неприспособленность Чацкого, его романтическую отвлеченность от вопросов суровой жизненной “прозы”, его неприкаянность»70.
Но яснее ясного, что Фамусов костьми ляжет, а не допустит брака дочери с Молчалиным! Софья для того и рассказывала придуманный сон, чтобы посмотреть, не выразит ли отец сочувствие герою. Но отец был категоричен: «Ах! матушка, не довершай удара! / Кто беден, тот тебе не пара». И Лиза взывает госпожу к благоразумию:
На что вам лучшего пророка?
Твердила я: в любви не будет в этой прока
Ни во веки веков.
Как все московские, ваш батюшка таков…
Батюшка не даст согласия ни в каком случае? А если рекомендовать ему не им выбранного – отцом будущего внука (или внучки)?
Опрометчивость гипотез, основанных только на предположениях «а вдруг…», свидетельствует, что они – плохие аргументы. Но рискнуть на таковые подталкивает неопределенность в биографии писателя. По-разному фиксируется год его рождения. Высказывается гипотеза, что мальчик родился до замужества матери (но мать не бросила ребенка; не потому ли Грибоедов признателен в отношении к матери, хотя духовно они друг другу чужды?). В этом случае над Грибоедовым долгое время дамокловым мечом нависала угроза быть объявленным незаконнорожденным – с лишением прав дворянства. (Не отсюда ли – на начальном этапе – активное стремление сделать успешную карьеру: подстраховка на случай?).
Биографическая тайна Грибоедова очень хорошо была упрятана. Слишком нарочитым было бы намерение увидеть хотя бы и слабый след ее в «Горе от ума». Фактография комедии полностью представляет художественный вымысел. Но эмоциональные токи (без конкретизации!) могут что-то сказать.
Содержание сценической поэмы ассоциативно шире, чем действие на сцене. Тут просто толчки для самостоятельных раздумий воспринимающих.
КОМЕДИЯ «В СТИХАХ»? Издания «Горя от ума» на титульных листах обычно обозначают жанр: «комедия в стихах» (иногда с добавлением объема: «комедия в четырех действиях, в стихах»).
Что значит это широко употреблявшееся в ту пору обозначение – комедия в стихах? Может и ничего не значить, если оно сугубо формально: актеры, зрители – или читатели без труда разберут, как произведение написано, стихами или прозой – и на вид (напечатано в столбик или в линию), и на слух (ритмично или не соблюдая ритм). Впрочем, издатели той поры давали объявления о выходе в свет новых произведений: здесь уточнение «в стихах» сохраняло информационное значение. Но стихи могут влиять на все художественные компоненты произведения.
К слову, во времена античности все драматические сочинения полагалось писать исключительно стихами. Трагедия упорнее держалась за традицию, возможно потому, что на кон выставлялись не много, не мало – важнейшие принципы жизни; говорить об этом было прилично высоким, изысканным способом, и стихи, которыми в быту мы не говорим, здесь пришлись кстати.
По мере развития литературного языка происходит выравнивание художественных возможностей вначале контрастных стилевых форм. В трагедиях Шекспира наблюдается чередование стихотворных и прозаических фрагментов. Это серьезное продвижение на пути к ликвидации монополии даже тех приемов, которые исторически выполнили свою продуктивную роль.
В русской литературе «русский Расин» Сумароков заложил интересную традицию. Свои девять трагедий он написал стихами, двенадцать комедий – прозой. Теоретически драматург признавал равноправие жанров, но настаивал на соблюдении авторами жанровых канонов, которые они сами изберут: «Не раздражайте муз плохим своим успехом, / Слезами Талию, а Мельпомену смехом». В идейном плане отдавал приоритет трагедиям, создавая их полномасштабными, в пяти актах. Комедиям предназначалась миссия быть интермедиями, потому они больше одноактные и не превышают трех актов.
Фонвизин закрепил успех комедий в прозе, но к монополии такой формы это не привело, продолжала бытовать и комедия в стихах. Автор множества комедий, «покровитель» Грибоедова Александр Шаховской помечал количество действий в своих произведениях, добавляя обозначение «комедия в стихах», «комедия в вольных стихах». При этом Шаховского трудно именовать поэтом: стихи – это только внешняя форма его комедий. Существеннее ситуация внутренняя. В Грибоедове любовь к поэзии и любовь к драматургии (поначалу и к театру) – это не набор страстей, а одна, комплексная. Тут как не опереться на оценку Пушкина: «Его рукописная комедия: “Горе от ума” произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами» («Путешествие в Арзрум»). Недвусмысленно заявлено, что стихи в комедии – не формальность и автор – в первую очередь поэт, а уж потом драматург.
Грибоедов выбрал стиховую форму комедии, но нужно ли подчеркивать это в жанровом определении? Если исходить только из внешней формы, дублировать термином то, что сразу видит глаз (или воспринимает слух), нет надобности. Но если стиховая форма накладывает свой отпечаток на движение сюжета, на изображение характеров, тогда овчинка стоит выделки.
Именно в широком значении понимал эту проблему Н. К. Пиксанов: «Сама стихотворная форма Г. о. у. тесно связана с быстрым, горячим артистическим темпераментом автора. Для реалистической бытовой комедии, какой в большой мере является Г. о. у., стихотворная форма теперь кажется необычной. И в позднейшей русской литературе не появлялось ни одной комедии, сколько-нибудь известной и ценной, которая была бы написана стихами. А для Г. о. у. стихи естественны, сродны, так как это – лирическая пьеса, и внутреннему ритму авторского темперамента соответствует внешний стихотворный строй»71. Ю. Н. Борисов настаивает: «Многие недоумения, имевшие место в полуторавековой истории восприятия и истолкования грибоедовского шедевра, возникли оттого, что недооценивалась специфика жанра стихотворной комедии»72. Еще резче эту проблему ставит современный поэт А. С. Кушнер: «Стихотворных комедий… можно назвать множество, но в том-то и состоит отличие “Горя от ума” от них, что стихи здесь имеют принципиально новое значение, являясь лирическим двигателем произведения»73.
Решительно идет тем же путем В. Соловьев. Критик даже готов воспринимать «Горе от ума» «сценической поэмой»74. Это перехлест. Таким был первоначальный замысел Грибоедова, но произведение для чтения (пусть и в драматической форме) поэт преобразовал в произведение для театра, так что теперь жанровое определение надо искать среди драматургического набора. Тем не менее комедия в стихах не перестает быть литературным произведением и тем самым – предметом для чтения. Роль стихового начала в «Горе от ума» критик подчеркивает с полным правом: Чацкий «превращает комедию и фарс в трагедию, и потому “Горе от ума” – явление одновременно лирики и драмы. …комедия Грибоедова – это книга прекрасных стихов – от страстных гражданских монологов, гневных филиппик и едких эпиграмм до любовных признаний, “дорожных жалоб” и грустных медитаций» (с. 173).
Из этого сложнейшего вопроса вычленим такой компонент: можно ли фрагменты комедии в стихах, монологи в особенности75, каким-то образом сближать с лирическими стихотворениями? Видимо, да76, поскольку подчеркивается стиховая основа произведения. Лирическое стихотворение, каким бы емким оно ни было, не может вобрать в себя весь внутренний мир поэта (здесь – говорящего субъекта); оно точечно, концентрированно передает его воззрение на избранный предмет. Детали описания для своей выразительности требуют больше автономии. Получается: то, что хорошо на своем месте, не вполне согласуется с тем, что по-своему хорошо в другом. Пушкин такие несогласованности в «Евгении Онегине» назвал «противоречиями». Грибоедов несогласованности никак не назвал (он очень многое оставил без своих авторских комментариев). Это явление и жанровую природу его, думается, можно понять по аналогии. А. С. Кушнер даже настаивает: «Комедия в стихах – вот ключ к разгадке “Горя от ума”, к ее странностям и несоответствиям, на которые одним из первых указал Пушкин» (с. 383).
Любопытная, однако, вещь просматривается: говорная, с обилием монологов основа «Горя от ума» выполняет не только информативную функцию, но и служит средством изображения героев; важно не только то, что он говорит, но и то, как и почему так говорит. Еще одно следствие стиховой формы изложения: «…Автор выглядывает даже из-за спины Фамусова, настолько сильно в нем желание высказать наболевшее. …Фамусов ругает французов – “губителей карманов и сердец”, с нетерпением спрашивает, когда же “избавит нас творец” от западной моды» (с. 383).
Хочу отметить очень существенную особенность повествования (изложения) в стихах. Александр Блок заметил: «Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звезды. Из-за них существует стихотворение». Поэт признает и «темные» стихи, где опорные слова «не блещут». «Хорошо писать и звездные и беззвездные стихи, где только могут вспыхнуть звезды или можно самому их зажечь»77. Читателю стиха нужно учиться распознавать опорные слова, осознавать связи между ними.
Повтор какого-либо элемента текста обычен для художественного текста, независимо от выбранного рода и жанра (сошлюсь на два знаменитые описания весеннего дуба в эпопее Л. Толстого «Война и мир»). Но в тексте, написанном стихами, роль повторов усиливается, добавляет еще один своеобразный ритм, который хочется назвать рифмой детали.
Исследователи «Горя от ума» особенно активно опираются на такую параллель. «Мой муж – прелестный муж…» – нахваливает супруга Наталья Дмитриевна Горич. «Ваш шпиц – прелестный шпиц…» – работает «громовым отводом» «услужник знаменитый» Молчалин. Но обычно все внимание уделяется повторяющемуся эпитету, поясняющему контрастные предметы. Комический эффект наблюдаемого усиливается тождеством ритмического построения этих строк и даже фонетическим кольцом (Шпиц – муЖ).