7
Под выбранным углом зрения хочется взглянуть, вслед за героями, на их творцов.
За плечами Грибоедова и опыт, достойный репутации гусара и почетного гражданина кулис. Зато семейную жизнь поэт-драматург и дипломат устроил самым непривычным образом. Об этом удивительном случае он сам рассказал в письме к Булгарину 24 июля 1828 года (Биваки при Казанче, на турецкой границе): «Это было 16-го. В этот день я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой, второй том Леночки, все на нее глядел, сердце забилось, не знаю, беспокойства ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей: <по-французски: Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам>. Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я ее усажу за фортепьяно, вышло не то, дом ее матери возле, мы туда уклонились, взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой, нас благословили, я повис у нее на губах во всю ночь и весь день, отправил курьера к ее отцу в Эривань с письмами от нас обоих и от родных. Между тем вьюки мои и чемоданы изготовились; все вновь уложено на военную ногу, на вторую ночь я без памяти от всего, что случилось, пустился опять в отряд, не оглядываясь назад». Можно ли сомневаться, что письмо написано счастливым человеком!
Но читаем его письмо В. С. Миклашевич, жене его друга Жандра. Оно написано в два приема 17 сентября и 3 декабря 1828 года. Сколько же смятения, противоречивых чувств в этих строках!
17 сентября: «…мне простительно ли, после стольких опытов, стольких размышлений, вновь бросаться в новую жизнь, предаваться на произвол случайностей, и все далее от успокоения души и рассудка. А независимость! которой я такой был страстный любитель, исчезла, может быть навсегда, и как ни мило и утешительно делить все с прекрасным, воздушным созданием, но это теперь так светло и отрадно, а впереди так темно! неопределенно!! Всегда ли так будет!!» 3 декабря: «И это кроткое, тихое создание, которое теперь отдалось мне на всю мою волю, без ропота разделяет мою ссылку и страдает самою мучительною беременностию, кто знает: может быть, я и ее оставлю, сперва по необходимости, по так называемым делам, на короткое время, но после время продлится, обстоятельства завлекут, забудусь, не стану писать, что проку, что чувства мои во мне неизменны, когда видимые поступки тому противоречат. Кто поверит!!!»
Каков темперамент! Перед человеком «так светло и отрадно» – это бы ценить и этому радоваться как подарку жизни, а он упреждающе страдает: «впереди так темно…» Судьба не стала ждать, чтобы Грибоедов увидел свою ошибку недоверчивости.
Совсем юная (шестнадцатилетняя) вдова начертала эпитафию: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя». Первой строкой она отрекается от женской ревности, признавая за мужчиной право выполнять государственные и общественные обязанности. Второй строкой она написала свое «Горе от любви». Такие слова пишутся под диктовку сердца. Единственной любви стойкая женщина осталась верной до конца; служение памяти заняло три десятилетия.
А Грибоедов, заявляя, что его чувства останутся в нем неизменны, опасается, что «так называемые дела» отвлекут его, и это может осложнить семейные отношения (великодушия молодой жены не усмотрел или, на основе прежнего опыта, в неиссякаемость его не поверил).
Тут есть основание заключить, что «домашнюю» жизнь Грибоедова решило его сердце: оно вовремя забилось, подчинило себе хозяина – и не ошиблось. Через некоторое (небольшое) время незаурядный ум обиделся, что его обошли, стал осмысливать ситуацию, напридумал воображаемые осложнения – и перестарался. Но судьбу человека не замедлили решить внешние обстоятельства. Сверх всего остального не состоялись и гармоничные отношения в семье, не частые в творческой среде.
8
Жизнь Пушкина четко делится на две части 1826-м годом. До этого срока он убежденный холостяк, причем азартно предается любовной игре, не пренебрегая удовольствиями, покупаемыми за деньги. Мы не знаем, как будущий поэт представлял себе жизнь взрослых в раннем детстве, но в программе ненаписанных автобиографических записок он датирует свою первую влюбленность еще долицейскими месяцами 1811 года. Тут его покой поколебала партнерша на уроках танцев Сонечка Сушкова; ее вспомнит Пушкин в своих лицейских стихах.
В казарменные лицейские годы, зато в мужской компании, в разговорах не чуждой цинизма, юный поэт воспевает нравы эпикурейства, но за полгода до окончания Лицея придумал себе терзания разлуки в единственной платонической любви и мучения преждевременной старости души (последнее сделает предметом художественного изучения).
Достигнув совершеннолетия и выйдя после Лицея «на свободу», Пушкин овладевает практикой образа жизни эпикурейца, не пытаясь найти единственную подругу. Ссылка вносит свои коррективы, но не кардинальные.
Наступает пора, когда женятся друзья Пушкина Всеволожский, Боратынский. Поэт подсмеивается над ними. Женится задушевный друг Дельвиг. Пушкин относится к этому сообщению мягче, но все равно иронично.
А к концу 1826 года в жизни Пушкина происходит непредсказуемое, неожиданное событие. Едва освободившись от ссылки, он начинает вольную жизнь – сватовством. Стремительность удивляет самого поэта. Во французский текст письма В. П. Зубкову, женатому на сестре предполагаемой невесты, вписывается фраза по-русски: «Мерзкий этот Панин, два года влюблен, а свататься собирается на Фоминой неделе – а я вижу раз ее в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь!» (1 декабря 1826 года). Но избранница, Софья Федоровна Пушкина, отказала поэту, предпочла «мерзкого Панина». Тут необычайна сама решимость поэта переменить образ жизни.
Новый путь в личной жизни означал поиск не партнерши по любовным утехам, а подруги жизни. И об этом деликатном поэт в «Дорожных жалобах» сумел сказать прямым текстом – как о недосягаемом пока, поскольку судьба выставила на первый план дорожные заботы. А есть заманчивая альтернатива!
То ли дело быть на месте,
По Мясницкой разъезжать,
О деревне, о невесте
На досуге размышлять!
То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;
То ли дело, братцы, дома!..
Ну, пошел же, погоняй!..
Мечты, мечты… Они простые по содержанию, но ничуть не простые по исполнению.
Вот странное решение на новом пути. В альбомной записи «Ек. Н. Ушаковой» вспоминается заклинание, прогонявшее бесов, – и применяется по неожиданному адресу:
Но ты, мой злой иль добрый гений,
Когда я вижу пред собой
Твой профиль, и глаза, и кудри золотые,
Когда я слышу голос твой
И речи резвые, живые,
Я очарован, я горю
И содрогаюсь пред тобою
И сердца пылкого мечтою
«Аминь, аминь, рассыпься» говорю.
Почему же заклинанием нужно прогонять не наваждение, а живое, искреннее очарование? Его более чем достаточно для любовной игры, но (нам не поясняется – почему) чего-то не хватает, чтобы чувству дать разгон. Тогда поэт становится ответственным за свое поведение и считает за благо отступить.
Поэтические образы обычно преломляются субъективно: это дает возможность избегать штампов. Нарисованную здесь картину не могу признать удачной. Сердце пылкое остужает чувство. Афоризм Батюшкова точнее. Там своевольное сердце подчас находит оптимальное решение, а не холодный разум (в стихотворении Пушкина и не обозначенный). Но эта трактовка не универсальна, в жизни всякое бывает.
Многолетняя и теплая дружба связывала Пушкина с Павлом Войновичем Нащокиным, добрейшим и безалаберным человеком. Был дважды женат, но после авантюрных и неудачных попыток устроить семью выбрал, наконец, в невесты девушку незнатную, но отзывчивую. Пушкина он привел в дом ее отца познакомить с невестой. Вспоминает героиня, Вера Александровна: «В первое свое посещение Пушкин довольно долго просидел у нас и почти все время говорил со мной одной. Когда он уходил, мой жених, с улыбкой кивая на меня, спросил его:
– Ну что, позволяешь на ней жениться?
– Не позволяю, а приказываю! – ответил Пушкин»156.
Тут о голосе сердца ничего не сказано, но последнюю точку ставит рассудок – и не ошибается.
Выполнение решения переменить образ жизни было нелегким и нескорым: слишком основательной была внутренняя перестройка. Движение в выбранном направлении встречало прямое противодействие. В 1828 году написано упрямое стихотворение «Каков я прежде был…»
Каков я прежде был, таков и ныне я:
Беспечный, влюбчивый…
<…>
А неисправленный стократною обидой,
Я к новым идолам несу свои мольбы…
Это стихотворение можно считать манифестом вечного холостяка. Можно видеть и продолжение этой линии, но все-таки она затухает.
А потом – поединок с судьбой.
Встретив в Москве юную красавицу, Пушкин влюбился и, опять не мешкая, 1 мая 1829 года посватался. Ответ получил неопределенный: невеста слишком молода. Через год посватался вторично. На этот раз предложение было принято. 6 мая 1830 года Пушкин был помолвлен с Натальей Николаевной Гончаровой.
Что подвигло поэта к его решению – чувство или расчет? В первом сватовстве – чувство, а дальше (и времени было много) уже не на выбор, а в сложном соединении обеих составляющих. Исповедь проникла в письмо Кравцову 10 февраля 1831 года, за неделю до свадьбы: «Всё, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было.