корабельным орудиям. Вполне возможно, что орудия состояли на вооружении иностранных кораблей. Факты покупок артиллерии у «торговых иноземцев» неоднократно отмечены в описях XVII в.
А в 1701 г. в Архангельске с иноземных кораблей были взяты для обороны несколько десятков стволов.
4. Все три орудия имеют оригинальную конструкцию стволов. Металлографический и химический анализ питерских пушек, произведенный в 1948 г., показал, что стволы состоят из железных спаянных между собой колец, обтянутых листовой медью. Данное обстоятельство («архаичная» технология спянных колец) послужило причиной неверной атрибуции орудий XVI в.
К большому сожалению – прежде всего для сотрудников ВИМАИВиВС, – предание о подарке царя Ивана Васильевича двух экспонируемых ныне в музее орудий и датировании их XVI столетием не подтверждается ни источниками, ни анализом самих экспонатов.
В пользу XVII столетия говорит также и техника изготовления (сваренные кольца, обтянутые медью) – она вполне согласуется с экспериментами по облегчению веса орудий первой половины XVII в. вначале в шведской армии Густава Адольфа, а затем и в других европейских армиях.
Остается только надеяться, что в будущем откроются еще какие-нибудь неизвестные данные об этих орудиях.
Согласно высказыванию известного военного историка А. В. Чернова, в 1668–1669 гг. было произведено несколько «верховых пушек», стрелявших огромными гранатами массой до 13 пудов (208 кг)[427]. Но обращение к оригиналу документа, на который указывал историк[428], не подтверждает этот факт. Само дело посвящено описанию испытаний мортир и голландских крупнокалиберных пищалей. В документе нигде не говорится о калибре орудий – только упоминаются «большие гранаты». На смотре в январе 1673 г. присутствовали иностранные представители, в том числе датский резидент Магнус Гей (Ге), и донские казаки с атаманом Фролом Минаевым. «И резидент говорил, что пушек и менших гранатов видал многажды, а таких болших гранатов не видал… а если б из тех гранат и из пушек была стрелба ночью, далече б лучи показались, и хвалил, что порох доброй… Да резидент же спрашивал: болшие де граты кто делает? И ему сказывали: преже сего делали такие гранаты немцы, а к нынешней стрелбе гранаты делали русские люди, и служат те гранаты к стрелбе лутче у русских людей, нежели у иноземцев». Находящиеся в составе делегации при датском резиденте два шведа попросились посмотреть стрельбу поближе.
Далее в документе приведены слова восточных посланников и послов: «Пушки де видали они и болше тех, из которых стреляли ядрами по примету, а гранатов таких болших и стрелбы из бочек гранатами нигде не видали, и о том дивились гораздо: и как де такой болшой выстрел гранат пустит в город, то де, чаят, не может никакая крепкая башня или полаты стоять». Фрол Минаев «смотрел галанок и менших пушек, что на станках: хвалил их и говорили, что хорошего мастерства, и на галанках прочитали подписи, сколко пушки и ядра к ним весу». «А как учали стрелять из болших гранат, и атаман и казаки тем гранатом зело удивились: такой де стрелбы, как родились, и до ныне не слыхали»[429].
Тем не менее из текста документа следует, что на показательных стрельбах в Ваганькове была стрельба какими-то большими гранатами. И, кстати, не исключено, что среди артиллерии были мортиры конца XVI в. Практика использования старых орудий при стрельбе новыми боеприпасами часто применялась во второй половине XVII в. вплоть до конца столетия. Так, 25 апреля 1692 г. «была пушечная стрельба из большого и ис полкового наряду», на которой пушкари показывали свою сноровку – «которые стреляли ис пушки Ехидны – по сукну аглинскому, а которые убивали по мишене около кругов и были у мишени в указе – по сукну шиптуховому портище мерою по пяти аршин человеку»[430]. Надо отметить, что бомбарда «Ехидна» калибром в 9 пудов (144 кг!) была отлита в конце царствования Ивана Грозного[431].
Впрочем, некоторые сведения о русских гигантских орудиях можно узнать из свидетельств иностранцев. Первое свидетельство принадлежит секретарю датского посольства А. Роде, который плотно общался в Москве с полковником Николасом Бауманом: «11-го числа (апреля 1659 г.) полковник Бауман пригласил к себе секретаря и толмача и показал им чертеж огромной мортиры, которую предполагалось отлить в Туле, на литейном заводе Марселиса, из 8750 с чем-то пудов металла (считая каждый пуд по 40 фунтов). Но для того, чтобы мортира была получше, ее хотели отлить таким образом, чтобы пасть над камерой по желанию можно было разбирать на три части и складывать, и заделать винтами так, чтобы она опять была прочна и крепка, будто из одного куска. Модель гранаты к ней, которую предполагали отлить тоже в Туле из 14 050 фунтов железа, была так высока, что она доходила до подбородка довольно высокого человека. Для начинки этой гранаты требовалось 2000 фунтов пороху и для заряда камеры, для воспламенения гранаты двести фунтов пороху. Полковник показал нам тоже чертеж пушки, которую изобрел сам великий князь»