[644]. Внутри своей пушкарской корпорации пушкари могли меняться своими «службами». В 1676 г. пушкарь Иван Левонтьев писал: «выбран я… в приказ в денщики, год ходил и… поговоря промеж себя палубовно с масковским же пушкарем Артемьем Прокофьевым, что ему, Артемью, за меня ходить год в денщиках, а мне, Ивану, за него, Артемья, ходить на дела и караулы»[645].
Московских пушкарей, в отличие от городовых, часто привлекали к работам на Пушечном дворе, а в некоторых случаях переводили в ученики к мастерам. Так, пушкарь Прошка Захаров «служил он государеву службу у пушечного и у колокольного мастера у Ондрея Чохова в пушечных ученикех, и мастера де их, Ондрея Чохова, не стало, и после де мастера Ондрея Чохова велено ему быти в пушкарех». В 1636 г. во время работ на Пушечном дворе по отделке пищали у него «от зубила большого трескою глаз левой вышибло, и ныне де стал без глаза увечен»[646]. Некоторые пушкари становились «зелейными учениками»[647].
В 1680-х гг. пушкари в челобитных указывали, что «пушечные и колокольные и плавильные и зелейные и фитильные дела делают, и на службах… в полкех бояр и воевод служат же, и во всех всяких посылках бывают, и стоят на караулех беспрестанно»[648]. Во время службы в Москве они должны были «государев полковой болшой и галанский наряд» осматривать «в неделе по дважды, чтоб тот наряд был весь чист и станки б и колеса и дышла все было чисто жив целости»[649].
В связи с масштабным строительством засечных черт служилых людей стали привлекать для несения службы на засеках. На более ответственные участки засечной черты Пушкарский приказ посылал более опытных в профессиональном отношении московских пушкарей[650].
По росписи из Пушкарского приказа 1638 г. «послано… наряду и пушечных запасов» к тульским засекам на Завитай 26 пищалей и 11 тюфяков. Для обслуживания засечного наряда было приписано 16 чел. московских пушкарей и 21 чел. тульских «в прибавку»[651].
В 1640 г. три десятка московских пушкарей жаловались, что были посланы на Тулу «по Завитаю и по засекам», живут бессъездно день и ночь, «платьишком оборвались и одолжались великим долгом», вследствие чего просили их отпустить в Москву, что и было удовлетворено[652]. Вместо московских пушкарей «у пушечного наряду» велено поставить временно городовых пушкарей. Конечно, такая служба была обременительная для пушкарского чина – в документах зафиксированы случаи побега с засек[653].
Пушкарей также привлекали на должность «приписных засечных сторожей», что нередко вызывало бурю протеста среди пушкарского сословия. В 1629 г. засечный голова рязанской Лийской засеки Г. Кувшинов жаловался, что казаки и пушкари г. Сапожка не желают поставлять ему людей на эту должность и чинят ему угрозы убийством[654].
С 1640-х гг. к артиллерии новых крепостей привлекали пушкарей из других городов. Так, в Царев-Алексеев из Старого Оскола перевели 19 пушкарей и 4 воротников, в Верхососенск из Тулы 8 чел. и из Гремячева 20 чел., в Карпов из Мценска и Орла – 12 чел.[655]
Война на Украине и боевые действия с Турцией в 1654-1670-х гг. вынудили Пушкарский приказ мобилизовать пушкарей «и всякого пушкарского чину» из городов «для полковой службы».
В период службы у орудий у пушкарей были специальные инструменты, необходимые для стрельбы – банники и вишеры для очистки ствола, затравки и фитили, шила и натруски. Из личного орудия в документах фиксируются пищали, бердыши, копья, ножи[656].
За свою службу пушкарский чин получал жалованье – денежное, соляное, хлебное. Оклад столичных служилых по традиции был выше, чем у городовых. Жалованье делилось по «статьям», в зависимости от профессиональных навыков и срока службы. Так, в 1638 г. московские пушкари получали годового жалованья «по статьям»: 34 чел. по 8 руб., 12 четей ржи, 12 четей овса, 4 пуда соли; 3 чел. по 7,5 руб., по 12 четей ржи и овса, 3 пуда соли; 19 чел. по 7 руб., по 10 четей ржи и овса, 3 пуда соли; 81 чел. по 6 руб., по 10 четей ржи и овса, 3 пуда соли и т. д.[657]
В период полковой службы у наряда пушкари получали от 3 до 6 руб.[658]
В 1631 г. ржевские пушкари получали в год по 2,5 руб., по 6 четей ржи (деньги выделялись из Устюжской четверти, из кабацких доходов)[659]. Севские пушкари и затинщики (50 чел.) получали по 3 руб., деньги вместо хлебного жалованья выделял Приказ Новой четверти[660].
Жалованье мещерских пушкарей (6 чел.) состояло из 2,5 руб., а вместо хлебного жалованья (по 6 чети ржи с четвертью) деньги по 3 алтына Ш деньги за четь выделялись также из Приказа Новой четверти[661]. Неравное распределение жалованья в городах Центральной России вызывало недовольство обделенных слоев пушкарского чина. В 1631 г. била челом государю корпорация лихвинских пушкарей, которые просили отстранить их от тяжелых работ на селитренных варницах, выплатить жалованье и поверстать их хлебных жалованьем наравне с калужскими и белевскими пушкарями[662]. Всего же в этом году согласно «дела о выдаче денежного жалования городовым пушкарям, затинщикам, кузнецам и плотникам на 139 г.» в 29 городах Центральной России на 859 человек пушкарского чина, подведомственных Пушкарскому приказу, выделялось 2290 руб. 3 алтын 2 деньги, хлебное жалованье (4376 четей с полуосминою ржи и 1854 чети овса) выплачивалось деньгами; общая сумма расходов составляла 3834 руб. 8 алт. 5 ден.[663] В 1647 г. по смете расходов Устюжской четверти на жалованье пушкарского чина г. Москвы было выделено в Пушкарский приказ 9541 руб. 24 алт. с полуденьгой[664].
В 1647–1648 гг. денежный оклад пушкарей в Новгороде равнялся 2,5 руб., хлебный – по 6 четей ржи, 3 чети овса и 1,5 чети ячменя; соляное жалованье выдавалось деньгами на сумму в 2 алт.[665] Через тридцать лет новгородские служилые получали в год по 3 руб., по 6 четей ржи и овса[666].
Единообразным по покрою платьем пушкари стали снабжаться с середины XVII в. – во время царствования Алексея Михайловича. Пушкарские кафтаны по покрою ничем не отличались от стрелецких и солдатских.
Сохранились довольно скудные описания обмундирования служилых людей пушкарского чина.
Краткие упоминания о кафтанах в делопроизводственных отечественных документах, лаконичные рассказы иностранцев, иногда снабженные рисунками, и немногочисленные сохранившиеся экспонаты исторических музеев – вот и весь набор источников, которыми ограничен исследователь. А. К. Левыкин и Р. Паласиос-Фернандес в своих работах отмечали, что в платье пушкарей преобладали красный, синий и зеленый цвета[667].
В 1660-х гг. московские пушкари носили также суконные куртки.
Согласно «записной тетради Пушкарского приказа», в 1660 г. было дано «416 человеком на курты сукна по пол 5 аршина человеку. А во 190 (1681/1682) и во 199 (1690/1691) годех 521-му человеку для вечного миру и христианского покою с полским королем по сукну человеку, в том числе: старым 57 человеком по сукну агянскому мерою по пол 5 аршина. Молодым 166 человеком по сукну шиптуловому мерою по 5 аршин человеку. А достальным, которые на Москве и которые на службе, женам их дано вместо сукна денгами»[668].
Согласно традиции зеленое английское сукно получал десятник, а дешевое красное «анбурское» (гамбургское) и еще более дешевое «шиптуховое» (шиптуха) – рядовые пушкари в зависимости от выслуги лет.
С 1660-х гг. для торжественных встреч у пушкарей появляются аламы. Само слово «алам» происходит из арабо-персидского лексикона и означает значок, штандарт, знамя, знак на публичных зданиях, а также украшение на одеждах[669]. Этот термин в нескольких вариантах (аламъ, оломъ, оламъ) чаще всего употреблялся в русских источниках с XIV в.[670]
Аламами в первой половине XVII в. чаще всего назывались кованные или чеканные пластинки круглой или овальной формы, которые нашивались на кафтаны, шубы и полушубки. У П. И. Савваитова слово «алам» употребляется в двух значениях: 1) серебряная, вызолоченная бляха, кованая или чеканная, 2) вырезок ткани, низанный жемчугом с каменьем[671]. В «Материалах для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского алам – это «нагрудье, пристегиваемое к платью, pectorale…»[672]. Исследователи в трактовке восточного термина отталкивались от описаний «кроельных книг», но при этом совершенно не раскрывали значение и военную символику пушкарских аламов. Отчасти причина заключается в том, что дьяков XVII в. редко интересовала принадлежность описываемых ими вещей к тому или иному роду войск, и зачастую очень сложно отнести упоминаемый в описи предмет к пушкарскому снаряжению. Эмблемы пушкарей в документах именовались по-разному: «аламы», «зерцаль