. Данный очерк не претендует на глубину исследования, задача его – контурно обозначить положение, основные занятия, быт служилых людей пушкарского чина.
В XVII столетии для подготовки высококвалифицированного артиллериста, хорошо знающего «пушкарское дело», владеющего основами баллистики и инженерного дела, техникой заряжания и прицеливания, нужны были многие годы. Поэтому правительство было заинтересовано в укреплении семейной традиции, преемственности передачи опыта пушкарского дела «от отцов детям, от дядь племянникам».
Отставку пушкарский чин мог получить «за старостью и увечьем». За старыми и увечными пушкарями сохранялся земельный надел, и они продолжали жить в пушкарской слободе[600]. На место умершего или убитого пушкаря (после соответствующего экзамена, «чтоб стрелять был горазд») вставал его ближайший родственник[601].
После тяжелых времен Смуты, когда возник дефицит квалифицированных кадров, традиционные способы комплектования («от отцов дети, а от дядь племянники») не могли обеспечить нужные потребности в обслуживании большого парка орудий, поэтому возможность «государевой пушкарской службы» стала распространяться и на посадское население.
После проведения в 1614–1615 гг. в 120 городах переписи ратных людей стало очевидным, что устаревшие способы комплектования («от отцов дети, от дядь племянники») не могли обеспечить нужные потребности в обслуживании городовых орудий. Поэтому категория пушкарей стала пополняться из «вольных» и «охочих» людей посадского населения. При поступлении на службу люди освобождались от налогов[602].
При поступлении на службу новоприборные из «черных слободцов и вольных людей» освобождались от налогов; им выдавалось единовременное пособие и назначался денежный и хлебный оклады. В наказе 1 июня 1617 г. новгородскому воеводе предписывалось: «а над ними (пушкарями. – А. Л.): смотрети почату, чтоб стрелять были горазды, а которые не умеют, и тех вон метать, а в их место прибирати, которые б стрелять были горазды»[603]. Ученики пушкарей имели несколько меньшее жалованье и жили также в пушкарских слободах.
Набранные на государеву службу предоставляли в приказ «поручную запись», которая фактически удостоверяла принадлежность к пушкарскому чину. Новоприборные целовали крест и обязывались «…с государевой службы не сбежать ни в Крым, ни в Литву, ни в Наган, ни в Немцы, ни в которые государства не отъехать, ни красть, ни розбивать, ни зернию не играть, ни корчмы, ни бляди не держать и с воры не знатца, ни над государевой казною хитрости ни в чем не учинить»[604]. В случае нарушения поруки виновных могли жестоко наказать – вплоть до смертной казни, а с тех, кто поручался за преступника, взимали штраф. Более привилегированные московские пушкари могли набираться не только из родственников пушкарей, но и из лучших городовых пушкарей. Так, лебедянские пушкари, избрав трех человек в московские, в 1659 г. писали, что «они у нас на Лебедяни люди добрые, животами прожиточны и семьянисты, и не стары, и не увечны, и московскую службу и с пушечную стрельбу их будет»[605].
Московские пушкари чаще привлекались к стрельбам (испытания новых орудий, встреча иностранных посольств, служба в походе у «государева большого наряда»), поэтому в профессиональной деятельности они были более подготовлены – и за службу получали гораздо больше городовых. Кроме того, государь часто жаловал чин вином из своего погреба и сукном московских артиллеристов за стрельбы, в честь церковных праздников[606].
На протяжении всего XVII столетия способы комплектования менялись. Правительство то вводило новые правила «прибора», то возвращалось к старым. Набор пушкарей из «вольных» людей так или иначе привлекал внимание беглых крестьян и служилых людей. К примеру, русское население в ряде регионов (по засечным чертам в особенности) было малочисленным, чтобы из него можно было набрать необходимое количество артиллеристов, – поэтому там пушкари набирались по-прежнему из вольных и гулящих людей из соседних, более населенных, регионов.
По Соборному уложению 1649 г. было велено выдавать записавшихся в служилые люди «по суду и сыску». «А которые московские и городовые посадские люди были в посадском тягле и стали в пушкари и затинщики, и в воротники, и в кузнецы, и в иные во всякие чины, и тех по сыску всех имать в тягло»[607]. Правительство несколько раз обращалось к такой практике, так как на периферии такие указания не выполнялись.
В 1653-54 гг. было запрещено прибирать в пушкари беглых стрельцов[608]. Чума 1654 г., выкосившая значительную часть служилого сословия, а также боевые действия в Литве и на Украине привели к тому, что начался массовый вызов из городов новиков и «пушкарской» молодежи (детей, племянников) «к Москве на житье». Впрочем, в таких случаях специально оговаривалось, что «которые украиные городы по черте стоят и с которых городов на житье в Москве пушкарей не имать»[609].
В 1671–1672 гг. последовало распоряжение, по которому крестьян и бобылей, которые убежали от вотчинников и помещиков и были в служилых людях, велено «по суду и по сыску отдавать по писцовым книгам»[610]. 1679 г. датируется указ, согласно которому люди пушкарского чина, взятые на службу после 1663 г. из крестьян и посадских людей, возвращались в прежнее сословие[611].
Численность служилых людей пушкарского чина
Из-за отрывочности сведений очень трудно подсчитать общее количество служилых людей пушкарского чина. Беглый подьячий Г. Котошихин писал о том, что в середине XVII в. «будет пушкарей, и затинщиков, и мастеровых всяких людей с 600 человек на Москве, кроме городовых». Подсчитать изменение численности московских пушкарей помогают сохранившиеся росписи и переписные книги, составленные в Пушкарском приказе.
Численность московских пушкарей в XVII в[612].
Необходимо заметить, что источники, на основе которых составлена таблица, не обладают полнотой сведений. Дело в том, что документы фиксируют лишь пушкарей, находящихся на момент переписи в Москве, и совершенно не учитывают «отъезжих». Так, в 1686 и 1691 гг. по списку числился 521 человек пушкарского чина, но из них только 223 на момент выдачи суконного жалованья находились в Москве, а остальные были в отъезде[613].
На протяжении XVII столетия численность его существенно не менялась. Между тем наблюдается постепенное увеличение в 1,5 раза количества городовых пушкарей. В 1678 г. в 150 городах было уже 2805 людей пушкарей по сравнению с 1782 пушкарями в 1625 г.[614]
В 1630 г. из 4215 человек пушкарского чина 2700 числилось в пушкарях и затинщиках[615]. Общий удельный вес людей «у наряда» по росписи 1651 г. составил 3,2 % (4245 человек) из общего количества вооруженных сил в 133 210 человек[616]. К концу XVII в., надо полагать, численность пушкарского чина не превышала 5000 человек.
В мирное время пушкарский чин жил в особых пушкарских слободах, насчитывающих несколько десятков дворов. Самая большая пушкарская слобода находилась в Москве в непосредственной близости от Пушечного двора у церквей Сергия и Преображения «в Пушкарях». По описи 1638 г., в ней было 372 двора «московских пушкарей и пушкарского чину людей»[617]. В городах пушкарям разрешалось селиться на расстоянии не более 2 верст от города, чтобы в случае опасности они могли успеть занять место у городских орудий.
За порядком в слободах следили пушкарские десятники и пятидесятники. В слободах пушкари имели свои съезжие избы, в которых велся учет всех служилых людей. Росписной список Москвы 1638 г. показывает, что в пушкарских слободах стояли также и «дворы всяких людей»: торговцев, захребетников, колодезников и др. Встречались там, кроме всего прочего, и церковные дворы, на которых жили попы и дьяконы[618]. В указе 1674 г. говорилось, чтоб «иногородних приезжих и прихожих всяких чинов людей ставиться без памятей из Пушкарского приказу и без приказной записки отнюдь не пускали»[619].
Пушкарский чин в слободах должен был придерживаться ряда правил: запрещалось селиться посторонним без специального разрешения из Пушкарского приказа, кроме того, в летнее время запрещалось при ветреной погоде топить печи[620], а также строить бани вблизи пороховых погребов[621]. Вместе с осадными или пушкарскими головами выборные совершали объезды слобод. В наказной памяти пушкарскому сотнику Титу Станочнику 1646 г. «Ведати ему в своей сотне, в Пушкарской слободе пушкарей; дву человек пятидесятников… да десятников…», чтобы у пушкарей и захребетников «татьбы и корчмы» не было[622].
В посадах и в своих слободах пушкари занимались торгово-промышленной деятельностью и сельским хозяйством. В кормовой росписи 1627 г. среди 283 московских пушкарей, числящихся в кормовой росписи начальника Пушкарского приказа Д.И. Мезецкого (30 января, 1627 г.), можно встретить кузнецов, плотников, шапочников, костоправов, зелейных и селитренных мастеров